Прощай, Олимп!

– Внедряете сверхфункцию? – хитро прищурился Антон Маркович.

– Не совсем так. Скорее, пробуждаем. Правда сказать, эффект этот кратковременный. Дело в том, что обеспечивающие системы (в первую очередь, кровеносная) не справляются с такой нагрузкой, и происходит быстрый регресс матрицы в прежнее состояние.

– Насколько быстрый?

– В течение суток, – ответил профессор, – но если регулярно проводить процедуру несколько месяцев подряд, то постепенно результат закрепляется, и регресс можно свести к нулю. Однако основная проблема в том, что такой мозг нужно загружать соответствующими задачами, иначе он просто вернется в исходное состояние, хоть и медленнее. Это, как с мышцами: если их не использовать, они атрофируются. Но, по большому счету, при длительной и упорной подготовке теоретически можно любого человека провести по восходящей от уровня условного клерка – до уровня Эйнштейна.

– То есть, сделать его гораздо умнее?

– Я бы сказал, тоньше и сложнее. Сделать его мозг способным воспринимать информацию совсем другого уровня. Но, повторюсь, проблема-то в том, что, во-первых, человек должен иметь возможность его применять по назначению, быть погруженным в ту проблематику и сферу деятельности, которая бы его «новый» мозг удовлетворяла. Во-вторых, он еще должен быть способен понести на себе всю тяжесть новых знаний, быть к этому психологически, ментально готов. Такое пробуждение разума обыватель может не выдержать, ведь «умножающий познания умножает скорбь».

– Выходит, восстание поумневших клерков нам не грозит? – иронично промурлыкал Антон Маркович.

– Не в нашей жизни.

– Да… Это обнадеживает. Мы, знаете ли, всегда придерживались принципа «не искушай малых сих». Будет очень некстати, если обыватель начнет резко и массово умнеть. Нет уж, пусть лучше спят, – так вслух размышлял Антон Маркович, поглаживая подбородок. – И на ком Вы этот эффект испытывали?

– На кроликах, – ответил Виктор Иванович, пристально глядя на собеседника. – И на себе, – продолжил он, решив умолчать об аспиранте.

– И как ощущения?

– Ну… Кролики пока не обрели дар речи, – улыбнулся профессор.

– А Вы?

– Знаете, есть у Томаса Куна такая книга – «Структура научных революций». Вот что-то очень похожее на описываемый в ней феномен. Смотрю на мир другими глазами, как будто щелчок внутри и вдруг – пазл, который я упорно пытался собрать, сложился сам собой.

Антон Маркович задумчиво посмотрел куда-то в сторону, словно собираясь с мыслями или принимая некое решение. И вдруг неожиданно собранно и четко, изменившимся голосом, произнес:

– Расскажите о побочном эффекте, – и опять просканировал взглядом собеседника.

Рыков поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее, весь как-то подобрался и сосредоточился. Профессор отметил про себя, что выхода на эту тему они, возможно, и ждали.

– Главный побочный эффект, – продолжил Громов, делая задумчивый вид, но исподтишка наблюдая за обоими, – проявляется вот в чем: если использовать резонансные частоты, то происходит разрушение синоптических связей без последующего восстановления. Разрушать всегда легче, чем созидать. Система опрощается, становится менее изощренной.

Он заметил, как при этих его словах интервьюеры переглянулись.

– А если провести человека через подобную процедуру, каковы будут последствия для него? – уточнил Антон Маркович.

– Хм… – профессор задумался, забарабанив пальцами по подлокотнику кресла. – Здесь мы входим в область чистой гипотезы. Думаю, что результат будет обратный: от Эйнштейна – к клерку. Скорее всего, объем знаний не уменьшится, просто человек утратит способность полноценно его использовать, станет грубее и… проще, может быть, пошлее. Все зависит еще от того, что это за человек. Если с тонко и сложно устроенным внутренним миром, с мощной интуицией… У меня возникает такая аналогия: представьте себе талантливого музыканта, который играет прекрасную возвышенную музыку на сложном и тонко настроенном инструменте, например, на органе. И вот вы забираете у него орган и даете взамен деревянную трещотку: на, мол, дорогой ты наш виртуоз, повтори, сыграй-ка нам теперь снова Баха! Ну и как вы думаете, что это будет за Бах?

