Прощание с Джоулем

У ОДисса не было сомнений в том, что из всех фронтовых собак солдаты ближней фронтовой линии выделяют и больше всего любят именно Джоуля.

Поэтому, уже подписав в полковой канцелярии проездные документы на себя и собаку, сержант подумал о том, что вот сейчас он своей рукой подписал себе смертный приговор.

***

Заградители

В ночь накануне убытия из части Ули Май почти не спал, он все думал об обстоятельствах, которые так быстро и неожиданно сложились для него в жуткую и омерзительную ситуацию из-за последней директивы квадратных о проведении операции "Диана" и вытекающему из них специальному поручению командования.

Во всем были виноваты, конечно, бредовые приказы квадратных, но он всем сердцем чувствовал, что кроме этих приказов есть что-то еще, что-то неясное, туманное, загадочное и это что-то пока не понятно для него, оно не поддается пока его разумению, а значит его пока нельзя распознать, осмыслить, нельзя применить его к сложившейся ситуации и поэтому можно легко совершить какую-нибудь страшную, непоправимую ошибку.

Эта мысль не давала сержанту заснуть всю ночь, и поэтому он поднялся очень рано, еще засветло.

Сразу после подъема Май сбросил пропахшую потом, порохом и озоном полевую форму, вылил на себя несколько ведер теплой воды из пулеметного радиатора и растерся относительно чистым казенным полотенцем с аляповатым изображением шестикрылого синего орла - официального символа СЗК. Когда орел из синего сделался черным, сержант выбросил полотенце в амбразуру, неспеша и очень тщательно обрил левую половину лица, оставив две узкие полоски щетины на левой щеке. Так сейчас брились все окопные ветераны с обеих сторон, чтобы выделить себя из общей прифронтовой массы, дать понять другим военным и гражданским лицам, что связываться с ними не стоит, что они уже много раз убивали и много раз могли быть убиты, и еще - что они вооружены и очень опасны.

Впрочем, во всем этом было больше бравады, чем здравого смысла, но при общении с прифронтовым криминалом эти метки иногда помогали избежать ненужного кровопролития и абсолютно никому ненужных тыловых жертв. Закончив с бритьем, Ули вскрыл упаковку со стандартным мокрым пайком и медленно, без аппетита позавтракал огромной, похожей на скорпиона креветкой. Потом он облачился в чистый выходной мундир, тщательно вычищенные сапоги, и уже подтягивая ремни новой, необмятой портупеи вспомнил о подарке капитана Зе.

Дей подобрал с пола грязную полевую куртку, порылся в нагрудном кармане, извлек из него тусклый кружок синеватого металла и поднес его к натуральному глазу. На аверсе монеты еще можно было различить полустертую надпись "Боги нам доверяют" и цифру "25", а на реверсе была выбита почти круглая голова с самодовольным двойным подбородком, украшенная по лысине жиденьким лавровым веночком. Голова была изображена не в профиль, как на старых монетах, а почему-то анфас и очень походила на рожу рядового Беренца, который сейчас дрых, наверное, где-то без задних ног и даже не подозревал, что кто-то о нем вспоминает в столь ранний час.

Теперь уже было не узнать - чье изображение было выбито на монете, скорее всего, это был кто-то из знатных квадратных людей золотой эры, которые ушли в небытие вместе с нею. "Впрочем, почему ушли?
– думал Май, всматриваясь в крошечные выпуклые глазки с синеватым отливом.
– Может быть, вот этот конкретный квадратный до сих пор живет где-то в глубинах пока еще не найденного бункера. А может это вообще - какой-нибудь квадратный генерал из объединенного командования, бредовые приказы которого мы до сих пор пытаемся исполнять. Да и можно ли их назвать живыми? А нас? Всех нас можно ли так назвать?"

