Прорыв
Шрифт:
Наум поднялся с ящика, шагнул к автобусной остановке. Обернулся в ужасе.
– - Откуда вы все?! Из каменного века?! Из тундры?! Где вы храните свои представления о России -- в вечной мерзлоте, чтоб не провоняли?.. Глушь нерадиофицированная!
Подошел дребезжащий, в песке и глине, автобус на Бершеву. Лысый побежал за автобусом, крича: -- Русский, иди к Меиру! На "Хеврат Хашмаль!" Его все знают! Меир! "Хеврат Хашмаль"!
В Бершеве на указанной ему остановке Наум сошел не сразу. Поставил одну ногу на землю, огляделся -- тут ли? Автоматические двери закрылись, защемили вторую ногу Наума, и автобус тронулся. Наума протащило по пыльной обочине метр, не больше. К счастью, его огромные полуботинки всегда
Сгоряча он встал, да, видно, подвернул ступню, охнув, повалился. Вокруг него тут же собралась пестрая толпа, кричавшая на арабском, иврите, румынском, фарси.
– - Ша-ша!
– - крикнул Наум, пытаясь подняться.
– - Кажется, обойдется...
Он помассировал ступню, шагнул раз, другой, произнес по возможности веселым тоном главную утешительную фразу Израиля: "Ихие беседер!" (Будет хорошо). Южане переменчивы -- тут же стали хохотать. А как не хохотать! Ковыляет длинный, как сосиска, человек, одна нога в ботинке, вторая в полусорванном носке с дырявой пяткой.
– - Подожди!
– - закричал кто-то из толпы.
– - Я принесу тебе ботинки!
Минут через пять-десять возле Наума, усевшегося на песок, громоздилась куча старой обуви. От лаковых полуботинок с искрошившимся лаком до сандалет с веревочными завязками. Увы, на его разлапистую ногу не налезало ничего.
– Тут нужны лапти, -- сказал он самому себе.
– - Э!
– - прозвучало из толпы на чистом русском языке.
– - Да ты из наших?.. У меня есть лапти.
Оказалось, парень из Ленинграда. Дома на стене у него висят лапти, купленные им в магазине' "Художник". Добротные декоративные лапти.
– - Погоди! Принесу чего-нибудь...
Он притащил огромные, как тазы, шлепанцы. В другой руке держал, правда, розовые лапти, но Науму их не дал. Повертел перед носом, мол, не врал, видишь. Но Наум уже загорелся.
– - Дай примерить! Не бойся, ничего с ними не сделается! Поднялся с земли в лаптях, привстал на цыпочках, как бегун на старте, сказал решительно:
– - Иду наниматься!.. Да, в лаптях! Это отвечает их представлению о России!..
Какая тут самая респектабельная фирма?..
Но парень вцепился в Наума, отобрал лапти. Сунул ему шлепанцы, сказав, что недалеко обувной магазинчик, они купят босоножки.
– - Станешь работать -вернешь долг.
Но первым попался не магазин, а оффис какой-то фирмы, выпускающей заводское оборудование, что ли? Двери зеркальные, большие. "Погоди тут!" -бросил парню и рывком открыл зеркальные двери.
Чисто внутри, прохладно. Едва шумит где-то могучий, на весь оффис, кондиционер. По сторонам работают за кульманами инженеры-конструкторы и чертежники. Красная дорожка ведет в кабинет босса, восседающего в стеклянном кубе. Босс, в белой рубашке с полуразвязанным галстуком, что-то читал, положив ноги на стол. Наум кашлянул в руку, как крестьянин, зашедший в присутственное место, затем после рассеянного "Пли-из"... босса, плюхнулся напротив него, закидывая на стол ноги в стоптанных шлепанцах. И -- не донес ступни... Закинул одну ногу на другую, покачал ступней, тапочек о пятку шлеп-шлеп! Шлеп-шлеп!
– - Хелло!
– - воскликнул он на гуровском английском.
– - Я из России. Ищу работу. Вот мои документы!
Босс, скользнув взглядом по шлепанцу, раскрыл папку Наума. Обстоятельно исследовал его диплом доктора технических наук, подписи, печать -- все рассмотрел и -- закрыл папку, пододвинул ее к Науму. Похоже, доктор его фирме был нужен, как рыбе зонтик. Наум понял: разговор о деле кончился, босс попался воспитанный, хочет вытолкать деликатненько. Снова покачал ступней, тапочек о пятку шлеп-шлеп! Шлеп-шлеп!.. Но тот и бровью не повел, только в конце пустого и деликатного разговора спросил посетителя словно вскользь, кивнув в сторону шлепанца:
– -
Русский фасон?– - И уголок его рта с сигарой чуть дернулся. Наум аж руками всплеснул.
