Прощание с котом (сборник)

– Постарайся за полчаса успеть.

Харуко-сан знала, что для папы тридцать минут – это быстро.

– Рю-тян, не хочешь сходить осмотреться?

– Лучше посплю немного.

Встали мы рано, и теперь на меня накатывала дремота. К тому же во дворе прямо на солнце стоял чудесный шезлонг.

– Я снаружи прилягу?

– Конечно!

Я вышел в сад и устроился на шезлонге, но тут же вскочил на ноги – свет бил прямо в глаза. Тогда я переставил его в тень, поправил спинку, выбрал позу для сна.

Только я лег, как заметил, что кто-то заглядывает во двор… Бабушка, сильно сгорбленная; я подумал, она из местных. Но она настолько пристально вглядывалась в сад, что мне стало не по себе.

– Извините, вам помочь?

Я встал, направился к бабушке… и вздрогнул – весь ее правый глаз занимало огромное бельмо. На секунду мне захотелось спрятаться, но я решил, что она все равно уже меня увидела.

Бабушка почти сразу прикрыла глаз рукой.

– Извини, если напугала.

– Да нет, все нормально, – ответил я, но, по правде говоря, мне было страшно. Наверное, у нее развивалась катаракта?

– Это у меня еще с детства.

Значит, не с возрастом появилась. Я вдруг подумал, сколько сложностей ей всю жизнь доставлял невидящий глаз.

– Та пара – твои родители?

Она говорила о папе и Харуко-сан? Было бы проще коротко ответить «да», но…

– По возрасту как будто нет…

Похоже, она их знала. Я решил объяснить:

– У меня другая мама.

– А, ясно. Немудрено. Будь ты их ребенком, еще не был бы таким большим.

Наверное, они общались.

– Знаете папу и Харуко-сан?

– Совру, если скажу «нет», – расплывчато ответила она. – Вы счастливы? – вдруг добавила она.

Я замялся. О ком она говорила: обо мне, о папе, о Харуко-сан?

– Ну, Харуко-сан сейчас готовит. Папа ушел за велосипедами… – ответил я какую-то чушь. Все равно что «Жили в одной деревне старик со старухой. Дед пошел в горы за хворостом, а старуха на речку – стирать» [8] . Первой я назвал Харуко-сан, потому что решил, может, бабушка захочет с ней поговорить.

8

Начало японской сказки «Момотаро» (перевод В. Марковой, 1991).

Бабушка прикрыла глаза. Уголки ее губ так глубоко зарылись в морщины, что я даже не сразу заметил улыбку.

– Хорошо, если счастливы, – сказала она, хотя я толком и не ответил на ее вопрос. – Просто немного за них переживаю.

– Харуко-сан дома, позвать?

– Не нужно, – слегка помахала рукой бабушка и вдруг пошла прочь.

Я подумал, что останавливать ее будет странно, поэтому просто проводил взглядом.

Наконец я вернулся к шезлонгу и лег.

Через какое-то время вернулся папа.

– О, хорошо устроился, Рё!

– Пап, – (жаль, что он вернулся так поздно), – тут твоя знакомая приходила.

– Знакомая?

– Да, бабушка. – Я побоялся сказать «с бельмом на глазу», поэтому добавил: – У нее проблемы со зрением.

Кажется, папа не понял, о ком я говорю.

– Может, кто-то из знакомых Харуко-сан… – задумался он.

Папа прошел в дом, а я за ним.

– О, вы как раз вовремя, – раздался голос Харуко-сан с кухни. – Скоро будет готово.

До нас доносился запах лапши и тямпуру, обжаренных в кунжутном масле.

– Твоя знакомая приходила, бабушка.

– Хм, и кто же это? Одной приметы маловато…

– У нее, кажется, со зрением проблемы, – добавил я, но бесполезно.

– У многих так.

– Ну, если захочет, придет снова. Она, наверное, из местных.

– Пожалуй, – закончила Харуко-сан и поставила перед нами две тарелки с лапшой. Я сходил на кухню за порцией для Харуко-сан.

– Мог бы и палочки захватить, раз рука свободная была, – сказал папа, вставая из-за стола.

Он вернулся с тремя наборами, и Харуко-сан улыбнулась.

– Мог бы и чай захватить, раз рука свободная была. – Она снова отправилась на кухню.

Наконец она вернулась: одной рукой она ловко ухватила сразу две чашки, но в другой ничего не несла. Тогда я сходил за своим чаем.

– А подноса не нашли? – немного смущенно спросил папа – кажется, стыдился того, что принес только палочки.

– Нет, зато всего остального предостаточно. Но я передам хозяину – поднос наверняка пригодится и другим гостям.

Харуко-сан готовила на чужой кухне, но тямпуру с луком, морковью, консервированным тунцом и лапшой вышел по вкусу таким же, как и всегда.

– Если добавляешь лук, то клади местный, – зачем-то сказал папа, хотя обед и без того получился вкусным.

Недавно Харуко-сан придумала беспроигрышное блюдо: обжаренные вместе лук и бекон отлично сочетались с любой лапшой – с вермишелью, спагетти, гречневой лапшой.

– Тогда купи его, если будешь на Исигаки, – сделаю с ним, – весело ответила Харуко-сан.

На Такэтоми магазинов не было, поэтому местные жители ездили за покупками на Исигаки.

– С тунцом очень вкусно получилось, так что ешь молча.

Мы с папой часто менялись ролями: когда он становился ребенком, я превращался во взрослого. В такие моменты мама каждый раз смеялась: «Бери пример с Рё-кун!»

И Харуко-сан, и мама принимали моего папу, даже когда он вел себя по-детски. Хотя, наверное, никто другой бы с ним и не сошелся.

Харуко-сан все обращала в шутку, а мама, всю жизнь проработавшая учительницей в школе, улыбалась и говорила: «Будь сдержаннее». Вдруг я понял: здесь и крылась причина того, что я не мог звать Харуко-сан мамой. Они с мамой были слишком похожи. Да, говорили они по-разному, но смысл в свои слова закладывали один и тот же.

Теплота, доброта и еще великодушие, великодушие, великодушие… Наверное, его она проявляла чаще всего.

Если бы мама и Харуко-сан не были настолько похожи, я бы гораздо быстрее решил, стоит ли теперь звать ее мамой. И не важно, принял бы я ее или нет. Но в моей голове их образы наслаивались друг на друга. Что ж, папины вкусы не изменились.

В общем, каждый раз, когда подходил момент назвать Харуко-сан мамой, на меня накатывали сомнения.

Пока мы обедали, к дому подъехал грузовик – из него выгрузили три красных велосипеда с корзинами спереди. Харуко-сан, похоже, знала доставщика и вышла на улицу подписать чек о получении.