Проснитесь, сэр!
Шрифт:
– Она очень милая, соответствует своему имени, хотя выражается грубовато. Говорит, правописание у нее «ни к черту». Но мне нравится ее прозаичность.
– Очень хорошо, сэр.
Я повалился на спину на постель, Дживс покорно сидел за письменным столиком в восторженной позе. Я закрыл глаза, видя в воображении шоу Зигфелда, [56] в ходе которого сам держал Аву в объятиях, запустив пальцы в пышные волосы… но потом перед изображением прошла черная тень, словно мысленная кинопленка сгорела. Я сел.
56
Зигфелд Флоренс (1869–1932) – постановщик
– Есть еще один заголовок, Дживс.
– Да, сэр?
– Боюсь, из криминальной хроники. Та самая женщина, Сигрид Бобьен, обвинила меня в краже ее тапок. Устроила шумную сцену за завтраком. Опозорила перед всеми. Пыталась организовать линчевание. У меня сахар просто взбесился. Я чуть не ослеп от диабета.
– В высшей степени неприятно, сэр. Она заявила, будто вы ее тапочки взяли?
– Да… Кажется, остальные были на моей стороне, ее охарактеризовали как истеричку, видящую привидения. Но я не полностью оправдан. Наверняка после подобного обвинения все меня чуточку подозревают… А у меня небольшой провал в памяти на время затмения. Неужели я вчера вернулся сюда с парой женских тапочек, Дживс?
– Нет, сэр.
– Кому же это знать, как не вам.
– Да, сэр.
– У нас нет ни ножниц, ни какого-нибудь резака?
– Нет, сэр. Почему вы спрашиваете?
Я разъяснил Дживсу характер преступления – тапочки были вырезаны из бумаги; Бобьен каждый вечер оставляла настоящие перед дверью. Он слушал невозмутимо, однако заметил:
– Очень странно, сэр.
– Да, странно. Странно, что она оставляет тапочки перед дверью, и странно, что их кто-то взял. Я не упрекаю ее за расстройство, но она слишком сильно отреагировала. Готова была меня убить. Очень неприятно, когда тебя ненавидят, Дживс, особенно в таком положении, когда ее нельзя избегать. Я имею в виду, что это еще хуже, чем жить с дядей Ирвином. Он меня не слишком сильно любит, но фактически ненависти не питает. Я просто его раздражаю. А эта женщина ненавидит меня. Хотелось бы сосредоточиться на работе, на одержимой любви к Аве, не тревожась из-за Бобьен и проклятых украденных тапочек… Знаете, если мы поймаем вора, это обелит мое имя перед ней и перед всеми прочими.
– Это решительно доказало бы вашу невиновность, сэр.
– Представляете, как это сделать, Дживс?
– Что ж, нынче вечером, сэр, можно выставить ваши ботинки за дверь и попробовать подкараулить того, кто решится их взять.
– Великолепная мысль, Дживс!
– Благодарю вас, сэр.
– Но вы не считаете, что за дверь надо выставить шлепанцы? Может быть, вор охотится только за ними, а не за ботинками.
– Весьма разумное замечание, сэр.
– Возможно, это простой хулиган или истинный фетишист тапочек. Необходимо обезопаситься со всех сторон. Поэтому для надежности будем ловить на тапочки, предполагая, что это мужчина. Может быть, и женщина, хотя почти все общественно опасные типы – мужчины. Женщины в большинстве случаев вымещают раздражение на самих себе.
– Да, сэр.
Я задумался о поимке предполагаемого тапочного фетишиста, бессознательно поглаживая пальцем усы. Возникшее при этом довольно чувственное ощущение вновь привело меня к мысленному шоу Зигфелда, к кино, которое я начал крутить: с Авой в моих объятиях.
