Прошу к нашему шалашу (сборник)

Коростелев подумал, посмотрел в затуманенные Вечкины глаза и сказал:

– Надо, пожалуй, сводить твою Дианку на охоту с Пиратом. Это для нее будет большая наука.

– Вот это бы хорошо!
– повеселел Бечка.
– Давайте, дядя Коля, сходим вместе в лес? В следующее воскресенье и пойдем.

– В то воскресенье я не смогу. У нас на заводе будет плановый ремонт оборудования. Как же я, механик, брошу цех.

Вечка вздохнул, снова поник, глядеть на него жалко даже. Сидит на лавке у стола, теребит полу ватной фуфайки, прядка пепельно-серых волос безжизненно свесилась на широкий упрямый лоб.

– Ладно, парень, - хлопнув ладонью по столу, сказал дядя Коля. Никому я не доверяю своего Пирата, даже сыну. На этот раз сделаю исключение. Ступайте на охоту с Вениамином. Берите Пирата, Дианку, только смотрите, вгорячах-то вместо зайца собак не подстрелите.

– Ну что вы, дядя Коля!

– На охоте все бывает. Особенно у таких зеленых охотников, как вы.

Следующий выходной день для Вечки и Венки был поистине праздником. Надо было видеть, как шли они по улице, направляясь в заснеженные ельники. Шагают посредине дороги рядом. У обоих на поводках рыжие с черными спинами собаки. У Вечки - маленькая, у Венки - огромная, словно волкодав, с широкой, мощной грудью. Обе рвутся вперед, натягивая, как струны, узкие ремешки. Парням это любо. Поглядывают по сторонам и всем встречным как бы говорят: "Смотрите, какие у нас гончаки. Ни у кого, кроме нас, нет таких в поселке".

Снег в лесу был уже несвежий, старые следы зверей и птиц расплылись, потеряли четкие очертания. Заснеженные еланьки из белых превратились в серые, запорошенные опавшей хвоей и угасшими, когда-то огненными листьями осин и рябинок. Венка первым спустил с привязи своего Пирата. Тот сразу кинулся в лесную густерьму и начал сновать, как челнок, из стороны в сторону. Через несколько минут послышался его резкий, пронзительный визг, а затем лай, но уже неторопливый, с короткими паузами.

– Зайца погнал, - сказал Коростелев.
– Пошли туда. К своей лежке косой снова прибежит. Там его и возьмем. Спускай Дианку, теперь она поймет, в чем дело, догонит Пирата и станет с ним работать.

И верно. Молодая гончая стремглав кинулась на лай старого гончака. Парни пошли к тому месту, где Пират поднял зайца. Оказывается, беляк лежал под кучей заснеженного хвороста на опушке ельника, перед широкой поляной. Собака подобралась к нему с тыла, из чащи, и он вынужден был удирать через открытое поле.

Охотники разделились: один запрятался за деревом по правую сторону лежки, другой - по левую. И стали ждать. Собачий лай удалялся. Заяц стремился к заболоченной речке Рудянке, в сплошные кустарники. Пират мчался за ним. Вскоре к гончаку присоединилась и Дианка. Пес лаял грубо, словно громыхал медным боталом, а она вторила ему тоненьким голоском, словно аккомпанировала серебряным колокольчиком.

В кустах, в болоте, беляку задержаться не пришлось. Уж очень стремительно мчались за ним собаки. Сделав полукруг, он выбежал на свой прежний след, покрутился по нему взад-вперед, а затем гигантским прыжком метнулся в сторону и через поле целиной направился к лежке, закинув уши на спину.

Немного погодя на елань, голова к голове, перезваниваясь голосами, выбежали черноспинные гончие. Одна большая, другая маленькая, одна справа от горячего, остро пахнущего заячьего следа, другая - слева. Добежав до места, где заяц хитрил и сделал "скидку", собаки вдруг растерялись, остановились, прекратили лай. Дианка засуетилась, начала тыкать свою морду в каждую вмятину на снегу. Пират не стал обнюхивать запутанные зайцем следы, он сделал возле них широкий полукруг, нашел выход, куда устремился беляк, и последовал за ним, торжествующе взлаивая. Дианка тотчас же присоединилась к нему.

"Какая красота!
– подумал Вечка, любуясь собаками на гону.
– Как будто в концерте выступают, дуэтом".

К лежке напрямик заяц не пошел. Он забежал в лес, а потом уже по его опушке стал пробираться к своему логову. Тут его и уложил метким выстрелом Венка Коростелев. Разгоряченные, с высунутыми языками, подбежали собаки. Увидели распластанного на снегу беляка и кинулись к нему.

