Пророки

– Я подумал точно так же. Видишь, у нас даже мысли одинаковые.

– Ты не мог бы спуститься вниз наконец? У меня уже от тебя голова кружится.

– Ах, куколка! Какие прекрасные слова.

– Сэм, я тебя последний раз предупреждаю. Ты рискуешь стать новой жертвой.

Сэм плюхнулся в кресло, закинул ноги на письменный столик, а руки – за голову, так что его локти смешно торчали по бокам от головы, как крылья.

– Было просто гениально с моей стороны выследить их по налоговым декларациям. Не устаю себя хвалить.

– Когда тебе надоест восхищаться самим собой, может, сделаешь одолжение – объяснишь, в чем дело?

– Мне это показалось очень подозрительным. Если дочь унаследовала старый дом, почему она оставила его себе? Ведь можно было продать его и выручить немало денег, а она сохранила эту развалину. – Он снова замолчал.

– Ты собираешься всю ночь держать меня в напряжении?

Сэм явно обрадовался.

– Всю ночь?

– Давай выкладывай уже.

Сэм откинулся назад и принялся качаться на стуле.

– Я продолжил копать и нашел интересную запись. Агентство недвижимости «Милтон и сыновья» предлагало купить дом. Они были готовы заплатить немалые деньги, чтобы построить на этом месте дорогие апартаменты. Но предложение было отклонено законной владелицей: миссис Мэри Уайт Блодгетт.

Он забросил в рот виноградинку и с триумфом посмотрел на Эви.

– Нашей Мэри Уайт? Возлюбленной Джона Гоббса?

– Именно.

Сердце Эви забилось сильнее.

– Как давно было отклонено предложение?

– Три месяца назад.

– Мэри Уайт еще жива? – Эви вытаращила глаза от удивления.

– Да, жива. Прозябает в каких-то трущобах на Кони-Айленде и тем не менее не продает старую развалину на холме.

– И зачем только ей это нужно?

– Вот и узнаем.

* * *

Мэри Уайт Блодгетт жила на Серф-авеню, в одно-этажной лачуге, продуваемой всеми ветрами и пропахшей морской солью, с видом на американские горки «Молния». Дверь открыла ее дочь, Элеанор, одетая в старое домашнее платье, с волосами, собранными шпильками-невидимками.

– Миссис Амброзио? – спросил Уилл.

– Кому какое дело?

– Как поживаете? Я Уильям Фицджеральд, из музея. Помните, мы говорили по телефону?

В глазах женщины что-то мелькнуло.

– Ах да! Действительно, говорили. Моя матушка очень стара и серьезно больна. Прошу вас, не нервируйте ее.

– Конечно, – согласился Уилл, сняв шляпу.

Миссис Амброзио проводила их через гостиную, захламленную пустыми коробками из-под шоколадного ассорти «Уитмена» и бутылочками из-под «Радитора», не добравшимися до мусорки. В комнате пахло выветрившимся пивом и солью.

– Сегодня у горничной выходной, – сказала хозяйка, и было непонятно – черный юмор ли это или попытка оправдаться, а может быть, и то и другое. – Подождите минутку на кухне.

Эви держала руки при себе. Ей вообще неприятно было там находиться, не то что сидеть. На грязном столе бутылка с наклейкой «МОРФИЙ» стояла в опасной близости с еще одной, надписанной «КРЫСИНЫЙ ЯД». Использованный шприц валялся на окровавленном бинте.

Миссис Амброзио скрылась за занавеской. Через пару минут оттуда раздался ее громкий, пронзительный голос:

– Мам! Тут люди пришли к тебе по поводу мистера Гоббса.

Она вернулась в кухню и поспешно убрала склянки в ящик.

– Иногда у нас появляются крысы, – объяснила она. – Как я уже говорила, мама очень больна. У вас есть пятнадцать минут. Потом ей нужно будет отдохнуть.

Спальня Мэри Уайт за занавесью была похожа на склеп. Сквозь опущенные жалюзи с трудом пробивался солнечный свет. Старуха в кружевном чепце и нечистой ночной рубашке персикового цвета сидела в кровати, опираясь на подушки. Синие вены под иссохшей, как пергамент, кожей бугрились, как горные цепи на старинной карте.

– Вы хотели узнать о моем Джоне, – с трудом произнесла она, делая перерывы для сбивчивого дыхания.

– Да, миссис Блодгетт. Большое вам спасибо, – Дядя Уилл сел на единственный стул, вынудив Эви примоститься на край кровати. От старой женщины шел сильный запах мази «Ментолатум» и чего-то еще, до одури сладкого, как от вянущих полевых цветов. Из-за этого запаха Эви хотелось стрелой вылететь из дома и бежать что есть сил к пляжу, на яркий солнечный свет.

– Вы знали моего Джона? – улыбнулась Мэри Уайт, продемонстрировав свои серо-коричневые зубы.

– Нет, к сожалению, нет, – ответил Уилл.

– Такой милый человек. Он каждую неделю дарил мне гвоздики. Иногда белые, иногда красные. А по особым случаям – розовые.

Эви поежилась. Насколько им было известно, Джон Гоббс мог быть кем угодно, но только не милым человеком. Он убил и расчленил множество людей. Терроризировал Иду Ноулс. И если они не ошибались, его дух вернулся с того света, чтобы завершить страшный ритуал и вызвать Армагеддон.

– Да. Ну что ж. Не могли бы вы рассказать нам о том, во что Джон верил? – начал дядя Уилл. – О культе Братии и…

– Это не был культ! – с кашлем воскликнула старуха. Эви помогла ей отпить воды из заляпанного стакана. – Окружающие пытались подать его как сатанинский. Но он таким не являлся. Это было прекрасно. Мы были искателями, строившими царство истинного духа на этой земле. Джефферсон, Вашингтон, Франклин – просвещенные люди, основатели нашей великой нации – они знали секреты древних. Те, о которых даже не подозревали масоны в своих шикарных храмах. Мы хотели освободить умы людей, разбить оковы. Прежний, знакомый нам мир ожидала гибель, и на его месте должен был родиться новый. В этом и было наше предназначение – перерождение. И Джон, как никто, знал об этом.

– А что с жильцом, который пропал без вести? И молоденькой служанкой? – не унимался Уилл.

– Ложь, – ощерилась Мэри. – Жилец сбежал, не уплатив ренты. А девчонка оказалась нахалкой. Она уехала к сестре и даже не потрудилась попрощаться с нами.

– А Ида Ноулс?

– Ида? – Рука старухи испуганно взлетела ко рту, глаза забегали. – Кто вы такие? Что вам нужно? – Она начала повышать голос. – Я не говорила, что готова вас принять!

Эви порывисто схватила старуху за холодные руки, больше похожие на лягушечьи лапки.