Прорвемся, опера!
Шрифт:
— Чё такое?
— Скажи, с депо я, там проблемка одна нарисовалась с его ножом.
В телефоне зашумело, а потом раздался другой голос:
— Говори. Чё надо?
У меня было два варианта, как вести разговор. Первый — обозначить, что за кинжал спрашивают менты, а остальное я передал бы при личном разговоре. Но прожжённый бандит наверняка бы заподозрил неладное и залёг на дно. А то и навредил бы тому человеку, кто сделал ему нож.
Так что я решил воспользоваться вторым вариантом. Ведь халяву любят многие.
— Там с ножом проблемка, — я потёр лоб, напрягая память и свои познания в металлургии, пусть зачаточные, но их должно хватить. —
— И чё? — голос прозвучал грубее.
— Да то, что ножи перекалились, оказалось. Твёрдые слишком стали, сломаться легко могут. У меня сегодня один лопнул клинок, когда мы его в справочник втыкали. Толстый такой, немецкий, с рекламой, видал такие?
Надо его заговорить, чтобы немного подзапутать.
— А я-то причём? — грубо спросил мой собеседник. — Чё ты мне мозги е***? Или ты мне фуфло какое-то впарить хочешь?
— Да я вот думаю, раз вся партия такая, вдруг и твой перекалён? Кончик отломится, как на моём. Вот я и подумал, что давай я тебе другой нож отдам?
— Меня и этот устраивает, хы! — он засмеялся.
— Да мало ли, а мне репутация важна, клиент чтоб доволен был, — сочинял я. — Давай, раз уж я плохо сделал, сам тебе привезу новый, надёжный. Даже наточу, если надо. Только скажи, куда? На халяву же, а старый забирать не буду. Ты, главное, за меня словечко замолви, может, кому ещё потребуется. И чтобы косяков за мной не числилось. Я на совесть работаю, люди серьезные ножички-то берут.
— Уже никому не потребуется, хы! Но раз на халяву, подъезжай вечерком, часиков в десять, в Посёлок за речкой. Улица Чапаева, дом два. Там собака, её крикни, она залает, я выйду. Только смотри, чтобы в этот раз всё путём было с ножиком, а то спрошу за это.
— Вот и договорились.
Я положил телефон на место. Устинов переглянулся с Якутом.
— Паха, — сказал Василий Иванович. — Вот знаешь, когда уйду на пенсию, буду знать, что оставляю родной уголовный розыск в хороших руках. Ты вот прям будто не меньше меня отработал, такое порой ощущение.
Он засмеялся, потом достал из печатной машинки лист и начал что-то на нём писать.
— Мужики, у вас конверта не завалялось? — тут же спросил он. — Надо письмо сегодня отправить.
— Конверт есть, — сказал Якут, открывая ящик стола. — Марок нет.
— Давай без них, разберусь.
— А ты чё красный, Васька? Выпил с утра? Или давление опять? — Филиппов присмотрелся к другу.
— Давление, сто сорок на сто, — пожаловался Устинов. — А ещё чаю крепкого напился. Сегодня домой свалю чуть пораньше. А ты что задумался, Пашка?
— Если это Ганс, надо его брать сегодня, — я поправил трубку и подтянул к себе бумаги. — Пока не свалил куда-нибудь. А пока… вопрос один есть важный. Вот насчёт убитого Сёмы хотел с вами переговорить. Что могло такого случиться, что кто-то решил его убрать? Простая предосторожность или что-то утекло от наших? Вагон говорил, что есть кто-то из ментов, кто им помогал, но он мало что знает.
— Вопрос не очень хороший, — заметил Якут. — Но задать его надо, а основания для сомнений есть. Если кто-то из наших с ними замешан и, не дай бог, в доле, это потом и дальше будет всё влиять. Надо продумать.
— Надо выяснять, — сказал я. — Давайте-ка пока этим и займёмся. А вечером берём Ганса.
