Прощай, Америка!
Шрифт:
– Представьте себе, – Смит встал из-за стола. – Как бы клуб ни назывался и как бы ни выглядел, я-то остаюсь прежним. Чего и вам желаю.
Смит вышел из зала.
– Такие дела, – сказал Лукаш подошедшему официанту. – Спасибо, сок был превосходным.
– Конечно, – чуть склонил голову официант. – Для вас…
– Еще раз – благодарю, – Лукаш встал и еле сдержался, чтобы не откланяться. – Хотел спросить у вас, коренного жителя…
– Да? – официант взял деньги, оставленные Смитом, и посмотрел на Лукаша. – Чем могу помочь?
– Понимаете… – Лукаш сделал паузу, вспоминая имя официанта. Можно было, конечно, обойтись и без этого, но принципы есть принципы.
Улыбка официанта стала немного искреннее.
– Мне все время казалось, что местные жители очень боятся остаться без работы…
– Все боятся остаться без работы, – рассудительно произнес Филипп. – Даже вы, я полагаю, боитесь остаться без работы…
– Да, конечно, – засмеялся Лукаш. – Конечно…
Неловкость – признак искренности. Неточно сформулировал свой вопрос – бывает. И так мило смутился… Нет, этот Лукаш – просто душка.
– Мне казалось, да и говорили мне, что люди не хотят уезжать из Вашингтона. Самым страшным наказанием было – выселить за пределы города. Так?
– Так, – не задумываясь, ответил официант. – Там… за пределами города, жителей Вашингтона не очень любят, да и не особенно ждут. Кому мы там нужны? Там кто-то будет держать рабочее место для нас? Или талоны на бесплатную еду?
– Это понятно, – кивнул Лукаш. – Это даже я понимаю… Но за последний месяц… три недели… я обратил внимание на очереди перед блокпостами. Сотни людей выезжают из Вашингтона с вещами, явно не собираясь возвращаться. И в последнюю неделю этот поток увеличился. Если бы после вчерашнего погрома – я бы понял. Но три недели назад и неделю назад – все было пристойно и благообразно. Тут есть деньги, там денег нет. Так что же произошло, Филипп? Как вам кажется?
Вот теперь официант задумался. Даже полотенце в руке скомкал. Опустил взгляд, словно ученик у доски.
– Я даже и не подумал как-то… – сказал, наконец, официант. – Действительно… У меня вот и соседи…
– Но ведь странно же…
– Странно, – согласился официант. – Я могу только о себе сказать… Я не уезжаю, потому что некуда. Люди на пустое место не уезжают сейчас. К родственникам все больше. А те, у кого родственников в провинции нет… и денег нет, чтобы устроиться на новом месте, те остаются в Вашингтоне, и да, боятся, что их выселят. Я – боюсь. Оставаться я тоже боюсь, жена вчера истерику устроила, плакала, говорила, что негры…
Официант вздрогнул, осекся и посмотрел через плечо в сторону кухни.
– Афроамериканцы, сказала жена, не успокоятся. Выдавят отсюда азиатов, потом возьмутся за белых…
– И зачем им это? – поинтересовался Лукаш. – Зачем афроамериканцам выдавливать, как вы сказали, остальных?
– Не знаю… Откуда я могу знать? Вы еще спросите, зачем снайпер сегодня стрелял и почему тюрьму штата в Вирджинии сейчас атакуют…
– А что – атакуют? – удивился Лукаш.
– Сейчас на кухне смотрели по телевизору, – официант указал рукой на дверь. – Когда я выходил в зал, как раз ворота ломали. Сейчас, наверное, уже охрану скрутили и разбегаются во все стороны. Можно телевизор в зале включить, если вам интересно.
Лукашу было интересно, но он отказался от предложения официанта и вернулся в свой номер. А вот там уже включил телевизор.
