Прости и спаси

На спинке дивана начинает вибрировать телефон Марка, и я быстро, словно воровка, отнимаю руку от его груди. Телефон жужжит и жужжит, но Марк не реагирует, смотрю на дисплей и что-то неприятно сжимается внутри, потому что это звонит Татьяна. Она, наверное, потеряла его, волнуется, я бы волновалась… На время наступает тишина и я выдыхаю, но через минуту на телефон начинают приходить сообщения, одно, второе, третье. ука сама тянется за телефоном — хочу знать, что она ему пишет! Вздрагиваю и внутри что-то обрывается, когда Марк резко перехватывает мою руку с телефоном, сильно сжимает и заглядывает в мои испуганные глаза.

Глава 19

Вероника

— Когда ты откровенно меня трогала, я решил сделать вид, что не чувствую, но лезть в мой телефон — это уже преступление, Ника, — Марк дергает меня на себя, приближая к своему лицу и молча всматривается в глаза.

— Я… я… он просто лежит на краю, и я хотела переложить телефон на стол, — сердце бьется как сумасшедшее, будто я действительно совершила преступление, дергаюсь, но Марк не отпускает.

— Ты никогда не умела врать, — констатирует он. — Хотя, кажется, я тебя и не знал вовсе, — с сожалением произносит он, сильнее стискивая мои запястья, так что у меня немеет рука.

— Отпусти, мне больно! — его телефон снова звонит, и он выпускает меня, отвечая на звонок.

— Таня, — произносит он, а я вскакиваю с дивана и иду в кухню. — Да, я помню… прости, возникли сложности, — в моей квартире прекрасная слышимость. Прикуриваю сигарету и всматриваюсь в темный двор. — Да, Тань, хорошо, — оправдывается, а я чувствую себя гадко. Как бы мне не нравилась Татьяна, по сути, Марк теперь ее мужчина и он изменяет со мной. Даже не знаю, смеяться или плакать от этой мысли. Я любовница бывшего мужа, который обвиняет меня в изменах — вот такой вот каламбур. Еще раз глубоко затягиваюсь и закрываю глаза. Когда все закончится, я все равно продам квартиру и уеду к родителям. Неважно, что в маленьком городке нет возможностей, я давно лишилась амбиций. Слышу позади себя шаги Марка и снова затягиваюсь, травя себя никотином.

— Зачем ты куришь, тебе не идет, — говорит он и прикуривает сигарету, вставая позади меня.

— А тебе не идет лгать женщинам, — отвечаю я и тушу сигарету в пепельнице. Больше не собираюсь перед ним оправдываться!

— А тебе язвить, — усмехается он и ставит руку на подоконник, прижимая меня к нему. Наступает тишина и мы просто молча смотрим на двор.

— Теперь, спустя время, ты можешь мне сказать правду — чего тебе не хватало в нашем браке? — вдыхаю и задерживаю дыхание, начиная считать про себя до десяти. Раз, два, три, четыре… — бещаю остро не реагировать. Думаю, я заслужил правды.

— Я давно тебе все рассказала, с тех пор ничего не изменилось, — спокойно отвечаю я, чувствуя его теплое дыхание в своих волосах, и по телу непроизвольно идут мурашки, трудно не реагировать на близость человека, которым неизлечимо больна.

— Ника, — выдыхает в мои волосы. — Я прошу правды, а не оправданий! — злясь сквозь зубы требует он.

— Что ты хочешь услышать?! — взрываюсь я. — резко разворачиваюсь и смотрю ему в глаза. — Что я изменяла тебе, потому что шлюха?! Искала член побольше и кошелек потолще?! Это ты хочешь услышать?! Тебе от этого станет легче?! — толкаю его в грудь, чувствую, как меня трясет от злости.

— Да! — кидает мне в лицо, отпускает, разворачивается и идет на выход. Почему люди охотнее верят в грязь, чем в правду? Марк останавливается в дверях, резко поворачивается и снова идет на меня. А мне становится страшно, потому что я вижу, как он сжимает кулаки.

— И что же не нашла до сих пор такого?! — понижая тон, спрашивает он. Хватает за талию и сажает на кухонный стол. Обхватывает за шею, но не душит, просто фиксирует на месте, чтобы смотрела в глаза.

— Запросы, видишь ли, растут, я в поисках, — заявляю я, притворно улыбаясь. Не знаю, что в меня вселяется, но мне хочется язвить и злить Марка, потому что я вижу, как он реагирует на мои слова — остро, болезненно. И мне хочется понять, что это — уязвленное самолюбие или действительно чувства, которые он прячет за толстой броней.

— Сука! Какая же ты сука! — рычит мне в губы и дёргает пояс халата, а потом грубо, рывками снимает его с меня, швыряя куда-то на пол.

— Я ровно та, кем ты хочешь меня видеть. Шлюха, сука или падшая женщина! — кидаю ему в лицо смотря в глаза. Марк наматывает мои волосы на руку и грубо разводит ноги, помещаясь между ними.

— Что это значит?! — спрашивает он и дышит тяжело, словно задыхаясь. Даже в темноте я вижу, какие у него бешеные глаза, но мне не страшно. Ну что он мне сделает? Убьет? Так я давно мертва. Мне вдруг начинает нравиться смотреть на его настоящие эмоции и понимать, что не только я мучаюсь. Марк по-прежнему ко мне неравнодушен.

— Ты плохой следак, Марк, совершенно не разбираешься в людях, веришь только фактам и пустым словам, — усмехаюсь я, еще больше выводя его из равновесия.

— Да, ты права, я совершенно тебя не знал!

— А я тебя! — мои волосы натягиваются и становится больно. Я сижу на столе совершенно обнаженная, но я не чувствую себя уязвленной, надоело быть жертвой! — Быстро же ты выкинул меня из своей жизни, верил всем, кроме меня. А была ли любовь, Марк?! — несмотря на то, что я задаю этот вопрос в саркастическом тоне, он очень важен для меня.

— Прекрати играть со мной в эти игры! Все равно не поверю твоим лживым словам! Лучше заткнись, Ника! — слово разъяренный зверь, рычит мне в лицо и одновременно стискивает моё бедро, дергая на себя. От грубой ласки идет волна дрожи по телу — меня возбуждает наша игра.

— А что, не нравится слышать правду?! Ты эгоист, Марк. Вынес нам приговор без суда и следствия и лелеешь свою обиду, не думая обо мне! Видишь то, что только на поверхности и не хочешь копнуть глубже! — его рука начинает хаотично блуждать по моему телу, то больно сжимая кожу, то нежно лаская.

— А я копал, Вероника, но раскопал только грязь, моя хорошая, — порочно ухмыляется.

— Я же говорю, ты веришь только…, - не успеваю договорить, потому что Марк закрывает мне рот жестким поцелуем. Дико кусает губы, удерживая за волосы, не позволяя отвернуться, а я и не хочу, стону ему в рот, потому что его наглые ладони сжимают грудь, и потирают острые возбужденные соски.

— Заткнись, Вероника, просто молчи, иначе я за себя не отвечаю, — хрипло шепчет мне в губы, а оторваться от меня не может. Есть в нём эмоция, чувство, но все заросло пеленой лжи, которой меня кто-то окатил, и Марк, как слепой, верит в то, что говорят чужие люди. Я отвечаю на поцелуй так же отчаянно, дико, как он, потому что моя больная любовь сильнее всего, что вокруг нас происходит, и у нее нет гордости, я готова быть для Марка кем угодно, только бы чувствовать его рядом.

— Сука, ты въелась мне в голову — ни о ком не могу больше думать. И как тебя вытравить не знаю, — шепчет он и отпускает волосы, обхватывая шею и одновременно накрывая мои складочки, раздвигает их, скользит пальцами к входу. Дразнит, немного проскальзывает внутрь, собирает влагу и возвращается к клитору. Уже не целует, держит за шею возле своих губ и дышит тяжело, смотря в глаза, вынуждая показывать, как мне с ним хорошо.

Пытаюсь сдержать слезы, потому что эмоции накатывают волна за волной. Все что он сейчас сказал похоже на признание в любви. Марк сильнее растирает клитор, пощипывает его, массирует, точно помня, как я люблю. Сначала медленно, аккуратно, кончиками пальцев увлажняя, а потом быстрее и быстрее, пока я не начинаю биться в его руках и царапать его плечи. И уже ничего не имеет значение, только его глаза, дыхание, ласки, нарастающие удовольствие и дикая тоска по нашей любви.