Проснись и рычи (Сатсанг с Х.В.Л. Пунджей)
Шрифт:
На следующий год [1954] мы, Харилал и я, встретились снова в нашем любимом Тируваннамалае. На этот раз я остановился у друга, в доме, расположенном неподалеку от ашрама. Выл вечер, когда сидя на плоской крыше при свете луны, он рассказал мне свою историю.
Он родился в западном Пенджабе, в части, которая была отсоединена от Индии в 1947 году и которая в то время была сценой стольких жестокостей. Его мать была младшей сестрой одного мудреца, который в начале столетия был хорошо известен под именем Раматиртхи и провел свои последние годы жизни в Гималаях. Когда он почувствовал приближение своей кончины, он, несмотря на то, что ему было лишь около тридцати лет, просто вошел в Гангу и «исчез»
Харилал поступил на службу в армию офицером. Однако вскоре он потерял интерес к этому занятию, которое не давало ни времени, ни свободы духа, необходимых ему для религиозных практик, знакомых ему с раннего детства. Еще с детских лет мысль о Боге более чем все остальное владела его душой. Ему было всего шесть или семь лет, когда он углубился на двадцать километров в джунгли с тем, чтобы разыскать каких-то бродячих аскетов, основавших там свой ашрам; когда же родители, наконец разыскали его, он дал им ответ, не имея, разумеется, ни малейшего понятия о том, что это был отголосок из Библии: «Зачем вы пошли искать меня, вместо того чтобы оставить меня с Богом?» Его преданность Кришне с возрастом становилась настолько сильной, что граничила с истерией. Он заходил настолько далеко, что носил женские одежды в надежде, что Кришна может принять его за свою возлюбленную Радху, сжалится над ним и откроет ему свое лицо. Куда бы он ни шел, он повторял имя своего Господа; и если на улице ему случалось услышать обожаемое имя, он напрягался каждым мускулом своего тела, чтобы удержаться и не упасть в экстазе в самой гуще толпы. Вполне очевидно, что будучи солдатом, он не имел возможности вести жизнь, целиком состоящую из молитв, занятий медитацией и пудж; вдобавок к тому, это было военное время, когда дисциплина была очень строгой.
Он попросил освободить его от своих обязанностей. В глазах его начальства подобная просьба выглядела безумной, поскольку отзывы о нем были превосходны, продвижение по службе было не за горами, и перед ним открывалась великолепная карьера. В действительности, все его товарищи, в то время молодые офицеры, после 1947 года заняли высшие посты в индийской армии. Однако он настоял на своем, объяснив свои причины командиру, который, наконец, понял его положение, поддержал его просьбу и проследил за тем, чтобы его отставка была принята.
Когда он вернулся домой, отец принял его недоброжелательно. Он был уже женат и имел троих маленьких детей. Каким образом он собирался растить их, после того как оставил свою карьеру? Сам он, фактически, никогда не думал о женитьбе; но такова была традиция и воля его отца, и, кроме того, за исключением своей страсти к Кришне, ко всему происходящему вокруг он относился с совершенным безразличием.
Только мать понимала его, и, без сомнения, не имея ее поддержки, ему было бы трудно пройти через этот период. В то же время, он с еще большим рвением, чем когда-либо, посвятил себя религиозным практикам с целью получить даршан Кришны. Всякий раз, когда он слышал о том, что по соседству появился какой-нибудь «святой», он бежал к нему и, упав в ноги, молил дать ему возможность «увидеть Бога». С той же неизменной просьбой он обращался к садду, которые приходили в дом в надежде получить немного еды, но, увы, его желание оставалось неудовлетворенным.
Как-то утром он сидел на веранде своего дома, когда появился садду, сложением и внешностью напоминавший выходца из южной части Индии. Харилал принес ему немного фруктов и предложил ему присесть, пока его мать готовила пищу.
— Свамиджи, у меня есть желание увидеть Бога, — сказал ему Харилал. — Чтобы добиться этого, я оставил свою карьеру в армии, чем навлек на себя проклятие отца. Я провожу свое время в произнесении мантр, распевании бхаджанов и совершении пудж; с открытым сердцем я ожидаю «святых». Одному Богу известно, скольких махатм я спрашивал о тайне получения даршана Кришны, но всегда напрасно. Никто из них не смог мне помочь. Похоже на то, что Кришну нимало не трогает моя беда и что он не испытывает ко мне ни капли жалости. Вы сами, случайно, не знаете кого-нибудь, кто мог бы мне помочь увидеть Бога?