Гринсвилл Коррекшенал Сентер горел в прямом эфире. Репортаж велся с вертолета, шестигранник тюрьмы хорошо просматривался даже сквозь клубы дыма. Рядом с ограждением полыхало несколько машин, сильно дымило одно из зданий внутри. По двору бегали люди, с высоты похожие больше на насекомых. И невозможно было разобрать – это вырвавшиеся заключенные или охранники, пытающиеся
предотвратить прорыв наружу.В кадр вползло несколько тентованых военных грузовиков. Камера взяла машины крупнее. Передняя двигалась по дороге, заставленной легковушками, аккуратно сдвигая их капотом на обочину. На подножке кабины стоял солдат в каске, бронежилете и с автоматической винтовкой в руках. Американский солдат, между прочим, не какой-то там миротворец.
Солдат вдруг вскинул винтовку к плечу, ему было не очень удобно, действовать можно было только правой рукой, левой он держался за стойку двери. Вскинуть солдат винтовку успел и даже выстрелил, кажется – камера чуть-чуть замешкалась с еще большим увеличением – так что выстрел солдата увидеть не удалось, а вот попадания нескольких пуль в него можно было рассмотреть четко и во всех подробностях. Телевизионщики через минуту услужливо прогнали этот момент в замедленном темпе.
Пуля ударяет в бронежилет, непонятно, пробила или нет, солдат взмахивает правой рукой, пытаясь удержать равновесие, винтовка падает, повиснув на ремешке, идущем от правого плеча. Комментариев за кадром нет, только шум вертолетного движка. Никто никому не мешает просто смотреть на происходящее и самому делать выводы.
Вторая пуля – снова в жилет. И еще очередь на четыре пули. Первая ударяет солдата по ноге, но тот, вцепившись в стойку кабины, удерживается на подножке. Что-то кричит, видно, как его рот открывается. Следующие пули бьют по бронежилету, одна над другой. И четвертая входит под каску, в лицо. Солдат падает, кто-то из кабины пытается его удержать, но не успевает, мелькают только руки в окне.
Тело падает на дорогу. Человек не лежит – стоит на коленях, припав лицом и грудью к асфальту. Из грузовика выпрыгивает другой солдат, пытается поднять убитого, положить его на подножку грузовика, который все еще продолжает ехать.
Пули выбивают фонтанчики из асфальта вокруг убитого и живого. Все гуще и все ближе. Спасатель вскидывает винтовку и начинает стрелять длинными очередями в сторону деревьев, растущих неподалеку от дороги.
«Напрасно он это, – подумал Лукаш. – Длинными очередями на такое расстояние…»
Из следующей машины выпрыгивают четверо солдат. Двое тоже открывают огонь по деревьям, двое подхватывают тело и рывком забрасывают его в кузов грузовика.
Запрыгивают следом. Один запрыгивает, второй только пытается. Подпрыгивает, хватаясь за задний борт, рука срывается, пару секунд солдат держится на одной левой руке, к нему тянутся из кузова, пытаются схватить за ремни амуниции. Но внезапно один из солдат падает на задний борт, теперь уже его пытаются удержать… Стрелки от деревьев перенесли огонь на грузовик, пули рвут тент, попадают ли они в сидящих за брезентом – не видно, только дыры в тенте, одна возле другой. И вдоль кузова. И крест-накрест…
Грузовик ускоряется, солдат, висевший на одной руке, срывается и падает под колеса задней машины, та дергается в сторону, натыкается на легковушку, тащит ее за собой несколько метров и останавливается.
Ускорившийся было головной грузовик вдруг подпрыгивает и замирает на месте, из-под кабины вырываются огонь и дым. Водитель выпадает на асфальт, катается, пытаясь сбить огонь с одежды. Из кузова начинают выпрыгивать люди.
– Вот теперь действительно хреново, – говорит Лукаш. Он видел такие штуки раньше: колонна в узком месте попадает под обстрел, глохнет передняя машина и начинается разгром. У солдат в колонне есть два выхода – залечь за машинами и отстреливаться в ожидании подмоги или переходить в наступление, выбить атакой стрелков из укрытия.