Проснись!
Шрифт:
– Опять по делам?
– Вроде бы получать новую машину. Я пойду? – сказала женщина, смотря куда-то вдаль.
– Эээ, да… – девушка замешкалась. – Мама… – в ответ та вздрогнула и замерла, от чего в груди болезненно кольнуло, – … почему ты не звонила?
– Не хотела мешать.
– Ты уже много лет не хочешь мне мешать, – усмешка.
– Ты уже взрослая.
– Но я по-прежнему твоя дочь?
Заминка.
– Конечно, – чуть вымученная улыбка.
Сол провела ладонью по лицу, пытаясь стереть усталость.
–
– Я не хотела обременять тебя излишней заботой, – вода в стакане начала немного колыхаться.
– Забота – это нормально, а вот страх не укладывается в канон, – голос девушки начал вибрировать от нахлынувших эмоций.
– Я не боюсь.
– Но и не веришь.
– Как я могу тебе верить?! – пальцы женщины сильнее сжали стенки стакана. – Ты… ты скоро захлебнешься в крови.
Ребра сжало стальной клеткой. Холод растекся по крови, а горло сдавило болезненной судорогой. Мать убила свое дитя…
– Это… было… давно… – голова кругом, земля уходит из-под ног.
– Но я не забуду этого никогда… – устало.
– Я тоже…
– Что и требовалось доказать, – холодно.
Сол молча прошла в комнату и закрыла за собой дверь. Стакан разбился о стену как раз в тот миг, когда девушка рухнула на колени, зажимая рот рукой, впиваясь зубами в свое запястье.
* * *
И снова Берлин, снова больница, снова шаги в коридоре. Каждый стук сердца отражается от бетонных зеркал. Холодно, сыро, нечем дышать. По стенам скользят тени. Она дошла до конца коридора, оглядываясь по сторонам. Застывшие люди: грязные ублюдки, которым нужна лишь кровь и боль живых тел. Взгляд на арену – сердце рухнуло вниз.
«Нет!» – прошептало ее сознание.
В черной клетке ринга Архангел. Напротив Шакал. Вдох. Кто-то нажал на старт. Рев безумной толпы. Она с трудом протиснулась к решетке. Бой насмерть, хруст костей. Она зажмурила глаза.
Внезапно заиграла музыка – скрипка. Ее плач раскрывал еще не до конца зажившие шрамы. В самом углу стоял Ганзель. Его пальцы так умело сжимали смычок.
«Не надо… прошу»…
Но он продолжал. Соленые слезы прошлого щипали свежие раны. А Шакал все бил. Удары сыпались градом, превращая тело возлюбленного в безвольный кусок мяса. Взгляд в другой конец: Гюнтер спокойно курит, опираясь плечом на ограду.
«Хватит!»
Архангел упал на колени порванной куклой. Пальцы Шакала превратились в бритвы. Еще миг и он уже сдирал его лицо. Кровь падает на пол. Черная поверхность впитывает капли, словно почва спасительный дождь.
Ни звука вслух. Она нема. Руки намертво вцепились в металл. Девушка начала оседать. Чьи-то сильные объятия и шепот:
«Иногда лицо – всего лишь маска. Но кинув маску в огонь, ты можешь лишиться лица».
Поворот.
«Ты?»
Столь ненавистный ей образ растворился.
Вокруг лишь пустота.«Пусть исчезают твои шрамы…
Пускай затянутся рубцы…»
Глубокий вдох. Сол открыла глаза.
– У прошлого совсем иной запах, – лишь губами.
Она села, чувствуя, как по шее стекает кровь.– У прошлого совсем иной металл.
* * *
– Здравствуй, отец, – девушка плюхнулась на стул за кухонным столом.
– Милая, что произошло? – обеспокоенно осведомился он.
– Где мама?
– Улетела к сестре в Лейпциг.
– Тем лучше. Папа, я хочу, чтобы ты уехал к ней.
Мужчина удивленно посмотрел на дочь.
– Пришло время поставить точку.
– О чем ты?
– Я просто прошу тебя, уезжай. Мы встретимся в Гамбурге, – Сол взглянула на отца, что нервно закурил.
– Я могу тебе хоть чем-то помочь? – затяжка.
– Да. Уезжай, – пауза. – И… дай мне номер нашего нотариуса.
Мужчина замер, не зная как реагировать.
– Мне очень важно, чтобы ты уехал… прошу, – мольба в словах.
– Я приставлю к тебе охрану.
– Нет! Мне не нужны лишние жертвы.
– Да что, черт возьми, происходит?! – он сорвался на крик.
– Это конец, – чуть слышно. – Я сумею выжить лишь в одиночку, – Сол закрыла лицо руками.
– Милая, – отец встал и порывисто обнял своего единственного ребенка.
– Уезжай, я молю тебя… – она заплакала у него на груди.
– Хорошо, – он гладил ее по волосам, – что мне сделать?
Всхлип.
– Договорись о встрече с нотариусом и улетай. Сегодня же.
– Хорошо, – он поцеловал дочь в макушку и снова крепко обнял. – Я люблю тебя, милая.
– Ich liebe dich…
* * *
– Опаздываешь, красавица, – Энди сидел на табурете посреди пустого зала, шнуруя перчатки.
– Дела.
– Какие?
Сол протянула мужчине бумаги.
– Что это?
– Гонорар.
– Не понял.
– Это документы, в них говорится, что сегодня в 9.00 утра на твое имя был открыт счет в Центральном банке Бостона. Начальный капитал – пара миллионов долларов. Теперь это твои деньги.
Мужчина не смог вымолвить ни слова, просто сидел с открытым ртом.
– Сбрендила что ли?!
– Уже давно.
– Зачем?
– Это просто «спасибо».
– За что?! За все мои промахи?!
– За твою дружбу.
– Я не продаюсь!
– А я и не покупаю, – Сол скинула куртку и достала из сумки бинты. – Бой будет насмерть, Энди, – она кивнула на перчатки, – это мне не понадобится.
* * *
Черный эластичный бинт вокруг костяшек и кистей.