Пропавший чиновник. Загубленная весна. Мёртвый человек
Шрифт:
Умная, продуманная система, развивающая в детях черты характера, которые ценятся в обществе.
В понедельник с утра и в субботу после занятий школьники и учителя собираются на торжественное песнопение. Оно происходит в актовом зале, где со стен угрюмо смотрят портреты покойных ректоров. Ребята не знали этих ректоров, но наслышались о них жутких рассказов. Отцы и деды многих учеников посещали школу на площади Фруэпладс и вспоминают о прежних зверских порядках.
В актовом зале высится огромная кафедра, украшенная таинственной греческой надписью. По бокам бюсты Сократа и Платона. Старый школьный орган расположен на подмостках, с них учитель пения дирижирует хором.
Учителя
На улице Матеус носит плащ, длинный развевающийся шарф и широкополую шляпу. Если ученик забыл поклониться ему при встрече или поклонился наспех, недостаточно высоко приподняв фуражку, Матеус обязательно вспомнит об этом на ближайшем уроке пения.
— Подойди сюда, я тебе дам пощечину! — торжественно возгласит он. — Это научит тебя здороваться как следует. Полагаю, что меня нетрудно узнать на улице. Я требую вежливости и уважения!
На всех уроках пения, какие сохранились в памяти учеников, они разучивали длинную ораторию о заходе солнца: «Садится солнце в тихий час за горные вершины». Даже гимназисты из третьего класса не могут точно сказать, когда они впервые начали разучивать эту ораторию. Ее шесть голосов записаны на ворохе листов нотной бумаги, которые хранятся в стенном шкафу и вечно перепутываются, когда их надо раздавать ученикам. Ребята понимают, что им до конца школы не разделаться с ораторией. «Сосунки» поют партии сопрано и альтов. Потом их голоса ломаются, и они становятся тенорами и басами. Но и тогда они успевают дойти только до середины оратории, и, судя по всему, им никогда не продвинуться дальше того места, где «Сомкнулись лепестки вьюнка, цветок поник главою...».
Кроме того, на уроках пения ребята занимаются «упражнениями для развития слуха», в которых они ничего не понимают и вряд ли когда-нибудь поймут. И, наконец, они разучивают псалмы для торжественных песнопений. Ребята особенно любят псалом «Ты путь нам указуешь», потому что он очень длинный и отнимает большую часть первого урока в понедельник.
Когда в актовый зал входит ректор, Матеус делает знак рукой, задает тон, и хор гремит:
Играй, псалмопевец блаженный, на арфе,
На струнах играй золотых!
Для господа нашего будем играть мы
И славить его в песнопеньях своих.
Ребята не пытаются вникнуть в смысл малопонятных слов, но блаженного псалмопевца, который играет на золотых струнах арфы, всегда представляют себе в образе учителя пения.
Учеников выстраивают вдоль одной из боковых стен. Перед ними у греческой кафедры шеренгой стоят учителя, с подозрением следящие за певцами. Только один адъюнкт Лассен подпевает ученикам. Широко открывая рот, он растягивает верхнюю губу и старательно выводит верхние ноты, когда звук остальных голосов уже давно замер.
Вот они стоят все вместе. Лассен, Бломме, Макакус и маленький Водяной, Ольсен, Шефф и седобородый старик Мелас. Преподаватель фрапцузского — грозный Оремарк с мефистофельской бородкой и неровной линией бровей. Учитель закона божьего — лектор Магнуссен, по прозвищу Пророк. Худая, тощая личность в засаленном
фраке, странных полосатых панталонах и сапогах с отворотами. У него длинная седая окладистая борода, красный нос и шишковатый лысый череп. Учитель гимнастики господин Эйбю, подтянутый, полный достоинства, с военной выправкой и все-таки не совсем уверенный в себе: он зпает, что другие преподаватели смотрят на него свысока, потому что он не такой ученый, как они. Адъюнкт Стеффенсен с чернильной полосой в усах и с чернилами под ногтями. И все остальные педагоги. Они стоят, как воплощение самой судьбы, и бросают на учеников мрачные взгляды.Не подумайте, что это злодеи, ненавидящие детей и желающие причинить им вред. Это добросовестные, ревностные служаки. Многие имеют докторскую степень и создали ценные научные труды. Это образованные, знающие, способные люди.
Но все-таки им, очевидно, недостает каких-то способностей, раз дети видят в них своих врагов. Ожесточенных, безжалостных врагов, без которых жизнь была бы куда счастливей.
Глава 26
В субботний вечер Эрику Рольду разрешили пойти в кино. Эрика пригласил его друг Гернильд, и родители дали ему деньги не только на билет, но и на порцию мороженого.
Эрик едва дождался наступления вечера и почти не ест за обедом. Он боится опоздать. Сеанс начинается ровно в семь.
— Зачем ты берешь в кино кинжал? — спрашивает мать.
Но Эрик чуть не плачет при мысли, что ему придется
оставить кинжал дома.
— Ладно, — говорит отец. — Пусть берет. Только дай слово, Эрик, что не вынешь его из ножен. Я все понимаю: ты идешь смотреть страшный разбойничий фильм — не мешает вооружиться до зубов. Ха-ха!
— Детям нельзя носить кинжалы, — замечает старшая сестра Рольда.
— Заткнись, — говорит Эрик, собираясь уходить.
— Как только пробьет девять — сейчас же домой, — напутствует отец.
Микаэль Могенсен ни разу в жизни не был в кино. У родителей нет денег на такие развлечения. Наверное, поэтому отец Микаэля говорит, что кинематограф наносит ущерб вере.
Но в эту субботу Микаэлю тоже позволили уйти из дому. Он собирается к Амстеду. Они хотят вместе решать задачи по математике.
— Вы что ж это, собираетесь списывать друг у друга? — спрашивает почтовый контролер.
— Что ты! Мы просто будем вместе решать. Господин Дюэмосе сам говорит, что это очень полезно.
— Микаэль никогда не станет обманывать учителя, — говорит фру Могенсен. — Да Теодор Амстед — хороший мальчик. Раз наш сын дружит с ним, я спокойна за Микаэля.
— Ты права, Амстеды — приличные люди. Они, кажется, живут на Упсалагаде? Прекрасный район. Видно, у них денег куры не клюют. Кто отец Амстеда? Кажется, директор конторы?
— Да, кажется, директор, — отвечает Микаэль.
— Ну ладно, иди. Только сперва вымой руки. И причеши волосы. Что подумает фру Амстед, если ты придешь в таком виде? И ровно в девять будь дома.
— Тогда мы ничего не успеем. Амстед никогда не ложится в субботу раньше десяти. Нам ведь завтра не идти в школу.
— Зато завтра мы пойдем в церковь. Раз тебе сказано, изволь слушаться. У нас в семье дети должны ложиться спать вовремя.
В четыре часа пополудни уже смеркается. А когда Могенсен, завернувшись в свой широкий плащ, выходит из дому, на улице почти совсем темно. Фонари отражаются в лужах на Эстербро. А в озере Черной Дамы мигают рекламные огни.
Могенсен бредет в своем дождевике, точно рыцарь, закутанный в плащ. Но идет он совсем не к Амстеду.