– Тубо! Нельзя!
– закричали охотники.

Гончие присели на задние лапы возле зайца, глядят на него и облизываются. Венка отрезал у беляка задние лапы и кинул их собакам "для затравки"...

С этого дня Дианка стала "работать" в лесу самостоятельно. Теперь каждое воскресенье Вечка гонял зайцев в ближайших от поселка ельниках. Иногда ходил и в будни после школьных уроков. Уйдет на два-три часа и возвращается с добычей. Ох и завидовали ему подростки! Об охоте с гончей начал мечтать чуть ли не каждый старшеклассник.

Но Вечке определенно не везло. Во время зимних каникул он отправился на охоту в совхозные поля. Там, сказывали, возле капустников зайцев развелось видимо-невидимо. Вечерами выбегут из кустов, из перелесков на поляны, так будто пеньки торчат из-под снега. И правда. Только спустил там парень свою Дианку, она сразу выгнала на него беляка, потом второго. Казалось бы, хватит, можно домой возвращаться, но Вечка вошел в азарт. Охотился до вечера. А вечером собака потерялась. Погнала косого, а он увел ее куда-то далеко. Сначала лай удалялся, а затем совсем заглох. Вечка стал трубить в горн. Трубил долго, изо всей силы, даже больно стало губам, а скулы, казалось, онемели. Но собака так и не пришла. Надвинулись сумерки. В ясном небе зажглись и замигали звезды. По лесу заходил мороз, затрещал, запощелкивал. И вдруг откуда-то от черного горизонта донесся едва слышный вой, тоскливый, заунывный.

"Это Дианка!
– мелькнуло у Вечки.
– Видно, убежала за зайцем, носилась за ним как угорелая, ну и заблудилась".

– Дианка, Дианка!

И снова трубил, трубил.

И странно: парень слышит вой, а собака на зов не идет.

"Уж не попала ли в петлю?"

Спрятав добытых зайцев под кустом, он направился в черные перелески, на далекий вой. Если в самом деле собака попала в петлю, не оставишь же ее в беде. Идти было трудно. На открытых местах снег вылизали ветры, а на опушках у сбившихся в кучки деревьев и кустарников образовались высокие гребни сугробов. Здесь приходилось брести по пояс в снегу, пробивать себе дорогу шаг за шагом. Преодолевая усталость, обливаясь потом, Вечка настойчиво двигался вперед, на одинокий протяжный вой. Было немного жутко. В Рудянке бытовала молва: если собака воет - к покойнику. В приметы эти Вечка не верил. А все же как-то неприятно слышать, когда собака, подняв морду к небу скулит, тоскует.

Чем дальше уходил парень в темные, нахмурившиеся леса, тем большее расстояние, казалось, отделяло его от цели. Наконец он очутился на краю широкого оврага, в котором из-под снега кое-где торчали острые вершинки елей и купы берез, похожие на заиндевевшие стога сена. Где-то совсем неподалеку, внизу, Вечка услышал скулящий, заунывный вой.

– Дианка, Дианка!
– обрадовавшись, закричал он. Потом поднес трубу к губам и заиграл призывно, словно горнист на заре.

Но что это? Вой в овраге прекратился, а на снежном поле между верхушками деревьев задвигались, разбегаясь в разные стороны, серые тени.

"Так это волки!
– сообразил Вечка.
– Они перехватили на гону Дианку и разорвали. А выл, наверно, старый волк, отбитый от стаи молодыми и сильными зверями".

По спине у Вечки прошел мороз. А потом стало невыносимо жарко, жутко, страшно. Что он сделает со своей одностволкой, если волки снова соберутся в стаю и нападут на него? Ведь у них теперь, сказывал дядя Коля Коростелев, начинаются свадьбы. Собираются вместе, сколько их тут есть, и рыщут по лесам. Нарвутся на тебя - в живых не оставят.

Увидев рядом возле себя полусгнившую, сваленную бурей старую березу, Торопыгин подошел к ней и поспешно, точно в лихорадке, начал ломать сучья, драть бересту. Вытоптал в снегу яму и разжег в ней костер. Благо, что были спички. Спасибо за науку старым охотникам!

При ярком пламени и взметнувшейся вверх копне искр Вечка вздохнул свободно. На огонь волки не полезут. Только теперь он начал понимать, к чему привел его охотничий азарт, жадность. Погубил собаку, да и сам оказался в плену у леса, у хищных зверей. Но, как говорят, после драки кулаками не машут. Придется сидеть тут до утра. Только на свету волки прижмут хвосты и уберутся в глухую урему.