Прощай, Берлин

Она жила в трехкомнатной квартире, в доме, построенном в духе «колония художников», неподалеку от Брейтенбахплатц. На звонок открыла сама.

— Приветик, Крис, старая свинья!

— Привет, Салли!

— Как поживаешь?.. Будь осторожен, дорогой, ты испортишь мне прическу. Через несколько минут мне пора уходить.

Я никогда раньше не видел ее в белом. Ей шло, но лицо казалось худее и старше. У нее была новая стрижка, и волосы красиво уложены.

— Ты очаровательна, — сказал я.

— Правда? — Салли улыбнулась мечтательно и самодовольно. Я пошел за ней в гостиную. Окно во всю стену. Мебель вишневого цвета, очень низкий диван, заваленный цветастыми подушками с бахромой. С него спрыгнула и залаяла пушистая белая собачонка. Салли взяла ее на руки и принялась тискать, только что губами не касаясь.

— Freddi, mein Liebling, Du bist so-o s"uss! [8]

— Твоя? — спросил я, отметив явное улучшение ее немецкого.

8

Фредди, дорогой, ты така-ая прелесть! (нем.).

— Нет. Это Герды, мы вместе снимаем эту квартиру.

— Ты давно ее знаешь?

— Недели две, не больше.

— И что она за человек?

— Неплохая. Только скупало черта. Приходится платить буквально за все.

— А здесь мило.

— Ты считаешь? Да, я тоже думаю, что тут хорошо. Лучше, чем в той дыре на Ноллендорфштрассе, во всяком случае.

— Почему ты уехала? Ты что, поссорилась с фрейлейн Шредер?

— Не совсем. Просто устала от ее бесконечной болтовни. Совсем она мне заморочила голову. Все-таки она жуткая зануда.

— Фрейлейн Шредер к тебе прекрасно относится.

Салли нетерпеливо передернула плечами. Я заметил, что во время разговора она избегает смотреть мне в глаза. Воцарилось неловкое молчание. Поведение Салли меня удивило и даже смутило. Я стал уже подумывать, как бы извиниться и уйти.

Вдруг зазвонил телефон. Салли зевнула и, поставив аппарат на колени, сняла трубку:

— Привет, кто это? Да, я… Нет… Нет… Понятия не имею… Правда! Я должна угадать? — Она наморщила нос. — Это Эрвин? Нет? Поль? Нет? Подождите минуту… Дайте подумать…

— А теперь, дорогой, я должна бежать! — воскликнула Салли, закончив наконец разговор. — Опаздываю на целых два часа.

— У тебя новый хахаль?

Салли не обратила внимания на мой тон. Закурила с выражением легкого неудовольствия.

— У меня деловая встреча.

— А когда мы снова увидимся?

— Посмотрим, дорогой… У меня столько дел сейчас… Завтра я тебя извещу… Может быть, я скоро уеду во Франкфурт.

— Договорилась о работе?

— Нет, не совсем. — Салли говорила отрывисто, избегая касаться сути. — Во всяком случае, я решила до осени не ввязываться в съемки. Мне нужно как следует отдохнуть.

— У тебя, кажется, много новых друзей.

Тон ее снова стал неопределенным, нарочито небрежным.

— Да, пожалуй… Может, потому, что я слишком долго сидела на диване у фрейлейн Шредер и не видела ни одной живой души.

— Что ж, — не преминул я подколоть Салли, — надеюсь, никто из твоих друзей не держит деньги в Дармштадтском и Национальном банках.

— А что такое? — Она мигом оживилась. — Там что-то произошло?

— Ты в самом деле ничего не знаешь?

— Конечно, нет. Я не читаю газет и сегодня еще не выходила.

Я рассказал ей про кризис. Она явно встревожилась.

— Но какого черта ты не сказал мне об этом сразу? — воскликнула она нетерпеливо. — Это может быть очень серьезно.

— Извини, Салли. Я был уверен, что ты уже в курсе… Тем более, что теперь ты, вроде бы, вращаешься в финансовых кругах.

Она пропустила очередную колкость мимо ушей. Сидела нахмурившись, уйдя в себя.

— Если бы это было очень серьезно, Лео позвонил бы и сказал мне… — пробормотала она. Эта мысль, по-видимому, успокоила ее.

Мы дошли до угла, а там Салли быстро поймала такси.

— Ужасно неудобно жить так далеко, — сказала она. — Может быть, я скоро куплю машину. Кстати, — добавила она перед тем, как мы расстались, — как ты отдохнул?

— Хорошо, много купался.

— Ну что ж, дорогой, до свидания. Будет время, увидимся.

— До свидания, Салли. Будь здорова.

Через неделю она позвонила.

— Не можешь прийти прямо сейчас, Крис? Это очень важно. Я хочу, чтобы ты мне помог.

И на этот раз она была дома одна.

— Не хочешь подзаработать? — приветствовала она меня с порога.

— Конечно, хочу.

— Великолепно! Видишь ли, дело в том… — Она была в пушистом розовом халатике и казалась очень возбужденной. — Один мой знакомый собирается организовать журнал. Ужасно серьезный, художественный, с кучей замечательных фотографий — чернильницы в виде перевернутых женских головок, ну, ты знаешь, как сейчас такие штуки делаются… Суть в том, что каждый номер будет рассказывать про какую-нибудь страну, там будут статьи про обычаи, про нравы и все такое… В первом номере они хотят дать Англию и просят, чтобы я написала о типичной английской девушке. Конечно, я понятия не имею, что надо писать, вот я и подумала: ты напишешь статью под моей фамилией и получишь деньги. Я бы не хотела отказывать издателю, потому что он может мне очень даже пригодиться в других делах…

— Ладно, Салли, я постараюсь.

— О, как здорово!

— Когда это должно быть готово?

— Видишь ли, дорогой, в том-то все и дело. Статья нужна сейчас — иначе нет никакого смысла. Я обещала ее четыре дня назад, значит, надо сдать сегодня вечером… Только не слишком длинно, слов пятьсот, не больше.

— Ну что ж, сделаю что смогу…

— Прекрасно. Садись где хочешь. Вот бумага. Есть у тебя ручка? А вот словарь, если ты вдруг не знаешь, как пишется какое-нибудь слово… Я пока приму ванну.

Через сорок пять минут Салли вышла, нарядно одетая. Я уже закончил статью. Откровенно говоря, я был очень доволен своим опусом.

Она прочитала его очень внимательно, слегка нахмурив красиво подведенные брови. Окончив, отложила рукопись со вздохом:

— Прости, Крис, но это не годится.

— Не годится? — Я был просто ошарашен.

— Конечно, это настоящая литература, очень художественно и все такое…

— Тогда в чем же дело?

— Недостаточно живо, — категорично изрекла Салли. — Совсем не то, что нужно этому человеку.