Пророчество Предславы

— Не знаю… — ответил Косой, не сводя с плошки глаз.

Осторожно приподняв, он заглянул под неё и крякнул. У незнакомца выпало две шестёрки.

* * *

Оставив Скомороха в корчме, Рыжий, наконец-то, решил навестить Настю. Он был растерян и смущён, не зная, как встретит его женщина после столь длительной разлуки. Может быть, она охладела к нему, забыла, может быть, другого завела мужика? Хотя, вспомнил вовремя Рыжий, Мария вроде бы говорила, что одна Настя живёт.

Он перебрался через знакомый овраг, где в прошлом году увидел монахов, что и послужило причиной его поспешного бегства. Вышел к Курмышам, нашёл дом и робко постучался в дверь.

Дверь оказалась незапертой. В Курмышах, собственно, редко их запирали. Местные друг друга не трогали, а чужаки сюда забредали редко. Рыжий и теперь словно чувствовал на себе настороженные взгляды людей.

Постояв ради приличия некоторое время, но так и не дождавшись ни ответа, ни появления хозяйки, он набрался духу и вошёл.

Настю он нашёл в комнате. И не одну.

Младенец, сосредоточенно сосущий грудь, зыркнул сердито на вошедшего человека. Настя улыбнулась. Казалось, она вовсе не удивилась появлению Рыжего. Возможно Мария предупредила её, а быть может сама как-то почувствовала.

Женщина попыталась встать, но ребёнок вцепился в волосы, в руку и нахмурился ещё больше. При этом он принялся сосать с такой скоростью, словно заподозрил гостя в намерении отобрать у него материнскую титьку.

Как следствие, младенец поперхнулся, облив молоком всё вокруг, заорал. Настя, наконец, поднялась и, покачивая малыша, подошла к Рыжему. А на того будто столбняк напал. Схватился рукой за притолоку и ни с места.

Настя изменилась. Самую малость располнев, она, тем не менее, выглядела красивей, чем прежде. А может так просто показалось Рыжему.

— Чего стоишь, проходи, — сказала она тихо.

Рыжий вошёл в комнату и присел на краешек лавки. Настя уселась рядом. Они молчали пока малыш не уснул. И всё это время Рыжий размышлял, его ли это ребёнок. По всему выходило, что его.

Увидев, как он покраснел и поняв причину, Настя кивнула в подтверждение.

— Ах, ты! — только и смог произнести Рыжий. — Ну, Мария, не могла предупредить…

Он взъерошил голову и отчего-то набросился на Настю:

— А ты, чего весточку не подала?

— Ты ж убежал тогда со своим монахом, словно вам обоим пятки смазали, а где тебя искать, как найти, не сказал. Я уж и к Марии ходила спрашивала, но она не знала ничего. Правда нагадала, как-то, что ты объявишься ещё…

— Я же не знал… — виновато произнёс Рыжий.

— Не винись, — сказала Настя и, наконец, не выдержав, обняла.

Рыжий долго не выпускал женщину из объятий, целуя и вытирая ладонью слёзы с её лица. Потом вдруг спохватился, спросил:

— А как же ты одна с дитём?

— Здесь, в Курмышах, до этого никому нет дела, а на Москве никто и не выпытывает…

— Крестила?

— Крестила, — кивнула Настя. — Даниилом назвали, Данькой то есть. Мария крестницей была.

— Сын, — только теперь понял Рыжий. — Надо же…

Необычное, неведомое до сих пор счастье, переполняло его. Распирала гордость, хотя, по сути, его заслуга в рождении сына была не слишком значительной. Всю ночь он не спал, поднимаясь то и дело с кровати, чтобы взглянуть на Даньку.

А следующим вечером Рыжий устроил в корчемнице Марии славную попойку, угощая всех, даже случайно завернувших туда разбойников. Каждого заставлял выпить за здоровье сына, принимал поздравления и был по настоящему счастлив.

* * *

Неожиданно обретя семью, Рыжий разрывался теперь между хижиной в Курмышах и домом, где остановились заговорщики. Видя, что толку от товарища не густо, друзья оставили на него лишь мелкие хлопоты. Впрочем, дело, кажется, близилось к завершению. По крайней мере, Скоморох обещал вскоре узнать место и время их вылазки против Алексия.

Спустя неделю после разговора в корчме, в укромном домике на краю Москвы, он встретился с человеком, которого нашёл для него Косой. Вельяминовский воин тоже присутствовал при разговоре, не забывая об обещанной ему части добычи.

Человек совсем не походил на монаха, но его осведомлённость в делах викария не вызывала сомнений. Незнакомец не представился, но и сам не выпытывал, кому и для чего нужны его знания и связи. Косой также не называл человека по имени, видимо таков у них был уговор. Однако Скомороха это ничуть не тревожило. Меньше всего он задумывался, что за человек, да откуда он взялся. Его волновали лишь точные сведения.

— Алексий завтра к обеду отправится в кремль, на митрополичий двор, — доложил человек. — Вроде встреча у него там назначена с Феогностом. Встреча, по всей видимости, важная, касаемая каких-то моровых дел, так что продлится до вечера. Не меньше.

— Завтра, точно? — переспросил Скоморох.

— Точно. В обед, — подтвердил незнакомец.

— Сколько обычно людей его сопровождает?

— Это тебе зачем? — насторожился Косой. — Уедет, и ладно, сразу отправимся в монастырь.

Мечник перекрестился.

— Нет, — возразил новгородец. — Нужно, чтобы и печатник его уехал, не то не выгорит дело.

— Обычно с печатником он и ездит, да ещё с кем-нибудь из служек, — сообщил человек.

Скоморох протянул незнакомцу оговоренную плату и попрощался. Договорившись встретиться с Косым возле монастыря незадолго до обеда, он поспешил объявить новость товарищам.

* * *

Сон дурной Алексию снился. Будто приезжает он в Киев, а там мертвецов полный город. Но словно живые все, по улицам ходят, здороваются с ним, благословения просят, а за спиной ухмыляются. Страшно Алексию, пот прошибает, но он дальше идёт — куда же из сна-то денешься. Походит ко дворцу княжескому, а там его стража встречает — все, как один, мертвецы. Из-под шлемов — глазницы пустые смотрят. Глянул Алексий им в ноги — копыта козлиные. Совсем ему не по себе стало, но ничего не поделаешь, зашёл в ворота, поднялся по лестнице и очутился в палатах княжеских, в гриднице.

Посреди гридницы стол стоит длинный, весь яствами уставленный. Во главе стола князь сидит. В куньей шубе и соболиной шапке, камнями усыпанной. За столом по обе руки от князя бояре расселись и дружинники. Пир идёт.

Поклонился Алексий князю с боярами, крест святой положил, но не сказал ни слова.

«Гой еси, Алексий!» — говорит тогда князь и наливает огромную чашу вина — «Пей!»

Алексий подвох чувствует, отказывается выпить. Князь в гневе плещет вино под ноги и половицы будто кровью заливаются.