Просроченное завтра

— Полина, как это случилось? — Макс наконец сумел выговорить нечто членораздельное, но протянуть руки к ее дрожащим пальцам не решился.

— Как, как… А никак, — передернула она плечами. — Не поздно еще было. Точно не десять. Даже не во дворе. Я их не сразу заметила, а потом перешла на другую сторону, где прохожие были. Придурки за мной. Говорить что-то начали, а я даже не закричала, — Полина говорила монотонно и колотила по стене пяткой в носке. — Этот парень тут же подбежал, а они его сразу головой об стену, а потом ногами стали бить, но, думаю, он не чувствовал ничего уже. Весь народ сразу куда-то делся. Я даже забыла, что надо бежать. Я даже орать не могла. Если б два мужика из проезжающей машины не выскочили, они бы его забили, а потом и меня. Мужик выстрелил в ногу одному из дебилов, и они сбежали. Эти двое, думала, хоть милицию вызовут, но видно номера мобильников светить не хотели. Я постучалась в какую-то квартиру. Там я первый раз услышала это слово, но все-таки ментов вызвали. Я всю ночь в больнице просидела. Там и услышала от его матери, что лучше б он мимо прошел. Подумала, ну в сердцах, что не скажешь, а сегодня зашла узнать, как он, она мне это повторила уже в более красочных словах. Особенно, когда я сказала, что она замечательного сына воспитала.

Полина замолчала, но Макс не успел и слова вставить.

— Как она его такого воспитала, когда сама вот такая… Скажи, Макс, ты бы мимо прошел?

Макс чувствовал, что его голову обложило льдом.

— Не прошел, — сказал он, только не услышал своего голоса и не был уверен, что произнес это вслух. — Ты же одна не ходишь… Тебя ж подвозят…

— Кто это меня подвозит? Мы толпой из театра выходим. Сначала меня провожают, а потом идут к метро. Ну, бывает, администратор подвезет, но редко. Он обычно после антракта уходит. А тут я от подруги шла. Еще специально пораньше вышла, пока светло. Вот если бы только не август, не чертова эта пора!

— процитировала она Галича и вдруг согнулась пополам.

Макс чудом сумел поймать ее и развернуть к себе. Полина уткнулась ему в плечо, и он еле сумел добраться через волосы к ее спине, чтобы погладить свитер. Пара волосков попала ему в рот, но он не посмел отстранить Полину и убрать их. Какое, правда, посмел — он не сумел бы и двинуться. Он превратился в каменного истукана. Это только ее спина дрожала, а его каменная ладонь спокойно сносила удары свитера, колыхавшегося от рыданий. Макс открыл рот для дурацкого слова утешения, но волосы Полины вовремя засунули ему кляп.

Они просидели, склонившись друг к другу, до самого утра — так казалось Максу, но прошло не больше пяти минут. Полина вдруг отпрянула, вытерла ладонью глаза и, шмыгнув, спрыгнула с подоконника.

— Уже, небось, двенадцать.

Макс глянул на наручные часы.

— Половина. Полина…

Под взглядом бездонных глаз он позабыл, что собирался сказать.

— Сестре только не рассказывай. Она и так видела, что я плакала.

Макс кивнул.

— А менты что?

— Трупа нет, дела нет… Чего ты хотел? Ты лучше скажи, поедешь со мной на съемки настоящих «Ментов», а?

Вот так. Только что ревела и опять легко вошла в роль шалавы. Быстренько у них, актрис, меняется настроение.

— Если тебе это нужно, — буркнул он, не находя более подходящего ответа.

— Мне нужно, — тут же ответила Полина. — Я не хочу одна оттуда ехать. Это у черта на рогах. Я теперь вообще боюсь из дома выходить. Завтра попрошу, чтобы ребята меня прямо до дверей довели.

— Я тебя встречу, — подскочил Макс с подоконника.

— Ты же на выходные к маме, забыл?

Действительно забыл. Час назад помнил, а сейчас уже нет.

— Хочешь, не поеду? — выдал он опять против воли.

Полина передернула плечами.

— Да я бы сама с удовольствием поехала. Сто лет за городом не была, а уже и лето кончилось.

— Так поехали с нами! — предложил Макс и замер, вместе со стуком сердца.

