Пропавший в чёрном городе

– Вкусный хлеб получается?

Николай захохотал.

– А ты что, и не распробовал?! Только что, под картошечку, употреблял, аж за ушами трещало!

– Это свой хлеб, заводской?!

– Да, а как же иначе-то… И рыболовецкая артель у нас тоже имеется. Составлена из рабочих, имеются неплохие уловы. В углу заводской территории устроена своя коптильня, так что почаще принюхивайся. Ни один килограмм добытой рыбы не пропадает зря.

– Молодцы какие! Как у вас тут всё хорошо!

– Ну не всё ещё так гладко… Здесь пока нет клуба, красного уголка, радио не проведено, столовая не запущена, душевые не каждом цеху. Да и общие жилищные условия пока тяжёлые…

Дядя Серёжа, совсем уже не сонный и не хмурый, повернулся к Мишке.

– А вот скажи, мил человек, как ты токарем-то стал? С детства, что ли, о таком мечтал? С яслей?

– Нет, не с детства. В школе я хотел художником стать…

– Рисуешь хорошо?!

– Говорят, что хорошо… На городских выставках и конкурсах мне призы давали.

– Давали? Брал?

– Брал.

– Ну, а с какого такого перепугу ты тогда в токаря-то подался?

– Война началась. Мой старший брат Славка токарем на нашем комбинате стал, ну, где и мама работает. После него и меня на фабрично-заводское обучение приняли.

– Ну и как?

– Хвалили. Говорили, что и в теории понимаю, и со станком умею обращаться.

– Надо же, какой ценный кадр к нам из Москвы приехал!

Дядя Серёжа хлопнул Мишку по коленке.

– Ты, Мишаня, не обижайся на меня, я не всегда добрые слова людям говорю, так уж получается… Вижу, что парень ты грамотный, смышлёный, хороший. Будем работать, всегда чем смогу, помогу, обращайся.

– Спасибо!

Николай, с кружкой в руке, тоже устроился на своей койке, откинулся спиной на стену.

– Тут многие ребята, приезжие, школу не успели перед войной закончить, а сейчас учиться им чрезвычайно хочется. Начальство говорит, что тоже планируют здесь такое же обучение вводить, фабрично-заводское. Как ты считаешь, получится?

– Конечно! По всей стране очень здорово получается и здесь получится!

Мишка заулыбался всем, крутанулся на табуретке.

– Возможности-то какие открываются большие! Главное – все, кто учится, находятся на полном государственном обеспечении, им полагается питание, место в общежитии и одежда. Я-то ведь из обычной школы на комбинат из-за войны ушёл; сначала Славку моего в порядке мобилизации на обучение в ФЗО направили, а потом и я, после него, попросился. Чтобы не в армию идти, рановато по возрасту было, а работать, пользу приносить!

Во-вторых, дисциплина. За грубые проступки и за самовольный уход из училища у нас там запросто можно было получить год заключения в трудовую колонию, каждый держал ухо востро, не разгильдяйничал!

– Полгода всего учиться?

– Да, полгода. Правда, на некоторых сложных специальностях – до десяти месяцев. Отучился – и ты квалифицированный рабочий, с повышенной категорией и с рабочим разрядом!

Николай спрашивал Мишку, задавал правильные, нужные вопросы, ровно, по порядку, как гвозди заколачивал.

– А с призывом как дела в таком случае обстоят? Ну, в армию… А то учишься, учишься, а тебя – р-раз! – и опять в сапоги! Не получится так?

– Это и мы проходили, такие же вопросы директору училища тоже задавали. Славка всё на фронт рвался, мне-то уже поздно было, война закончилась. Директор наш, отличный дядька, сам фронтовик, с ранениями, орденоносец, объяснил нам, что на в этому году и ещё на три года в Советском Союзе не будет проводиться всеобщий призыв в армию. Вместо этого молодежь призывного возраста обязана трудиться на мирном фронте. Солдат у нас в стране сейчас много, а вот рабочих рук для того, чтобы восстанавливать разруху, не хватает.

– Девчонки тоже у вас там, в ФЗО, учились?

– Ещё какие, самые лучшие! Они же терпеливее нас, грамотнее. Хорошо учились, хорошо работали.

– Всем такое дело нравилось? Ну, вроде как против своей воли, по принуждению вкалывать?

Николай с сожалением посмотрел в свою пустую кружку, не вставая с койки, поставил её на стол.

