Прощай, Дербент
Шрифт:
Бавендид Азад отступил в сторону, жестом пригласил Анастасия на возвышение. Анастасий склонил голову в знак благодарности, расстегнул фибулу — золоченую застежку плаща, и руки раба услужливо приняли тяжелый от пыли плащ молодого ромейского воина. Анастасий опустился на край возвышения, и раб снял с него поножи, ловко стащил сапоги и надел мягкие гуннские чулки.
Они сели друг против друга на подушках, подогнув ноги.
После целого дня, проведенного в седле, Анастасию хотелось лечь навзничь, вытянуть ноющие ноги, распрямить спину, но нужно было соблюсти этикет. Персы, как все варвары, очень строги в этом деле.
Азад чуть повернул голову, посмотрел в проем, завешенный ковром, и сразу появился раб
Анастасий не удержался от судорожного пустого глотка. Но нужно было не спешить, и не только ради приличий: у персов сначала подают сладости и фрукты, а потом мясо и белую болотную пшеницу, сваренную в жиру с ароматическими кореньями. Ромейский воин отвел глаза от скатерти.
Бавендид наполнил чаши, протянул одну Анастасию.
— Хайом, — коротко рыкнул он.
Анастасий Спонтэсцил взял тяжелую, прочеканенную звериными мордами чашу и залпом выпил прохладное, сластящее и чуть отдающее мускусом вино, и почти сразу у него закружилась голова.
«Варвары не разбавляют вино в отличие от ромеев, а вкус такого вина становится лучше от трети воды», — подумал Спонтэсцил и потянулся к блюду. Он знал, что горсть глазированного медом миндаля не даст захмелеть.
Когда он поставил чашу на узорчатую скатерть, младший Бавендид спросил:
— Какие вести привез наш ромейский друг? Здоров ли брат царя царей, кейсар Рума Маврикий? — Слова перса звучали вкрадчиво, даже голос был мягким и приглушенным.
Спонтэсцил бросил на него быстрый взгляд исподлобья.
Глаза Бавендида Азада сузились в щелки, на лице, кроме вежливой официальной улыбки, нельзя было прочесть ничего. Но Спонтэсцил знал, что хочет услышать персидский спахбед. О распрях синих и зеленых, о набегах аваров и славян, о смуте в армии. И до Эраншахра дошел слух, что непрочен трон императора Маврикия; а царь царей Хосрой только и ждет момента, чтобы вторгнуться в пределы Рума и отнять у ромеев их азиатские города и колонии, как это сделал его дед Ануширван.
Дальновидный арийский спахбед хочет знать все это для того, чтобы вернее интриговать при дворе шаханшаха. Младший Бавендид давно мечтает о возрождении былого могущества и славы своего рода. И сомнения терзают его: верно ли он выбрал союзников, не закатится ли звезда Мириам-ромейки, светлолицей жены царя царей, не ошибся ли он, Азад, не пора ли менять игру?
Все это знал Анастасий Спонтэсцил. Знал, что две жены шаханшаха смертельно враждуют и стараются привлечь на свою сторону побольше знатных персов. Армеянка Ширин и ромейка Мириам незримо стоят за троном шаханшаха Хосроя, как истинно верующие и еретики стоят по обе стороны святого креста. И еще врач и мудрец Гавриил Шигарский плетет свои интриги, смещает епископов в Эраншахре. Шепчут даже, что царь царей под его влиянием тайно принял христианство. Непрочно положение знатных в Эраншахре, христиане прибирают к рукам важные должности в государстве. И в этой мутной воде пытается выловить свою рыбку Азад, младший Бавендид. Но все это мало интересует его, сына ромейского патрикия Анастасия Спонтэсцила, и он не станет рассказывать Азаду о потасовках прасинов и венетов, о продажных демархах и прочем. Его даже не интересует, что написано в том пергаменте с печатью желтого воска, хотя из-за этого пергамента охотились на него рабы царицы Ширин у самых стен дасткарта. Он, Анастасий Спонтэсцил, взялся доставить этот пергамент, но у него свои цели. За этот пергамент Азад, при посредстве царицы Мириам, представит его эрандиперпату — главе писцов и хранителю библиотеки персидского государства. Анастасий Спонтэсцил хочет не очень много: должность хранителя книг, которую дают придворным поэтам в Эраншахре.