– «Пум, пум, пум»… Возможно ли как-то будет установить факт подобного воздействия? Через медицинское обследование? – осторожно продолжил Антон Маркович. Он сейчас походил на лиса, который подбирается к курятнику. Профессору даже показалось, что собеседник едва заметно облизнулся.

– Через обследование самого… – Виктор Иванович замолчал, пытаясь подобрать нужное слово, – «кролика», – произнес он с многозначительным видом, – установить факт воздействия практически невозможно. Ведь ни физического, ни химического вмешательства не производится, – профессор уже с любопытством наблюдал за реакцией «Лиса», примерно догадываясь, что тот затеял.

– Ммм, так-так… – выдохнул Антон Маркович, – но ведь это – только теория, – он сосредоточенно посмотрел куда-то поверх головы профессора. Углубившиеся морщины обозначили процесс подсчетов, пальцы с минуту постукивали по подлокотнику, и последний отчетливый щелчок обозначил принятие решения:

– Нужен эксперимент! Мы же, со своей стороны, предоставим Вам «кролика».

Профессор иронично и брезгливо улыбнулся: столько лет упорных исследований, чаяний и надежд, бессонных ночей, воодушевленных взлетов и досадных разочарований – и что же? Невероятная по перспективам технология наталкивается на пошлейшую прагматику: «Лис» только и увидел, что возможность не оставлять перьев после визита в курятник. Впрочем, кто бы сомневался! Он пристально посмотрел сперва на «человека в штатском», потом – на «Лиса», как будто желая заглянуть под лампасик, потер лицо рукой и обратился к автору идеи:

– Антон Маркович, Вы предлагаете мне микроскопом забивать гвозди?

Собеседник на мгновение сделал постное лицо, но тут же лукаво улыбнулся, еще раз просканировав профессора своим фирменным взглядом.

– Очень необычный «гвоздик» требуется забить, – промурлыкал Антон Маркович, – вот и приходится обращаться к Вам за «микроскопом». А после никто Вам не помешает обозревать в него закоулки нейронных сетей.

– Как его фамилия?

– Хех, – Антон Маркович крякнул и обменялся взглядом с Рыковым, – сначала нам нужно Ваше принципиальное согласие. Поймите, профессор, мы крайне уважительно относимся к Вашим разработкам. Думаю, и Вам будет небезынтересно провести такой эксперимент, ведь наука в известном смысле требует жертв. Убежден, что Ваше участие пойдет на пользу и кафедре, и Вам, – он повернулся к Рыкову: – зам. директора ведь скоро на пенсию?

Рыков утвердительно кивнул.

«Ой-ой-ой, прямо, мечты сбываются», – подумал Громов, наблюдая за этим спектаклем.

– В конце концов, – продолжил Антон Маркович, и в его взгляде блеснула холодная искра, – незаменимых людей нет, есть вовремя не замененные.

При этих словах профессор заметил, как уголки губ Рыкова на мгновение дернулись к улыбке, но тот сдержался.

«И пряник-то у вас есть, и кнут. Подготовились! – думал профессор, с меланхоличным видом глядя в окно. – А погода-то портится. Кажется, дождь будет… И пряник ваш мне не нужен, и кнута я не боюсь. Как же я устал от ваших дешевых игр, от этих тараканьих бегов! Ладно, все это может очень кстати оказаться».

– Считайте, что мое принципиальное согласие у вас есть, – подытожил Виктор Иванович. – Но ведь я все равно буду работать с «кроликом», и лучше избежать конфузов. Так что фамилию мне нужно знать сейчас.

Рыков посмотрел на Антона Марковича, ожидая его решения, а тот снова поднял глаза и наморщил лоб, как бы взвешивая все «за» и «против». Потом, еще раз присмотревшись к профессору, спросил:

– Ваше оборудование можно скрыто установить на штатный томограф? Так, чтобы поработать под видом томографии?