Пророк
Шрифт:
О-па! Сахалин, с точки зрения карьерной лестницы высокопоставленного чиновника моего мира – это никак не трамплин. Скорее, яма, причём с кольями на дне и очень скользкими стенами. Вылезти оттуда нереально сложно.
“Ты с ним едешь или остаёшься?”
Двойник посмотрел на меня таким взглядом, словно хотел спросить, не дебил ли я?
“Меня тут порвут на следующий день после его отъезда! Без прикрытия губернатора в этом богом проклятом мире – я просто мальчик для битья! Всё, что выстроено было, все схемы и доли уже приходится за бесценок отдавать! Просто чтобы и на Сахалине не преследовали!”
Это да. Смена власти – передел активов. Когда мы с шефом
“Силовики что?”
Вопрос не праздный. На каждого, кто выше травы поднимается, имеется у людей в погонах отдельная папка. На всякий случай. Гарантия лояльности или инструмент палача – зависит от развития событий.
“Выжидают. Дали понять, что дело на меня довольно пухлое, но давать ему ход или нет – ещё не решили. Зависит от того, кто придёт на кресло. Мля, походу надо готовиться к нарам и казённому дому!”
А с этим у нас на родине запросто – от тюрьмы да от сумы, как в песне поётся, да на стыке эпох… Если двойник, по сложившейся привычке, разделял и властвовал, то никто из местных за него не впишется. Наоборот, не постесняются землицы на могилу кинуть. А потом ещё и селфи с надгробием сделают. Его единственная надежда выплыть – губернатор. А Сахалин, ну что Сахалин? Бывало и оттуда возвращались… Не все и не всегда…
Последнюю мысль я ему и озвучил. Держись, мол, “самого”, глядишь, и вывезет кривая. А больше ничего я ему посоветовать не мог. Сам вляпался, посчитал себя волком в отаре овец – всё закономерно. Тем более, зная своего прошлого шефа, своих он редко когда бросает. Пусть бы и человек дрянь, и вообще мудак, зато свой мудак! Изученный и предсказуемый.
На высказанную банальность двойник отреагировал хмурым оскалом. А у меня в голове совершенно неожиданно возникла идея. Дурацкая и, в некотором роде, аморальная…
“Слушай, а что ты думаешь насчёт кардинальной смены места жительства?”
“Насколько кардинальной?”
“Предельно!” – усмехнулся я.
День, как и ожидалось, начался с визита Доминика. Не разъярённого Доминика, а, что было куда опаснее, Доминика сосредоточенного, опасно поблёскивающего холодными глазами. За его спиной тенью маячил Альдо. Ну что ж, вот и развязка.
Нашёл он меня на кухне за приготовлением завтрака холостяка. С некоторым удивлением оглядел мой наряд – я был в строгом тёмно-синем костюме, поверх которого напялил поварский фартук.
– Кофе? – поинтересовался я любезным тоном. Не рассчитывая, впрочем, что он на него купится.
Так и оказалось. Едва заметный знак, и я был отключён от дара очень нехорошо ухмыляющимся видящим.
– Ну что опять? – голосом разбуженного до полудня аристократа спросил я. Уже полностью повернулся в его сторону, в одной руке держа чашку с кофе, а в другой – кувшинчик со вспененным молоком.
– Вы что же, считали, что я не замечу вашего вмешательства в судьбу инкской девчонки? – без выражения отозвался католик.
– И в мыслях не было, святой отец, – примирительно улыбнулся я, начиная пятнадцатисекундный отсчёт. Двенадцать и три секунды про запас.
В последний момент, под влиянием общения с Сапа Инкой, я внёс небольшие правки в плетение спасения Куавы. Едва заметные, чтобы моё влияние на цепочку событий умный человек мог бы отследить. А Доминик был умным человеком. И очень подозрительным.
– На этот раз вы перехитрили сами себя, Игорь.
Десять.
– И
как же вы намерены меня наказать?Семь.
– Вы останетесь живы.
Пять.
– Какое облегчение! В подвале Ватикана?
Две.
– Есть способы сделать вас полностью послушным.
Ноль.
– Что же вы раньше к ним не прибегали?
Пока старикан буравил меня взглядом вивисектора, я аккуратно влил молоко в кофе. Скривился – сердечко из пены опять не получилось.
Кофе я обычно пью в компании. Появившаяся за спиной видящего Челиа вопросительно вскинула брови.
Альдо начал поворачивать голову – слишком поздно. Увлёкшись нашей со святым отцом перепалкой, он отвлёкся от контроля кого бы то ни было, кроме меня. Но теперь всё понял. Правда, сделать уже ничего не успевал.
– Убей ищейку, – сказал я девушке.
Говорил же – отомщу.
Глава 23. Пересмотр договорённостей
Одно дело – знать кто такие защитники, и совсем другое – видеть одну из них в действии. Девушка дёрнулась всем телом, принимая позу атакующего регбиста, но с места не двинулась. От неё, моментально расширившись на половину кухни, выстрелил эфирный щит. Толкнул Альдо и Доминика подальше от меня – те едва на ногах удержались – и замер, сделавшись непроницаемой стеной. Следующим движением, этаким мягким мазком кисти, Челиа оказалась передо мной.
По щиту тут же ударил ситхский аспект магистра. Бесполезно – я уже имел удовольствие ковырять защиту итальянки, дело это бесперспективное изначально. Католик, видимо, тоже пришёл к такому выводу. Расслабил кисти, но руки не опустил.
А вот Тень довольно ощерился и перетёк в боевую стойку: ноги широко расставлены, обманчиво расслабленные руки подняты на уровень груди. Он уже сделал выбор противника – смотрел только на Челию, уже видя, надо полагать, рисунок их будущего боя. Снимать с меня блокировку, чтобы поставить её протектору, он явно не собирался.
Доминику хватило ума не лезть в рукопашную со своей магией. Продолжая сверлить меня взглядом, он отступил за спину видящего. Представляю, что за мысли сейчас гуляли у него в голове. Прощёлкал, позволил себя обмануть мальчишке! Хотя, может у него и не было такой тяги к самокритике, как у меня? Может он сейчас подкармливал свою холодную ярость сценами моих пыток?
Несколько секунд ничего не происходило. Сцена словно замерла, позволяя рассмотреть каждую деталь. Полосу солнечного света, проникающего через окно, и игры пылинок в нём; лёгкий ветерок, нежно касающийся занавесок; ползущий вверх уголок рта Альдо и спокойное лицо протектора. Медленно двигалась стрелка на циферблате антикварных часов, висящих на стене. Потом фотография “Напряжение” взорвалась движением убойного ролика “Драка”.
Отследить, как двое умеющих драться людей обмениваются ударами, довольно сложно. Мастера боевых искусств, может, и смогли бы оценить тот или иной удар, со значением поцокать языками, глядя на блок, и сокрушённо покивать, наблюдая очередную, неудачную, по их мнению, связку. Я так не умел. Поэтому для меня схватка протектора и видящего так и осталась в памяти смазанным пятном. Хотя отдельные элементы боя я всё же замечал.
Вот они сошлись на дистанцию, которую любой дальневосточник назвал бы нарушением личного пространства. Вот обменялись первыми ударами, прощупывающими, я полагаю. Вот отступили на шаг – каждый. И вот, наконец, уже без дураков начали драться.