— Разумеется, — отвечал садду
без малейшего колебания. — Поезжай и навести Раману, и все твои желания будут исполнены.— Где его можно найти? — переспросил Харилал, подпрыгнув. — Я хотел бы отправиться к нему немедленно!
— Он живет в южной части Индии, в Тируваннамалае, в одной ночи езды на поезде от Мадраса. Не теряй времени. То, что ты получишь, превзойдет все твои ожидания.
Харилал в ту же минуту записал имя, адрес, место и путь, по которому ему предстояло следовать. Затем он поставил в известность семью о том, что отправляется в Тамилнаду.
Отец отнесся к этому плохо: «А как же твои жена и дети? И так ты понимаешь свой долг? Мало того, что ты оставил армию, теперь тебе нужно мчаться сломя голову на другой конец Индии, прикрываясь своими безумными поисками духовных приключений?
Но Господь добр к тем, кто надеется на него. На следующий же день друг показал ему газету с неожиданным предложением работы в Мадрасе, которое полностью ему подходило. Он одолжил триста рупий и отбыл.
Через несколько дней он сошел с поезда на вокзале Тируваннамалая. Как и все пилигримы, он нанял воловью повозку с тем, чтобы проехать три или четыре километра, отделявших станцию от ашрама.
Он увидел Махарши, сидящим в маленьком и невыразительном зале с дешевыми украшениями, где в то время он жил со своими учениками. Харилал поклонился ему и сел. Спустя некоторое время, очевидно под воздействием сильной эмоции он вышел наружу. Он ни с кем не говорил, спросив только, в котором часу отходит поезд до Мадраса, и заказал воловью повозку, чтобы ехать до станции.
Он уже сидел в повозке, когда кто-то его остановил:
— Почему вы уже уезжаете? Ведь вы только что приехали?
— Меня не интересуют так называемые садду, которые потешаются над людьми, — отвечал он резко.
Спрашивающий посмотрел на него с недоумением.
— Да, — продолжал Харилал. — Ваш Бхагаван, я видел его ровно две недели назад в моем собственном доме в Пенджабе неподалеку от Пешавара. Я своими руками подал ему бхикшу. Я спросил его, известен ли ему кто-нибудь, кто мог бы открыть мне глаза, чтобы я мог видеть Бога. Он имел наглость отправить меня в это место за более чем три тысячи километров от моего дома. Если он и вправду был способен сделать так, чтобы я мог увидеть Кришну, то почему тогда он не воспользовался своими чудесными силами там, в нашем доме, или, по крайней мере, в ближайших джунглях? Но это еще что. Я приехал сюда, но он не сказал мне ни слова, не подал мне ни единого знака внимания, по которому я мог бы заключить, что он меня признал. Будь он настоящим «святым», все было бы не так скверно, однако вокруг его шеи и рук нет цветочных гирлянд. В течение целого часа, что я просидел перед ним, я не заметил ни разу, чтобы он произнес молитву, перебирая четки; ни разу я не услышал, чтобы он прошептал имена Кришны или Радхи. Он — полный шарлатан. Что пользы в том, чтобы оставаться здесь?
— Что?! — воскликнул его собеседник. — Должно быть, тебе приснился сон. Рамана прибыл из Мадурайя в Тируваннамолай сорок лет тому назад, и всякий знает, что он никогда не покидал этого места.
— Даже если так, я видел его своими собственными глазами в Пенджабе, в доме моего отца, в начале этого месяца!
— Две недели назад Бхагаван был здесь. Можешь спросить кого хочешь из ашрама. Послушай меня, будь благоразумен. Проделав такое длительное путешествие, тебе не следует отправляться назад, когда день уже на исходе. Не нужно торопиться. Останься и пробудь здесь по крайней мере два или три дня. А потом увидишь. Идем, я представлю тебя сарвадхикари Свами Ниранджанананде.
Разум Харилала отказывался что-либо понимать. Приснился ли ему сон? Спит ли он сейчас? Однако он дал себя убедить, заплатил вознице и остался в ашраме.
Он провел там несколько дней, затем вернулся в Мадрас, чтобы приступить к работе. В Мадрасе он так распорядился своим временем, что смог посвящать наибольшее количество часов своим религиозным обрядам. С другой стороны, каждую неделю или, по крайней мере, раз в две недели он возвращался в Тируваннамалай, поскольку было очевидно, что Махарши произвел на него глубочайшее впечатление.