Прощай, Берлин

Герр Новак улыбнулся ей, обнажив несколько огромных зубов, желтых от никотина. Наклонившись, он осторожно и ловко подхватил ее с каким-то любопытством и восхищением, точно большую вазу. Он был грузчиком в мебельном магазине. Затем не спеша поднял руку в знак приветствия, любезно, но без подобострастия.

— Салют!

— Папуля! Ты не рад, что герр Кристоф поселился у нас? — медоточивым голоском пропела Грета, опираясь на плечо отца. Тут герр Новак уже гораздо приветливее принялся трясти мне руку, словно получив новый заряд энергии, а затем похлопал меня по плечу.

— Рад! Конечно, рад! — Он покачал головой с решительным одобрением. — English man? Anglais, eh? [14] Xa-xa. Это правда? О да, как видите, я говорю по-французски. Почти все позабыл уже. Выучил на войне. Я был фельдфебелем на Западном фронте. Разговаривал со многими пленными. Хорошие ребята. Такие же, как мы…

— Ты опять пьян, отец! — воскликнула фрау Новак с отвращением. — Что герр Кристоф подумает о тебе?

— Кристоф не возражает, правда, Кристоф? — Герр Новак снова похлопал меня по плечу.

14

Англичанин? (англ., франц.).

— Какой же он тебе Кристоф? Для тебя он — герр Кристоф. Ты что, не можешь отличить господина?

— Я бы предпочел, чтобы меня называли просто Кристоф, — сказал я.

— Правильно! Кристоф прав! Мы все из одного теста сделаны… Argent, деньги — везде одни и те же! Ха, ха!

Отто схватил меня за другую руку.

— Кристоф уже почти член семьи!

Вскоре мы принялись за сытный ужин: рагу из легких, вареный картофель, черный хлеб и солодовый кофе. Впервые обладая таким богатством (я дал ей десять марок вперед за недельное проживание), фрау Новак от радости наготовила картошки на десятерых. Она все время подваливала ее мне в тарелку из огромной сковородки, пока у меня не сперло дыхание.

— Возьмите еще, герр Кристоф. Вы ничего не едите.

— Я никогда не ел так много за всю свою жизнь, фрау Новак.

— Кристофу не нравится наша еда, — сказал герр Новак. — Ничего, Кристоф, ты привыкнешь к ней. Отто был точно такой же, когда он приехал с острова. Он там пристрастился к разным лакомствам с этим англичанином.

— Придержи свой язык, отец, — сказала фрау Новак предостерегающе. — Не можешь оставить мальчика в покое? Он достаточно взрослый, чтобы самому решать, что хорошо, а что плохо.

Мы все еще ели, когда вошел Лотар. Он швырнул свою шляпу на кровать, вежливо, но молча пожал мне руку, слегка поклонился и занял свое место за столом. Мое присутствие, казалось, нисколько не удивило и не заинтересовало его. Он лишь слегка задержался на мне взглядом. Я знал, что ему только двадцать лет, но ему спокойно можно было дать и больше. Это был уже мужчина. Отто рядом с ним казался почти ребенком. На его худом, костлявом крестьянском лице отпечатались следы тяжкого труда многих поколений.

— Лотар учится в вечерней школе, — с гордостью сообщила мне фрау Новак. — Работает в гараже. И хочет изучать инженерное дело. Сейчас без диплома никуда не берут. Он должен показать вам свои рисунки, герр Кристоф, когда у вас будет время. Учитель их очень хвалил.

— Я охотно посмотрю.

Лотар молчал. Я был к нему расположен и чувствовал себя довольно глупо. Но фрау Новак твердо решила выставить его в лучшем виде.

— По каким дням у тебя занятия, Лотар?

— По понедельникам и четвергам. — Он упрямо продолжал есть, не глядя на мать. Затем, возможно, чтобы показать, что ничего против меня не имеет, добавил:

— С восьми до половины одиннадцатого.

Как только мы покончили с ужином, он не говоря ни слова встал, пожал мне руку, снова слегка поклонился, взял шляпу и вышел.