Спонтэсцил снова посмотрел на перса и сказал
тихо:— Здоров автократор Маврикий, а вести — я думаю, хорошие — ты узнаешь отсюда. — Спонтэсцил достал пергамент с печатью и положил его возле чаши Азада.
Младший Бавендид взял сверток, осмотрел печать и молча взглянул в красный от ковров сумрак покоя. И мгновенно перед ним вырос из красного сумрака секретарь-сириец с прямоугольной шкатулкой. Азад положил пергамент в шкатулку, секретарь наложил на застежку комочек воска. И Азад запечатал шкатулку своим перстнем.
— Ты вез это один? — удивленно спросил Бавендид. — Ты смелый воин, Анастасий, но это было неосторожно.
— Неосторожно было бы везти это под охраной. Больше людей — больше хитрости, — усмехнулся Спонтэсцил устало и, вытащив из-за пояса черный кипарисовый крест, кинул его на скатерть.
Арийский спахбед, наклонившись, долго рассматривал крест, но так и не решился дотронуться до него. Подняв голову, он коротко спросил Анастасия:
— Где? Было много?
— Здесь, под стеной, на площадке, — ответил Спонтэсцил.
— У моих владений! — сверкнул глазами Бавендид и выругался сквозь зубы.
— Три лучника в панцирях, — спокойно сказал Спонтэсцил.
— Никто не ушел? — тревожно спросил Азад.
Анастасий отрицательно покачал головой. Бавендид хлопнул в ладоши, и ковровая завеса за ним откинулась. Вбежали, звеня железом, воины в шлемах с металлическими сетками, защищавшими шею, уши и щеки. В кожаных тисненых колчанах у воинов были длинные тамарисковые стрелы и по два легких кавалерийских лука; сине-черные кольчуги ниспадали до колен; на поясах висели прямые персидские мечи.
Бавендид коротко отдал приказ. Воины стояли неподвижно, как изваяния, и Спонтэсцил любовался кольчугами. Богат был младший Бавендид, если мог так одевать своих воинов. Анастасий знал цену этим кольчугам из дальней страны Зирихгеран; в той стране не был никто из ромеев. Зирихгеран — страна панцироделателей — находится где-то в горах, у Албанских ворот, где дед нынешнего царя царей Ануширован построил крепость и город и дал им название Дер-бенд. Только армянские купцы проникают в страну панцироделателей и привозят оттуда эти синие кольчуги, которые не ржавеют, даже если пролежат много лет в земле. Не всякий может пробить эту кольчугу, потому что кольца ее оставляют на мече глубокие зазубрины. И еще привозят купцы из Зирихгерана большие кинжалы узорчатого железа, отливающие поздним закатом. Замечательной остротой славятся эти кинжалы; с одного маха можно разрубить таким клинком подброшенный в воздух платок самого тонкого шелка. В Руме за такой кинжал дают двух молодых и обученных ремеслу рабов.
Позванивая оружием, воины вышли.
Рабы внесли горячее ароматное мясо с белой болотной пшеницей.
Бавендид снова наполнил чаши. И Анастасий, не дожидаясь приглашения, стал есть.
Неслышно, как тень, появился старый перс с обвислыми красными усами. Перс был в черном глухом иудейском плаще. Он что-то тихо сказал Бавендиду и скрылся за ковровой завесой. Бавендид удовлетворенно кивнул, потом с жесткой усмешкой спросил Анастасия:
— Ты знаешь, чьи это были рабы?
Спонтэсцил молча кивнул и продолжал есть.
— Их трупы найдут на рассвете в Павлиньем саду, — с той же усмешкой сказал Азад.
Анастасий недоуменно посмотрел на него.
— Это сад гарема, — пояснил Бавендид.
— Меня это не интересует, — сказал Спонтэсцил. Он уже утолил голод и медленно потягивал прохладное сластящее вино.
— Я устрою для тебя охоту, Анастасий. Сейчас много кабанов жирует в речных камышах. Надеюсь, ты будешь моим гостем несколько дней, прежде чем отправиться к себе в Ромею, — прорычал весело Азад. Вино, видимо, подействовало и на перса, и он, наклонившись поближе к Спонтэсцилу, зашептал, поблескивая маленькими веселыми глазами: