Простая правда

– Ich bin die Katie Fisher, – тихо произнесла Кэти.

– Ich bin die Ellie Hathaway, – ответила Элли. – Wie bist du heit [10] .

– Хочу перед началом фильма купить попкорн, – вставая, сказал Джейкоб; Кэти принялась шарить по карманам в поисках денег, которые ей всегда давала с собой мама, но Джейкоб покачал головой. – Я угощаю. Эй, Адам, присмотри за ней.

Кэти поникла в своем кресле, сердясь на брата, который явно принимает ее за ребенка.

10

– Я Кэти Фишер.

– Я Элли Хэтэуэй. Приятно познакомиться (нем.).

– Мне семнадцать. Он что, думает, я сбегу?

Сидящий рядом с ней Адам улыбнулся:

– Скорее всего, он беспокоится, как бы кто-нибудь не похитил его хорошенькую сестричку.

Кэти покраснела до корней волос.

– Не думаю, – ответила она.

Кэти не привыкла к комплиментам своей красоте, но ничего не имела против похвалы за хорошо выполненную работу. К тому же она смущалась, оставшись наедине с Адамом, которого Джейкоб пригласил с ними в кино.

Кэти не носила часов и не знала, сколько времени остается до начала фильма. Для нее это был четвертый фильм в жизни. Ожидалась любовная история – несколько странная тема для двухчасового фильма. В ее представлении любовь не была тем моментом, когда, заглядывая в глаза парня, ты чувствуешь, как почва уходит у тебя из-под ног, или когда находишь в его душе все то, чего недостает в твоей. Любовь приходит неторопливо, уверенно и состоит в равной мере из поддержки и уважения. «Простая» девушка не влюбится, а опустит глаза и поймет, что увязла в любви. «Простая» девушка знает, что любит человека, если через десять лет увидит рядом с собой того же парня, обнимающего ее за талию.

Звук голоса Адама отвлек ее от этих мыслей.

– Итак, – вежливо начал он, – вы живете в Ланкастере?

– В Парадайсе. Ну, на его краю.

Глаза Адама загорелись.

– На краю Парадайса, – с улыбкой повторил он. – Звучит так, будто вам грозит падение.

Кэти прикусила губу. Она не понимала шуток Адама. Пытаясь сменить тему разговора, она спросила, по какому предмету у него диплом – по английской литературе, как у Джейкоба?

– На самом деле нет, – ответил Адам. Неужели он покраснел? – Я изучаю паранормальные явления.

– Пара…

– Привидения. Я изучаю привидения.

Если бы он в тот момент скинул с себя всю одежду, Кэти и то не была бы так потрясена.

– Вы их изучаете?!

– Я за ними наблюдаю. И пишу о них. – Он покачал головой. – Можете не говорить, что не верите в привидения, как большая часть свободного мира. Когда я рассказываю людям о теме моей докторской диссертации, они думают, что это взято из заочных телевизионных курсов. Но я сам честно пришел к этому. Моей основной дисциплиной поначалу была физика, я изучал законы энергии. Только подумайте – энергию невозможно уничтожить, а можно лишь преобразовать в нечто другое. Так что, когда человек умирает, куда девается его энергия?

– Не знаю… – в растерянности заморгала Кэти.

– Вот именно. Она должна куда-то переходить. И эта остаточная энергия время от времени появляется в виде призрака.

Кэти пришлось опустить глаза, а иначе она призналась бы этому едва знакомому человеку в том, в чем не признавалась еще никому.

– А-а, – мягко произнес Адам. – Теперь вы думаете, что я чокнутый.

– Нет, – немедленно отозвалась Кэти. – Не думаю.

– Но если поразмыслить, все это не лишено смысла, – осторожно произнес он. – Эмоциональная энергия, исходящая от трагического события, оставляет свой след на камне, доме, дереве, будто оставляет воспоминание. На атомном уровне все это имеет активность, поэтому может запасать энергию. И когда живые люди видят привидения, они видят остаток уловленной энергии. – Он пожал плечами. – Таков кратко мой тезис.

Неожиданно появился Джейкоб с ведерком попкорна, которое поставил Кэти на колени.

– Рассказываешь ей о своих псевдонаучных поисках?

– Э-э, – ухмыльнулся Адам. – Твоя сестра верит мне.

– Моя сестра наивна, – поправил Джейкоб.

– Это другая сторона, – проигнорировав его и повернувшись к Кэти, сказал Адам. – Не стоит пытаться убедить скептиков, потому что они никогда не поймут. А если же человек сталкивался в жизни с паранормальными явлениями – ну, тогда он приложит все усилия, чтобы найти кого-то вроде меня, готового выслушать. – Он посмотрел ей в глаза. – У каждого есть нечто, неотступно преследующее его. Просто некоторые из нас видят это лучше других.

Посреди ночи Элли проснулась от тихого стона. Отгоняя от себя сон, она села в кровати и повернулась к Кэти, которая тихо ворочалась под одеялом. Элли подошла к девушке и дотронулась до ее лба.

– Es dut weh, – пробормотала Кэти, вдруг отбросила покрывало, и спереди на ее белой ночной рубашке стали видны два расползающихся круглых пятна. – Мне больно, – закричала она, трогая руками влажные пятна на рубашке и постели. – Со мной что-то не так!

У Элли были подруги, и некоторые из них имели опыт деторождения. Они шутили по поводу того дня, когда приходит молоко, превращая их в персонажей комиксов с огромными грудями.

– В этом нет ничего страшного. После рождения ребенка это совершенно естественно.

– У меня не было ребенка! – взвизгнула Кэти. – Neh! – Она оттолкнула Элли, и та упала на твердый пол. – Ich hab ken Kind kaht… mein hatz ist fol!

– Я тебя не понимаю! – рассердилась Элли.

– Mein hatz ist fol!

Элли было ясно, что Кэти даже до конца не проснулась, просто напугана. Решив, что не станет одна с этим разбираться, Элли вышла из спальни и сразу же натолкнулась на Сару.

Непривычно было видеть мать Кэти в ночном одеянии, с золотистыми волосами, закрывающими бедра.

– Что это? – спросила она, опустившись на колени у постели дочери.

Кэти сжимала ладонями груди. Сара осторожно отвела ее руки и расстегнула ночную рубашку дочери.

Элли вздрогнула. Грудь Кэти раздулась и стала твердой, как камень, покрывшись голубой сеткой сосудов, а из сосков струились крошечные ручейки молока. По настоянию Сары Кэти послушно пошла за матерью в ванную комнату. Элли смотрела, как Сара невозмутимо массирует болезненные груди дочери, сцеживая молоко в раковину.