Ули несколько раз подбросил монету на ладони (она все время падала пучеглазым "орлом" кверху), а потом сунул ее в нагрудный карман выходного кителя и начал укладывать походный мешок. Это не заняло много времени - один сухой паек, фляга с обеззараженной водой, бутылка "Бункерной Особой" ("Кровавая Жанна" закончилась у него два дня назад), две обоймы к кинетическому пистолету, тонкая агитационная брошюра по общей теории Лизма-Низма, в боковые карманы - сопроводительные бумаги и пачку отпускных вафель, вот и все сборы. Закончив с мешком, Май укоротил мешочные лямки и повесил его на правое плечо, а потом подошел к выходу из капонира, встал на пороге и оглянулся. Снаружи было уже светло, можно было отправляться за Джоулем, но он все медлил, все стоял на первой ступеньке бетонного порога и всматривался во внутреннее пространство своего бункера. Он не сомневался тогда, что смотрит на свое последнее пристанище в этом мире, потому, что не сомневался - никуда он сегодня не поедет, сегодня его прикончат прямо в расположении свои же братья-фронтовики. Он думал, что полковые писаря уже давно проболтались о его задании, а полковые радистки уже разнесли весточки о нем по всей ближней фронтовой линии своими бойкими веселыми язычками. Это означало, что его последний снайпер уже занял позицию где-нибудь между окопами и тыловыми службами, и что хорошо, что он успел побриться и надеть лучший мундир перед встречей со своей последней золотой пулей.

А еще Маю тогда вдруг представилось, что он смотрит не на нутро долговременной укрепленной огневой точки, а на жилье придавленного обстоятельствами человека эпохи битвы за титан. Интерьер этого жилья не радовал глаз - тяжелый кинетический пулемет на уродливой золотой треноге, наваленные кучей коробки с лентами в одном углу, бак с ржавой водой в другом, четыре покрытых старой плащ-палаткой снарядных ящика, да ниша с пайками и личными вещами, вот и весь интерьер. Больше всего это было похоже на внутреннее пространство склепа, на обиталище живого мертвеца, зомби. И как только он не замечал этого раньше? Может быть, благодаря "Кровавой Жанне"? Или чаю?

Скорее всего - благодаря чаю, подумал Дей. Он вынул из кармана выходных бриджей пакетик с изображением синего орла, надорвал его зубами, быстро вдохнул содержимое и снова осмотрел бункер. Теперь все это стало больше походить на жилье хомо, точно больше, но не намного.

– Прощай, дом, - сказал ОДисс, поднимаясь по бетонным ступенькам, - проклятый дом...

Добравшись до куска грязного брезента, он откинул его левой рукой и выбрался наружу.

Снаружи было тихо и безлюдно, окопы, по-видимому, еще спали, только на позиции ближней распылительной установки залпового огня толпилось несколько солдат из заградительного батальона. Дей сразу опознал их по эмблемам на рукавах и беретах - тяжелым золотым черепам со скрещенными костями. Заградители курили и тихо переговаривались, но когда сержант появился на пороге бункера, от их компании отделился один - широкоплечий, приземистый с совершенно зверским тяжелым лицом, и пошел прямо на него. Он почти беззвучно подошел к сержанту, вяло козырнул ему двумя золотыми пальцами и тихо, словно бы боясь разбудить спящие окопы, представился:

– Лейтенант Мучу из первого заградительного батальона. Назначен охранять вас до выезда из части.

– Так значит, это вы будете обеспечивать мою безопасность?
– с иронией спросил Май.
– Это вы будете сегодня моим ангелом-хранителем?

Лейтенант Мучу кивнул сразу всеми своими беретными черепами и уставился на ОДисса с неодобрением (так ему тогда показалось).

– А вы уже под чаем?
– процедил он сквозь зубы.
– Прямо с утра?

– Сколько у вас людей?

– Двенадцать.

– Послушайте, но это же смешно. В сложившихся обстоятельствах вы не сможете защитить даже себя.

– Вы недооцениваете заградителей, - Мучу сунул руку в карман и протянул Ули маленькую пластмассовую коробочку черного цвета.
– Вот, возьмите.

– Что это?

– Радиомаяк. Если припечет слишком сильно, просто сожмите ее посильнее, - Мучу обернулся и показал рукой куда-то назад и вверх.
– Видите этот холм? За ним сейчас прогревают двигатели два вертопрафа огневой поддержки с полным боекомплектом. Если что-то пойдет не так, они здесь все сравняют с землей.