Фрау Новак поглядела ему вслед и вздохнула:

— Наверное, опять собрался к своим нацистам. Мне часто кажется, лучше б он не связывался с ними. Они задурили ему голову своими идиотскими идеями. А он от этого такой беспокойный стал. С тех пор, как примкнул к ним, он совсем переменился. Я в политике не разбираюсь. И всегда говорю: почему нам нельзя вернуть кайзера? Хорошие при нем были времена, что бы ни говорили.

— Да к чертям собачьим вашего старого кайзера, — сказал Отто. — Нам нужна коммунистическая революция.

— Коммунистическая революция! — фыркнула фрау Новак. — Надо же! Коммунисты — никчемные люди, такие же лентяи, как ты, они в жизни ни одного дня честно не работали.

— Кристоф — коммунист, — сказал Отто. — Правда, Кристоф?

— Боюсь, не такой уж правоверный.

Фрау Новак улыбнулась:

— Ну ты скажешь. Как может герр Кристоф быть коммунистом? Он джентльмен.

— Я хочу сказать, — герр Новак положил нож и вилку и осторожно вытер усы тыльной стороной ладони, — мы все равны перед Богом. Вы такой же, как я, я такой же, как вы. Француз так же хорош, как англичанин, англичанин так же хорош, как немец. Понимаете, что я хочу сказать?

Я кивнул.

— Теперь возьмем войну, — герр Новак отодвинул стул.

— Однажды я был в лесу. Совсем один, понимаете? Просто гулял по лесу один, словно по улице. И вдруг передо мной появился француз. Вырос как из-под земли. Он стоял так близко от меня, как вы сейчас. — Герр Новак вскочил на ноги. Схватив хлебный нож со стола, он держал его перед собою в оборонительной позе, точно штык. Вновь переживая эту сцену, он сверкал глазами из-под кустистых бровей. — Вот мы стоим. Глядим друг на друга. Француз бледный как смерть. Вдруг он как завопит: «Не убивайте меня!» — Герр Новак сжал руки, изображая жалобную мольбу. Хлебный нож теперь ему мешал, он положил его на стол. — «Не убивайте меня! У меня пятеро детей». (Говорил он, естественно, по-французски, но я понимал его. Тогда еще я мог прекрасно говорить по-французски, но теперь изрядно подзабыл его.) Ну вот, я смотрю на него, а он смотрит на меня. Тогда я говорю: «Ami!» (То есть «друг».) И мы пожимаем друг другу руки. — Герр Новак взял мою руку и с большим чувством сжал ее. — А потом мы попятились назад и стали задом расходиться в разные стороны, я не хотел, чтобы он выстрелил мне в спину. — Все еще пристально глядя перед собой, герр Новак начал осторожно отступать, шаг за шагом, пока не врезался в буфет. Оттуда свалилась фотография в рамке. Стекло разлетелось вдребезги.

— Папочка! Папочка! — с восторгом закричала Грета. Только погляди, что ты наделал!

— Может, это охладит тебя, старый шут! — сердито воскликнула фрау Новак.

Грета неестественно громко смеялась, пока Отто не дал ей пощечину, и она вновь деланно заскулила. Тем временем герр Новак поцеловал жену и потрепал по щеке, вернув ей хорошее настроение.

— Отойди от меня, деревенщина, — со смехом запротестовала она, смущаясь и в то же время довольная, что я это видел. — Оставь меня в покое, ты, пивной бочонок!

В то время мне приходилось давать множество уроков. Я отсутствовал большую часть дня. Мои ученицы были рассеяны по модным окраинам западной части города — богатые, хорошо сохранившиеся женщины возраста фрау Новак, но выглядели они лет на десять моложе. Чтобы скрасить скучные будни, пока их мужья находились на службе, они с удовольствием вели непринужденные беседы на английском языке. Сидя на шелковых подушках перед камином, мы обсуждали «Контрапункт» и «Любовника леди Чаттерли». [15] Слуга вносил чай и тосты с маслом. Иногда, когда они уставали от литературы, я развлекал их рассказами о семействе Новаков. Однако я был достаточно осторожен и не проговаривался, что живу у них: признаться, что я действительно беден, значило повредить делу. Три марки в час дамы платили мне весьма неохотно, стараясь изо всех сил сбить цену до двух с половиной. Большинство из них сознательно или бессознательно стремились урвать еще минуту-другую после окончания урока. Мне все время приходилось глядеть на часы.

15

Романы О. Хаксли и Д. Г. Лоуренса.