Прощай, Алиса!

Стоило им приблизиться к небольшой толпе, собравшейся в нескольких метрах от машины, прибывшие полицейские стали гнать всех по домам. Но никто, разумеется, и не думал уходить, пока не наглядится вдоволь на лежащее на земле тело и не соберет все разговоры и домыслы.

— Так это ж Витька Бражников! — вытянув шею, заохала одна из женщин. Стянув на груди цветастую шаль, она покачала головой и перекрестилась. — Никак грохнули? Ой-ёй… ну и… — Мужчина, по-видимому, ее муж, толкнул ее в бок, и женщина умолкла, прикрыв рот кончиком шали.

— Сначала, видать, по колесам пальнули. Чтоб остановился, значит. А потом и самого… того…

— Шо, думаете, всё? — спросил кто-то из темноты.

Гинта подобралась поближе и теперь смотрела на тело через плечо другой женщины.

С земли донесся стон, и все хором ахнули, будто ими руководил дирижер.

Приехала скорая. Врач вылез из машины и тоже стал всех гнать, прося очистить территорию.

— Живой… — с едва заметным неодобрением пронеслось по толпе. — Видать, бандитские разборки! Вон как его скрючило…

— Хребет перешибли, — опять перекрестилась женщина с шалью. — А жена-то его, жена-то где?

Врач и санитары сгрудились над раненым Бражниковым, а полицейские разматывать по периметру оградительную ленту. Один из них выключил зажигание, проверил с помощью фонарика салон, а затем открыл багажник.

Гинта задержала дыхание, не сводя глаз с машины.

— Эй, тут… — полицейский отступил на шаг. Свет фонаря задергался, выхватив край грязной полиэтиленовой пленки.

Гинта несколько раз моргнула. Ее губы задрожали, а глаза наполнились слезами. Сглотнув, она покрутила головой в поисках Тани.

— Пойдем. Не надо тут стоять. Матка вернется, ругаться будет.

— Ой, тетя Гинта, что делается-то… — побледнела Таня. — Как же Алиска узнает, что в ее отца стреляли?

Гинта вздохнула и развела руками.

— Я не знаю. Может, она сама объявится?

Перед тем, как уйти, Гинта окинула внимательным взглядом собравшихся людей и сжала челюсти. Того, кто находился вместе с Бражниковым, и кого она упустила, среди них не было.

55

Гинта дошла с Таней до самого дома, чтобы потом, выждав, когда в ее окна сначала загорятся, а потом погаснут, отправиться обратно. Вздрагивая от малейшего шороха, она шла в свете фонарей и думала о том, что не испытывает и тени сомнений в правильности того, что сделала. Да, она врач — пусть и в прошлом, но разве врач не может переживать столь глубокой ненависти? Теперь, когда перед ее глазами все еще стояла картина в виде измазанного землей и тленом куска полиэтиленовой пленки, когда сдерживать слезы уже не представлялось возможным, Гинта со всей определенностью приняла тот факт, что никогда больше не переступит порог больницы ни в качестве хирурга, ни простой медсестры или санитарки. И дело было вовсе не в ее ранении, повлекшим за собой неврологические проблемы, а в том, что она нарушила заповедь «Не навреди» и стала обычным человеком.

А обычному человеку свойственны противоречивые поступки и чувства.

«Гинтуся, жизнь прекрасна! Будь собой и никогда не предавай собственных принципов. А если случится так, что ты почувствуешь сопротивление, значит, что-то изменилось в тебе. Именно в тебе. Слушай себя, девочка. Только себя. И никогда ни о чем не жалей…»

Гинта шмыгнула носом и вытерла глаза шершавыми ладонями.

Почти все разошлись, скорая уехала. Ворота дома были раскрыты. Двое полицейских занимались автомобилем, остальные находились во дворе.

— Вы куда, гражданочка? — обратились к ней, когда она подошла ближе.

— Я работаю здесь. Убираю, готовлю… — Гинта привалилась плечом к стойке ворот и опасливо огляделась.

— А… В доме еще кто-нибудь может быть, не знаете?

— Его жена, — дернула шеей Гинта в сторону машины. — Альбина… Она внутри.

— Вот черт! А мы стучались, но никто не вышел, — переглянулись мужчины.

— Она больна, — хрипло сказала Гинта и сжала пальцы в кулаки. — И сама не сможет открыть.

— Без постановления как-то… — почесал подбородок полицейский.

— Альбина не может даже встать! — упрямо заявила Гинта.

Мужчины вновь переглянулись, а затем один из них подошел к дверям и достал телефон:

— Гляньте у потерпевшего ключи от дома и привезите сюда. Внутри женщина. Их уборщица говорит, что она лежачая. Почем я знаю? На месте выясним. Пусть эксперты подъезжают и забирают останки. Да, в машине. Наши сейчас все запротоколируют, и можете увозить. Понятия не имею, кто это… И пусть спецы приезжают, может, это по их делу.

Гинта подавила в себе тяжелый вздох. Эхом в ней все еще слышались отголоски слов Тимофея Ильича, но с каждой секундой звук его голоса слабел, словно уносясь в дальнюю даль. Туда, откуда еще никто не возвращался.

Она продрогла, несмотря на теплую ночь. Скукожившись возле ворот незаметной тенью, Гинта наблюдала за тем, как оперативники складывают в пакеты лежащие возле сарая лопаты, как расставляют возле автомобиля флажки и много курят, переговариваясь между собой о том, что Брагу заказали. Или свели с ним счеты за старые обиды. Или же, наоборот, за то, что тот влез во что-то серьезное и по своей привычке решил в итоге загрести все под себя. Вскоре приехали еще две машины, и только тогда ее опять заметили. Но лишь для того, чтобы уточнить, кто, по ее мнению, должен находиться в доме, и почему хозяйка сама не может открыть дверь.

Гинта отвечала спокойно и кратко. Ведь когда говоришь правду, тебе не о чем переживать.

Она прекрасно ориентировалась в доме, поэтому, как только вошла следом за мужчинами, включила свет и направилась к кладовке.

— Подождите, — остановили ее, и Гинта встала как вкопанная, прижимая влажные ладони к бедрам.

Щелкнул выключатель. Гинта не выдержала напряжения и сунулась между двумя оперативниками. Альбина испуганно щурилась, прикрывая рукой бледное, заплаканное лицо. Когда она заметила Гинту, губы ее задрожали, и из глаз вновь полились слезы. В воздухе стоял отчетливый запах мочи.

— Выйдите, — твердо сказала Гинта.

Но мужчины, будто не слыша ее, продолжали смотреть на жену Бражникова — измученную, с грязными волосами и дурнопахнущую.

— Что вы здесь делаете? — спросил наконец один из них. А второй толкнул его в бок, указывая на бутылку, лежащую у дивана в луже водки.

— Кто вы?!

— Около часа назад на вашего мужа, Бражникова Виктора Алексеевича, было совершено покушение. Вы слышали что-нибудь?

— Я… нет… кажется, нет… у меня голова болит. Он жив?