Глава 20
— О, где там мой-то? — раздался голос из коридора. — А то все поздравляют, а я только сейчас узнал про героя!
В кабинете
появился улыбающийся до ушей отец, подошёл ко мне и крепко стиснул руку.— А я всё вспоминал, Лёха, — произнёс Якут, почесав лоб. — Помнишь, тогда в 82-м, те малолетки стащили наган у вохровца и хотели сберкассу с ним брать? А ты им зубы заговорил тогда, пока мы не подъехали и не взяли их скопом. А сын у тебя и того круче провернул, чуть до дежурной части не бандосов не довел за ручку.
— Горжусь сыном, ага, — отец отпустил мою руку, потрепал Сан Саныча за загривок и отошёл в сторонку, чтобы налить себе остывшей воды из чайника, стоявшего на подоконнике. — Две банды за сутки, обе с огнестрелом на руках, и ещё тот тип, который им всё это продал. Да тут звание можно выбивать внеочередное. На меня с утра из главка орали по телефону, типа это я должен был их накрыть, а не местный УГРО, а я даже не расстроен. Скорее-то, рад. А вы чё такие хмурые? Не выспались?
— Да разговору у нас неприятный, — сказал я, похлопал себя по карманам и достал записнушку. — Сегодня хотим Ганса брать, вот только что с ним говорил по телефону, — я передал отцу суть нашего разговора о ножах «из депо», — но вот думаем, как вышло так, что Ганс убил Сёму? Случайность или нет? Они между собой что-то не поделили — или это Ганс хвосты зачищал? А вот чему я у вас всех научился, так это тому, что иногда надо сомневаться в выводах. Поэтому и грабителей получилось вычислить. И к чему я это, что если не случайность, то утечь могло отсюда, от кого-то из наших.
— Может быть по разному, — согласился отец и тяжело уселся за стол. — Но давайте обсудим, чтобы потом нас никто не удивил. Ну, что думаете? Васька, Андрюха? Вы мужики тертые, всякое видели.
— Да по старым делам всё вспоминаю, — Якут задумался. — Когда ещё Рудаков в прокуратуре работал, до его пенсии, это он же всё уговаривал прокурора отказные лепить по тем потеряшкам с хатами. А сам сейчас ездит на крузаке, квартиру вот недавно купил, дети у него в Москву переехали. И со следаками, с коллегами своими, он постоянно общается, они ему часто звонят, совета якобы спрашивают. А может, и не только совета. Никого не обвиняю, но для начала я бы с ним хотел поговорить по душам.
— У меня тоже мыслишки есть, — Устинов посмотрел на отца. — Вот только тебе они, Лёха, не понравятся. Но ты человек грамотный, возьмёшь в оборот, я тебя знаю. Ты в таком подразделении работаешь, что тебе по должности положено всех подозревать.
— Ну, говори, Вася, я послушаю.
— Короче, я тут у Якута случайно за стол сел…
— Чекушку ту искал? — серьёзным голосом спросил Якут.
— Да чё её искать-то, давно выпили, — Устинов махнул рукой. — Короче, глянул я случайно те адреса по старым делам, которые тогда у Рудакова были, где отказные клепали. А у меня моя же первая жена работала на почте кассиром, пока мы с ней не развелись и она не уехала к маме своей… бр-р-р, — он вздрогнул. — Как вспомню их обеих, ну нахрен… И вот, мыслишка у меня появилась, — Устинов расправил усы.
— И какая? — спросил отец.
Кажется, я начал понимать, к чему клонит Устинов.
— Да вот вспомнил, что у Витьки из твоего отделения жена на почту сюда устроилась, когда они переехали в город, и пенсии всем носит. А все потеряшки — пенсионеры одинокие, которые сами на почтамт не ходили. И все их адреса находятся так, что одна почтальонша могла их обойти за раз, я маршруты-то эти знаю. И вот жена Витьки как раз и в курсе была, где одинокие живут, с которыми можно работать, а потом передать ему, что и как…