Просека
Шрифт:
Он опять свысока смотрит на меня. Плевать!..
Деньги у меня кончаются. Не дождавшись Ивана Ильича, я и ещё трое студентов отправляемся на Кушелевку. Расспрашиваем, где найти Ивана Ильича. К кому ни обратимся, никто его не знает. Наконец какой-то мужчина говорит, что Иван Ильич работает на станции по совместительству, когда поступает много вагонов. Основная же его работа на перевалочной базе. Идём туда. Уже холодно, землю запорошило снежком. Находим Ивана Ильича возле небольшой деревянной конторки. Он такой же круглолицый, в той же куртке на меху.
— Здравствуйте, Иван Ильич.
Я говорил ребятам, что он меня знает. Если есть какая работа — выручит. Но Иван Ильич смотрит на меня так, будто впервые видит.
— Вы откуда? — говорит он с важным видом. — Какой вам работы?
— Не узнаёте меня? Я с Иваненко в прошлом году всё время у вас работал. Мы студенты. Вот опять пришли. — Я улыбаюсь, но на его лице ни малейшего движения…
— Какой Иваненко? У меня много людей работало, всех я не помню.
Я молчу. А он открывает дверь в конторке:
— Надя, тут студенты пришли. Есть что-нибудь?
Уходит в конторку. Товарищи мои смотрят на меня, я на них и опять на дверь конторки.
— Идите за мной. — Мы шагаем за Иваном Ильичом вдоль склада, потом вдоль вагонов, мимо домиков. Шагаем мы долго, опять видим железнодорожную ветку, на ней стоят две открытые платформы; складов рядом никаких нет.
— Там вон лопаты лежат, — Иван Ильич пересчитал нас глазами, указал на. кучу старых бумажных мешков. — Требуется разгрузить эту глину. Выдерживайте габариты: глина должна быть в двух метрах от рельса. Я проверю.
Глины на платформах вровень с бортами. Сверху она серая и прихвачена морозцем, а глубже вся белая. Мне кажется, мы вскоре разделаемся с ней, но не тут-то было. Глина слежалась, липнет к лопате. Отковыряешь кусок, бросишь его, а он с лопаты не слетает, а если слетит, падает рядом с платформой. Не проходит часу, мы выбиваемся из сил. Перекуриваем.
— Ничего, — бодрюсь я, подбадриваю других, ничего, мужики! Зато он заплатит хорошо. Он меньше пятидесяти никогда не платил, а за такую работу побольше получим. В баньку пойдём! — Швыряю очередной ком глины, едва за ним не лечу с платформы. — Напаримся!
Остаток вечера и всю ночь мы бьёмся с этой проклятой глиной. Все перемазались.
Когда делаешь что-то и видишь, что сделано много, так и усталости меньше. А тут перекидали каких-то несчастных два вагона глины, а у нас руки, ноги и спины болят. У одного парня лицо позеленело; от папиросы он отказывается.
— Тошнит. — Он ругается. — Я не ел вчера ничего. Худо что-то. — И он садится на рельс.
Мы подчищаем у платформы, прикидываем, выдержали габарит или нет. Вроде да.
Я швыряю лопату в кучу бумаг, туда же летят остальные. Времени, должно быть, часов шесть утра. Уже слышно зуденье трамваев.
— Где же сейчас искать этого Ивана Ильича?
— А вон он и сам!
Да, Иван Ильич. Будто знал, когда мы окончим работу.
— Сделали? — говорит он.
Я убеждён, что он помнит Иваненко и меня. Чего он важничает?
— Хорошо, молодцы.
Лезет в боковой карман, достаёт бумажник, из него сложенную вдвое чистую ведомость и подаёт мне.
Мы расписываемся. А Иван Ильич, поглядев по сторонам, даёт нам не по пятьдесят, даже не по сорок или тридцать
рублей, а по пятнадцать.— И только? — говорю я.
— Что такое?
— Почему ж так мало?
— Сколько заработали! — И он хочет уйти.
Мне стыдно перед ребятами: провозились всю ночь, измазались, замёрзли, устали — и на тебе!
— Почему ж так мало, Иван Ильич? В прошлом году мы за более лёгкую работу больше получали!
— Расценки такие, расценки. И денег нет.
Он хочет обжулить нас!
— Стойте! — кричу я. — Стойте! — Догоняю его. — Заберите ваши деньги, отдайте ведомость сюда. Нечего! Мы в контору пойдём! Пусть нам бухгалтерия заплатит! Ребята, сюда, отдайте ему деньги. Сегодня в контору пойдём!
Нисколько не волнуясь, Иван Ильич пересчитывает деньги, кладёт их в бумажник. Не спеша продолжает свой путь и руки свои держит спокойно за спиной. И весь вид у него со стороны такой, будто он очень доволен случившимся.
Контора базы на Лесном проспекте. В девять часов мы там.
Директор базы похож на нашего коменданта своими размерами, только у коменданта нос почти не заметен между щеками, а у директора огромная сизая гургуля, поросшая волосами. Директор выслушивает нас, зовёт секретаршу; та спешит за бухгалтером, сама посылает кого-то за Иваном Ильичом. В коридоре забегали, зашушукались. «Ага, — думаю, — сейчас тебе, Иван Ильич, будет. Узнаешь, как студентов обманывать».
Седая бухгалтерша докладывает директору, что наряды на разгрузку керамической глины у неё имеются, но расчёт она ещё не успела сделать.
— Что вы хотите от нас? — строго смотрит бухгалтерша на меня. — Вы работу недавно кончили, а у нас рабочий день начинается в девять. Прикажете в одну минуту вас рассчитать? У меня десятки бригад ждут очереди! Невозможно просто!
— Идите в бухгалтерию, сейчас рассчитают вас. — Директор кивает, улыбается.
В бухгалтерии насчитывают нам семьдесят четыре рубля девяносто копеек. Нас четверо, каждому по четырнадцать с копейками.
Мы шумим. Нормировщица расспрашивает, какую работу мы сделали.
— Вот какие расценки, — а вы думали, по тысяче получите.
Унылые, бредём к студгородку.
Днём я поднялся к Иваненко. Он выслушал меня.
— Чудаки! Зачем вы шум подняли? Я ж тебя предупреждал: не цапайся с ним вначале, и потом всё пойдёт хорошо.
— Как так? — Я не понимаю.
— Вот тебе на! Как будто ты не знал его раньше. Надо было показать ему, что вы тихие, спокойные ребята. Раз, два он заплатил бы вам мало, а потом бы начал больше платить. Какой чёрт понёс вас в контору? Теперь на себя пеняйте.
— Значит, он жулик, — говорю я угрюмо. — Ну мы ему покажем! Он у меня узнает. В прошлом году он выписывал нам денег больше, чем мы заработали, и часть брал себе? Так? Мы возьмёмся за него! — ударяю кулаком по столу и сажусь, соображая, что предпринять.
Иваненко приносит чайник. За окном висит сетка с продуктами. Он угощает меня.
— Не связывайся ты с ним, — говорит мой бывший бригадир. — Конечно, если хочешь убедиться, что я прав, напиши хоть в газету, хоть прокурору. Какие у тебя факты? Что ты докажешь? Что прошлогодний снег был грязней нынешнего?