Взаимный поцелуй остается великой извечной загадкой. Как только я об этом задумаюсь, не вижу никакого смысла. Наклоняешь голову в сторону, губы каким-то образом соприкасаются. Тем не менее я попробовал визуально представить наш с ней поцелуй – физически – и испортил все дело, хореография развалилась. Отложив вопрос о губах, я мысленно увидел, как мы ткнулись друг другу в лицо впечатляющими носами, и фактически выронил камеру – сознание одновременно отсняло и прокрутило кадр, в котором ее нос попал мне в рот. Впрочем, это меня возбудило. Я позволил себе задержаться на краткой сцене, потом в наказание выключил мысленный проектор и камеру. Меня вдруг охватила вовсе
не шуточная тревога насчет проблемы с носом, и я поспешил оповестить о том Дживса.– Одна деталь в моем любовном романе внушает беспокойство, Дживс.
– Вот как, сэр?
– Неудобно признаться… – Дживс спокойно смотрел на меня; выражению его лица можно верить. И я выпалил признание: – По-моему, на меня произвел слишком сильное впечатление нос Авы. Со мной никогда ничего подобного не было. Ни один нос не притягивал меня с такой силой. Не могу объяснить.
– Звучит необычно, сэр.
– Если бы я понимал Фрейда или если б действительно его читал, то назвал бы это чем-то вроде перенесения, [57] после недавней деформации моего собственного носа.
57
Согласно теории Фрейда, чувства больного во время лечения нередко переносятся на личность врача, выражаясь вначале в любви, а потом во враждебности и внутреннем сопротивлении.
– Возможно, сэр.
– Но это не совсем меня удовлетворяет… Может быть, дело в том, что ее нос имеет форму женского тела. Ноздри похожи на ягодицы.
– Неужели, сэр?
– Прошу прощения, Дживс. Я не хотел выражаться вульгарно. Лишь стараюсь понять, почему он на меня так действует. Возможно, потому, что тут как бы две женщины в одной.
– Вполне допустимое психологическое объяснение, сэр. Однако вам не приходило в голову, что нос просто красивый и именно поэтому вас привлекает?
– Проблема гораздо глубже, Дживс… Знаете, я однажды читал об одном носовом фетишисте в «Половой психопатии» Крафт-Эбинга. [58] Деталей не помню, но помню, что был восхищен… Возможно, прочтя это много лет назад, сам довел себя до подобного состояния. Я слышал о писателях и драматургах, которые в детстве читали какую-то книгу, потом забывали, а через много лет создавали роман-двойник или пьесу, не зная, что украли основной сюжет и тему.
– И я слышал о таком явлении, сэр.
58
Крафт-Эбинг Рихард (1840–1902) – профессор психиатрии, работавший в Вене, автор крупных авторитетных трудов.
– Возможно, на меня точно так же подействовала история болезни носового фетишиста, только я украл извращение, психическую аномалию… Идиот! Гораздо выгодней украсть книгу. Вечно я не то делаю!.. В юности читал Крафт-Эбинга, чтоб возбудиться. Наверняка нездорово читать с такой целью о случаях сексуальных психозов, и теперь я расплачиваюсь. Еврейский мальчик двадцатого века в Нью-Джерси читает о немецких половых извращенцах девятнадцатого века… Все равно что «Майн кампф» изучать!
– Понимаю, сэр.
– Даже не верится, что со мной такое случилось, Дживс. Хуже того, через что прошел Оскар Уайльд. У него была любовь, о которой нельзя сказать вслух. А моя любовь даже не имеет названия, которое нельзя было бы произнести. Нософилия? Нососексуализм? Смешно… Даже не хочется думать о подтексте слова «назальный»… Хорошо бы иметь под рукой «Половую психопатию», но я ее какое-то время назад потерял. Хотелось бы перечитать ту историю и уяснить глубинную суть.
– Было бы весьма познавательно, сэр.
Я тщетно старался припомнить подробности истории болезни носового фетишиста, но ничего не приходило на память. Смутно помнилось нападение в каком-то трамвае, и все. Потом меня осенила великолепная мысль.
– Пойдемте в библиотеку, Дживс, – сказал я, – найдем Крафт-Эбинга. Если я собираюсь влюбиться в ту женщину и в ее нос, то должен понять все свои мотивации. Остается надеяться, что в библиотеке есть эта книга, какой-нибудь тинейджер не выкрал ее по тем же соображениям, с какими я ее когда-то использовал. Если там нет, здесь где-то неподалеку находится Скидмор-колледж.