— Так у меня ж спектакль. А так бы с радостью.

Сердце вновь забилось, пусть и не ровно.

— Когда на спектакль придешь? Я там тоже шалаву играю… — и начала играть: — Нечистой, да! Но знаешь, почему? Лишь потому, что я любила много тебя, — рука Полины легла Максу на плечо стопудовой палицей. — Мой Кесарь, мой орел державный. Я девочкой мечтала о тебе и прятала твое изображенье.

Макс осторожно коснулся ее запястья и снял руку, но не отпустил, а потянул к двери.

— А гитара? — усмехнулась Полина.

Вот он и гитару забыл. Зато есть повод выпустить ее руку, не обидев, и пока его собственная не настолько влажная, чтобы оставить на свитере мокрый след. Он закинул за спину гитару, и оба медленно пошли по ступенькам вниз. Он ведь взял книжку Гумилева в библиотеке. И сейчас мозг отлично выдал ответ Юстиниана: «Есть поговорка старая, что, если подозревают женщину во лжи, всегда ее подозревают мало». Нет, Полина не могла такое сочинить. Она врет в другом — что хочет видеть подле себя его. Им просто по пути. Но ведь он не прошел бы мимо посторонней девушки, попавшей в передрягу, так почему же так хочется сказать Полине «нет»?

— Я поеду с тобой в понедельник, — согласился он, толкнув дверь, которую Полина оставила незапертой. — Только как бы ты во мне не разочаровалась.

Опять глаза близко, но еще и улыбка — саркастическая.

— Не разочаруюсь. Говорю же, образ просто с тебя списан: одинокий рыцарь печального образа.

Макс захлопнул дверь, а когда обернулся, Полина уже взялась за ручку своей двери.

— Хочешь чаю с печеньем? — спросила она бесцветным голосом.

Он молча потряс головой, потому что язык отказывался говорить «нет». Но нет, он не переступит порога ее комнаты. Он останется зрителем.

— Спокойной ночи, — наконец поборол он дурацкую немоту. — Мы в воскресенье вернемся. Еще сможем обсудить понедельник.

— Конечно, — улыбнулась Полина и затворила за собой дверь.

Макс пошел к своей комнате, но на пороге понял, что не разулся и снова забыл гитару. Он вернулся к дверям, надел тапочки и схватил чехол с такой злостью, что сам испугался за инструмент. Нет, гитара ни в чем не виновата. Виноват тот, кто не умеет ей зарабатывать деньги. Сестра сейчас принесет вдвое больше него. А что Аленка умеет — а ничего.

Глава 10 "Материнские наставления"

В электричке оба молчали, уткнувшись в газету с кроссвордом. Однако мысли не желали сосредотачиваться ни на словах по вертикали, ни на словах по горизонтали, и находили лишь одну точку соприкосновения — они решили не лгать матери. Ложь камнем свалилась с плеч, освободив место для новых проблем. Алена не могла выкинуть из головы слова Александра Сергеевича о том, что она понравилась Стасу. Деньги лежали в сумке. Она отдаст их матери, оставив себе лишь на проезд и немного на еду, о чем обязательно сообщит ему в понедельник. Пусть не думает, что ее вот так просто задобрить. Плавали, знаем цену подаркам.

А Макс думал о Полине. О том, что скорее всего повел себя на темной лестнице как-то не так. Не по-мужски. Досада на себя подстегивала, точно хлыстом, так что от станции он бежал резвым жеребцом, да и Алена не отставала, хотя тоже несла достаточно тяжелый рюкзак, накупив домой разных вкусностей — от колбасы твердого копчения до «ленинградского набора» пирожных. О деньгах сестры он старался не думать. Он заколачивал эти мысли подошвами в песок. Уснуть и проснуться в воскресенье вечером уже в своей комнате — вот о чем он сейчас мечтал. Ночью он спал от силы часа три — все думал о Полине и о том, что могло произойти, если бы не тот парень. Он настоящий герой… А вот сумел бы он сам броситься на помощь незнакомой девушке, понимая, что рискует жизнью? Или же не незнакомке, просто Полина нагло врет. От бессильной ярости Макс еще прибавил шагу, но даже на бегу и сонными глазами заметил Серегу. Алена же прошла мимо и даже не обернулась.