Мишка нахмурился, вспоминая.

– Конечно, не все выдерживали трудности, попадались маменькины сынки, лентяи, нюни пускали. Были случаи, когда мальчишки убегали с завода к родителям, а те прятали их по домам… Но это всё чепуха! Зато у остальных, кто не струсил, такая гордость за свой завод была! Нас же обеспечивали все необходимым, и формой тоже, рабочей и парадной. Посмотрели бы вы, как наш завод в этом году восьмое марта праздновал! Нас, учащуюся молодёжь, отдельной колонной на сцену комбинатовского дома культуры выпустили! Мы все были в чёрных шинелях с блестящими пуговицами, с фуражками! Песню пели про рабочий класс, так здорово было…

И рабочую одежду нам выдавали тоже: фуфайки, брюки и шапки-ушанки. А после окончания, когда мы уезжали по направлениям и путёвкам, ещё каждый снабжался одной парой белья, одежды и обуви.

– А сразу у тебя всё получалось-то? Ну, на сложных станках работать, по чертежам?

– Не, ты что?! Поначалу волновался на производстве, столько металла в стружку попусту перегонял, ошибался, стыдно было! Но потом приноровился, учили-то нас хорошо, и пошло-поехало… Я однажды выполнял важное задание, нужно было срочно сделать почти тысячу одинаковых деталей. Но свёрла у нас были углеродистые, постоянно тупились, приходилось их часто затачивать, время тратить. Я сбегал к знакомым пацанам, тоже нашим, вместе учились, они в соседнем цеху работали, попросил у них в инструменталке других свёрл, быстрорежущих. Ну, и всё получилось… Вечером, когда пришёл на вторую смену, около моего рабочего места была повешена стенгазета "Молния", стояли мастер и директор училища, которые начали поздравлять меня! Потом наградили грамотой и дали премию в пятьсот рублей! Когда я принёс домой деньги и грамоту, мама целовала меня и от радости тоже плакала… Вот такая история.

Мишка замолчал.

Все, кто был в комнате, тоже молчали.

– Трудно тебе здесь будет, Мишка… Да и всем нам тоже.

Дядя Серёжа выпрямился, присел на койке правильно, не сутулясь.

– Сам увидишь завтра, что здесь за прославленное предприятие… Не завод, а одно название. Сплошные развалины, в стенах и крышах – пробоины от снарядов, в некоторых мастерских до сих пор ещё лежат заготовки для мин и снарядов, которые немцы здесь до последних дней делали. Литейка – убогая, низкая, вся прокопчёная, кран-балка там ручная. Только недавно, в прошлом месяце, проложили по заводу кабель, потихоньку подключают станки, а так они все на общей трансмиссии. С канализацией начальство тоже что-то долго возилось, но так ещё не запустило её толком… Транспорт на заводе – гужевой, три лошадки металл по цехам таскают, и ещё доисторический трёхколесный грузовичок ездит.

– И экскаватор.

– Да, правильно, ещё и предельно ветхий экскаватор имеется, его почти всё время используют на погрузочно-разгрузочных работах. Станки ищем, собираем по всему Кёнигсбергу! Горелые, разбитые. В развалинах бывших фабрик много чего подходящего можно найти, если хорошенько поискать… Зимой вот притащили с окраины долбежный станок немецкой фирмы "Бутлер"; наши мужики немного покумекали, тоже ввели его в эксплуатацию. Электрики раскопали где-то в кирпичах передвижную электростанцию и динамо-машину. Так что не грусти, Мишаня! Мы и на этом барахле дела умеем делать. Уже успешно ремонтируем бетономешалки для городского строительства, делаем детские кровати и взрослые, односпальные. А в этом году нашему заводу довели первое серьёзное задание – выпустить партию, полсотни штук, насосных лебёдок! Настоящих, со штанговым насосом.

– Будьте уверены, дядя Серёжа! Я бригаду не подведу!

Мишка вскочил, взъерошил пятерней волосы, принялся с улыбкой расхаживать по комнате.

– Буду работать, в свободное время буду брата искать! В выходной доберусь до комендатуры, там же люди всегда, круглосуточно, дежурят. Если потребуется, то ещё раз схожу. У людей в городе буду спрашивать… Только вот закавыка какая имеется: я ведь по-немецки ничего не понимаю! Придётся учиться.

– А ты вот Эрика нашего в немецкие учителя возьми.