– - Боже упаси! В России я ходил в лаптях! Эти мне выдали в аэропорту Лод. Как доктору наук... Чтоб далеко не ушел!
Босс захохотал гулко, откинувшись на спинку стула. Взгляд его потеплел.
– - Не будь у вас докторского диплома, -- произнес он участливо, -- я, пожалуй, взял бы вас чертежником... ну, техником...
– - Шеф, у меня есть идеи!
– - В Израиль... с идеями?!
– - воскликнул босс и даже закашлялся.
– Идеи покупают только в Штатах. Здесь покупают лишь русских олим -- на те же американские деньги.
– - Он углубился в поданную ему кальку, бросив Науму на прощанье:
– - Семью вы здесь прокормите. Устроитесь где-либо! В Израиле все устраиваются... Но если есть идеи?! Не теряйте времени! Погубите и себя, и идеи!..
Парень, принесший ему шлепанцы, завел его в магазинчик, узкий, как расщелина, купил Науму сандалеты из пластика, затем довел до оффиса "Хеврат Хашмаль".
"Хеврат" оказалась нечто вроде Мосэнерго. Только труба пониже, дым пожиже. Обнаружился и Меир. Немногословный польский еврей с трубкой в углу рта. Наум докторский диплом уже не показывал. Увидит -- не возьмет. Назвался инженером-электриком. Меир сказал, что ему нужны линейные техники. Да, тянуть проволоку, лазать по столбам. Не все время. Потом будет другая работа. Пыхнув трубкой, Меир сказал, что Науму придется съездить в Иерусалим. Поставить в углу бумаги-направления подпись. И утром приступить к работе...
Наум взглянул на круглые часы оффиса. Три. Конец рабочего дня в семь. Успеет!
Складывая документы в папку, медленно пошел к выходу. Попросить денег на дорогу? Кроме торта у Иоселе, с утра ни маковой росинки... У дверей ускорил шаг. Чтобы не впасть в соблазн...
На центральной автобусной станции Иерусалима Наум подошел к солдату с ручным пулеметом на ремне, единственному человеку, который никуда не спешил, показал записку с адресом.
Солдат прочитал название улицы и сказал: -- "Мамила"! Район воров и проституток...
– - Он-то мне и нужен!
– - удовлетворенно воскликнул Наум. Наконец Наум отыскал облупленный, с подтеками и копотью, квартал, примыкающий к старому городу. В сером бетонном кубе времен английского мандата гудел, как самолетный мотор, старый кондиционер. Щуплый, одно плечо выше другого, белолицый, пожалуй, даже болезненно-белолицый чиновник в кипе из черного бархата листал бумаги. Взглянув мельком в красные от ветра и песка глаза посетителя, он снова уткнулся в папки, которыми был завален его железный, с приоткрытыми глубокими ящиками, стол. Читая, он раскачивался на стуле, словно молился. Переворачивая лист, он бормотал: "Ма ешь?" (Ну, и что?) Перевернет страницы две и снова: "Ма ешь?"
Вошел без стука парень в рваной майке, с огромной самокруткой во рту. Чуть потянуло терпким, щекочущим ноздри дымком, марихуаной, что ли?
Чиновник ткнул пальцем в сторону надписи на иврите и на английском: "Не курить!" Парень затянулся покрепче и, пуская клубы сладковато-терпкого дыма, сказал нагловато: -- Ма-ешь?
Чиновник дочитал бумаги, проколол их дыроколом, положил в папку. Голос у него был мягкий, радушный, почти отеческий, как у полковника МВД Смирнова, когда он уговаривал Наума отдать визы. Он просил Наума не волноваться, все устроится со временем... Рассказал, что сам он приехал в свое время из Румынии, жил в палатке, мостил дороги, воду носили в бидонах, но, Господь милостив, все устраиваются в конце концов. Но это место он дать ему не может.
– - Место монтера, -- вырвалось у Наума удивленно.
– - Не можете?!
– Ма ешь?
– - и, отбросив свои бумаги, чиновник воскликнул язвительным тоном: