Просроченное завтра

Алена опустила глаза.

— Да я первый раз ее сделала.

— И жемчужинку в пупок тоже не хотела?

Алена одернула короткую футболку и порадовалась шуму на кухне. Они были в квартире не одни.

— Что, никогда не хотела сделать никакой глупости? Не поверю!

— Глупостей не делала. Зато без разрешения мамы уехала в город. В деревне ловить нечего, а они этого не понимают и считают, что мне еще рано жить самостоятельно.

— Ну, я тоже не спрашивал разрешения ни на Прагу, ни на Силиконку…

— Ну, тебе и не восемнадцать было.

— А что, думаешь, в двадцать шесть мать не считает меня маленьким неразумным мальчиком? Брось, они всегда будут недовольны нашими решениями. Главное, чтобы ими были довольны мы. Ты рада, что уехала?

Алена кивнула.

— Я тоже рад. Ты там своим рассказала про то, что чуть не утонула?

Алена мотнула головой.

— Вот и умница. Не надо им этого знать. А то еще не отпустят больше на море.

— Они и сейчас не отпускали. Я сама купила путевку и поехала. Когда ты финансово независим, легче игнорировать советы родственников.

— Но иногда стоит все же прислушиваться. Они же нам добра желают.

— У меня такое чувство, что мы с мамой и даже с братом с разных планет. Они вообще не понимают, о чем я говорю, что меня интересует и вообще

***

Она уставилась вниз с балкона на проходивших мимо туристов с детьми. Дима проследил за ее взглядом.

— Похоже, это мои соседи. Нам лучше свалить. Давай пообедаем в ресторанчике здесь неподалеку. Ты когда-нибудь пробовала лягушачьи лапки?

Алена скривилась.

— Давай, давай. Не так страшен черт, как его малюют. А потом заберем вещи и снова пойдем купаться, согласна?

— А когда ты работать будешь?

— Ночью. Останусь по-хитрому в холле отеля…

— Ты что, серьезно?

— Шучу. Сделаю себе выходной за свой счет. Пошли.

Ресторанчик оказался через две улицы в утопающем в зелени домике. Террасу увивали новогодние гирлянды, и вечерами тут было, наверное, очень мило. Заказанное блюдо выглядело если и не аппетитно, но отторжение в организме не вызвало. Лягушачьи лапки напоминали окорочка недокормленных цыплят, как на вид, так и по вкусу. Настолько сухие, что приходилось запивать их соком. К счастью, после фруктов Алена не успела проголодаться и могла спокойно обойтись без ресторана. А потом и без пляжа, но Дима не отпускал ее ни на шаг ни на суше, ни в воде, и Алена действительно испугалась, что ночевать он будет в холле гостинице, когда рассталась с ним снова около полуночи.

Усевшись на край кровати, Алена попыталась вспомнить, о чем они говорили, но в голове царил хаос. Они говорили ни о чем, но настроение скакало резиновым мячиком от ниже плинтуса до поросячьего визга по непонятной ей причине. Упав на подушку, она вдруг сообразила, в чем дело — им ничего друг от друга не нужно, кроме одного: не быть в чужой стране в одиночестве.

Утром она задержалась у зеркала дольше обычного, до идеального блеска расчесывая волосы. Дима уже успел принести завтрак на стол, который она выбрала вчера. И даже киви почистил.

— Зачем ты это сделал? Я люблю с кожурой.

Он пожал плечами.

— Откуда ж я мог знать! Попробуй без нее. Может, ты любишь с кожурой от лени? Хотя можно ведь ложкой есть…

Она взяла киви из его пальцев целиком, а надо было попросить нарезать кусочками на тарелку, потому что по пальцам потек сок и захотелось заглотить фрукт целиком и оказаться со сладким флюсом. Дима догадался об ее терзаниях и протянул салфетку. Она поблагодарила и делала это за весь день довольно часто. Особенно после «млечной» кукурузы, которую тот купил у продавца на пляже. Она оказалась такой горячей, что Алена выронила початок, но Дима ловко поймал его у самого песка.

В этот раз Алена плавала без его поддержки и чувствовала себя намного увереннее. Лежа на его огромном полотенце, она даже вздохнула:

— Не верится, что завтра вечером я буду уже в сером Питере.

— Мне тоже не верится, — отозвался он эхом, наблюдая через темные стекла солнцезащитных очков за бесчисленными ногами, семенящими мимо них к морю.

— Народу уже тьма. Может, пойдем?

— Куда?

— Можно просто по пляжу, — ответил Дима, поднимаясь. — Там будут пустые промежутки через пару километров.

— Ты шутишь?

Она тоже уже была на ногах.

— Не дойдешь, что ли? Какие твои годы! А ну поворачивайся ко мне спиной!

В руках он держал коричневый тюбик солнцезащитного крема. Он заставил ее намазаться еще утром, а теперь похоже собирался сделать это сам. Его руки мягкой ватой опустились ей на плечи, но она чуть не осела под их тяжестью, а когда они спустились к лопаткам и скользнули вперед на грудь, ее на солнце прошиб озноб. И когда Дима опустился на песок и потянулся к ее животу и ногам, первым желанием было засветить ему пяткой между глаз, но оттолкнуть его сейчас значит дать повод для насмешек. Его ладони скользили по ногам, обдирая кожу мелкими песчинками, но тело горело от другой боли. Дима швырнул тюбик в ее плетеную сумку и закинул за плечо. Алене хотелось, чтобы волны окатили ее с ног до головы, но они лизали лишь стопы. Весь крем сошел с нее вместе с потом, когда наконец Дима швырнул сумку на песок и протянул руку:

— Как в детстве. С разбега?

Она сжала его пальцы и метнулась в волны раньше него и бежала до самой высокой волны, пока та не накрыла обоих с головой. Пришлось расцепить руки и отлепить от лица волосы. Дима тоже отфыркивался, как молодой жеребец. Как хорошо, что у нее нет с собой фотоаппарата. Трудно бы было удержаться от желания запечатлеть его на память. Его красота слишком ускользающая. Порой пугающая, если поймать ее с неверного ракурса. Его, похоже, вылепил ангел- троечник. Но сейчас он стоял перед ней под верным углом. Подбородок не казался большим и слишком плоским, глаза не проваливались под пышные брови. Она протянула руку, и отлепила от его переносицы отросшую челку. Он улыбнулся:

— Ты права, мне следует подстричься, — и через секунду: — Лена, берегись!

Но предупреждение не помогло. Он схватил ее, но слишком поздно. Их откинуло волной к самому берегу, сшибло с ног и заставило глотнуть морской водицы, но Дима не выпустил ее плеч. Откашлявшись, Алена поднялась с колен вместе с ним и продолжила сплевывать воду.

— Тут другое помогает, — он продолжал наступать ей на ноги, и она уперлась грудью ему в грудь. — Искусственное дыхание.

Его пальцы окончательно сомкнулись в замок за ее спиной, а губы на ее губах — мягкие и безумно соленые, но сплевывать соль больше не хотелось. Она поймала пальцами завитки на его шее и ответила на поцелуй с тем же напором, что и он, не думая, что придется сказать, когда их губы наконец простятся друг с другом. Неужели «прости»? Но ведь именно это он и сказал, расправляя на ее гудящей груди смятые мокрые треугольники купальника. Она попятилась, но его пальцы успели вновь сомкнуться за ее спиной.

— Только не обижаться! Я тебя не за этим сюда притащил, не думай. Просто накатило. Волной оглушило. Сшибло с ног. Искусственное дыхание нужно было мне. И свой значок ГТО ты заслужила.

— Издеваешься?!

Она попыталась вырваться — бесполезно.

— Если только совсем чуть-чуть. Так я прощен?

Он отпустил ее, и Алена добрела до сухого песка.

— Хочешь полежать? Или пойдем назад?

Надо было идти, но ноги гудели от напряжения, и она в ответ протянула ему полотенце — вдвоем удобнее расстилать. Она легла первой. Он с минуту стоял рядом и глядел на море, потом лег и повернул к ней лицо.