Прости меня за любовь

И в Анджелу ему тоже не следовало влюбляться. К ней в больницу он поехал только затем, чтобы показать подчиненным, какой он заботливый начальник и хороший человек. Но незаметно для себя он увлекся этой молодой и красивой женщиной и уже очень скоро не мыслил себя без нее и без ее трехлетнего сына тоже. Теперь ради них Хант вынужден был бросить Талли. Напрасно он искал какой-нибудь выход из сложившейся ситуации — выбор у него был крайне ограничен: либо он причинит боль Анджеле, либо Талли, и необходимость что-то решать страшно его угнетала. Меньше всего Хант хотел ранить Талли; именно поэтому он так долго мешкал с признанием. Но и остаться с нею он не мог, потому что это означало бы бросить Анджелу, которая носила под сердцем его ребенка. Похоже, никакого выбора у него просто не осталось, понял Хант, поднимаясь по лестнице в спальню, где хранились его вещи.

Через десять минут он снова спустился в кухню с небольшой спортивной сумкой, куда покидал все, что попало под руку. Собирался он не особенно тщательно — в доме Анджелы у него было все необходимое, к тому же если бы ему что-то срочно понадобилось, Хант всегда мог это купить. Талли по-прежнему стояла в дверях и смотрела на него, а он не знал, что сказать ей на прощание. В конце концов он просто шагнул к ней и бережно обнял за плечи, и на этот раз Талли его не оттолкнула. Ее тело несколько раз судорожно вздрогнуло, и Хант поспешно отпустил ее, боясь, что она снова расплачется и тогда он не выдержит и пообещает ей что-то такое, чего не сможет исполнить.

Больше они не сказали друг другу ни слова. Минуту спустя Хант вышел на крыльцо; по его лицу текли слезы, но назад он так и не обернулся. Талли тихо закрыла за ним дверь, а еще какое-то время спустя услышала, как заработал мотор его машины и Хант отъехал. Она осталась одна в темном и пустом доме — только она и ее горе, которое, казалось, ей не избыть и за миллион лет. Куда от него бежать, где укрыться — этого Талли не представляла. Она просто стояла в прихожей и плакала, думая о Ханте и об Анджеле, о Ханте и о Бриджит. Они все ее предали, и сейчас Талли казалось, что она каким-то образом это заслужила.

Джиму Кингстону она так и не позвонила.

Глава 9

Тем вечером Талли плакала, пока не заснула. Когда в субботу утром она проснулась, то чувствовала себя как после трехдневного запоя. Каждая жилка в ее теле болела и ныла, руки тряслись, а голова была словно набита ватой. Вставать не хотелось, но она все же заставила себя выбраться из постели и спуститься на кухню. Там она заварила чай и села к столу, мрачно размышляя о том, какой будет ее жизнь без Ханта, и не поторопилась ли она, принимая столь радикальное решение. Быть может, думала Талли, сгорбившись над остывающим чаем, ее реакция была чисто инстинктивной, и если бы она постаралась сдержать себя, ей удалось бы отыскать какой-то другой выход.

Некоторое время спустя она, однако, начала сознавать, что выбора у нее все равно не было. Вряд ли Хант согласился бы бросить Анджелу, которая носила его ребенка, но даже если бы он на это пошел, Талли все равно не смогла бы жить с ним, притворяясь, будто ничего не случилось. Что можно сказать о человеке, который четыре года подряд обманывал ее с разными женщинами и который способен бросить собственного ребенка только потому, что попал в неприятную ситуацию? Да ничего хорошего. Такому человеку нельзя доверять, на такого мужчину нельзя положиться. Где гарантия, что через пару лет Хант не изменит ей с очередной красавицей из своего офиса или с юной голливудской звездочкой? Кроме того, Талли отнюдь не была уверена, что сможет его простить, — нужно было быть святой, чтобы простить такую боль и такой чудовищный обман. Нет, другого выхода у нее точно не было, они должны были расстаться.

Но выводы, к которым пришла Талли, хотя и выглядели логичными и правильными, отнюдь ее не успокоили. В доме было непривычно тихо и пусто, и эта пустота невидимой тяжестью давила на грудь, и каждый вздох давался ей с невероятным трудом. В считаные дни жизнь Талли, напоминавшая до этого ухоженный цветник, превратилась в безжизненную, палящую пустыню. Она не сомневалась, что ей еще очень долго будет не хватать Ханта. Да, он лгал ей, и все же Талли было хорошо с ним. Хант был добр к ней и к Макс, и ей нравилось жить с ним, работать над фильмами, развлекаться. С ним Талли была по-настоящему счастлива — или ей просто так казалось, однако теперь все было кончено.

Рассказывать дочери о том, что произошло, Талли по-прежнему не хотелось, поэтому когда через некоторое время раздался звонок из Нью-Йорка, она просто не взяла трубку. Своей выдержке Талли не доверяла — она была уверена, что расплачется, как только Макс спросит о Ханте. Нет уж, пусть лучше пройдет хотя бы немного времени, она смирится с потерей, успокоится, а уж потом попробует все объяснить дочери. Для Макс это, конечно, тоже будет тяжким ударом. Она любила Ханта и считала его если не отцом, то, по крайней мере, кем-то вроде близкого родственника.

Потом Талли вспомнила, что ее звонка ждет коллега Мег из ФБР. Разговаривать с ним ей тоже не хотелось, но Талли понимала, что это может быть важно. Мег дала ей хороший совет: кто-то ведь присваивал ее деньги, и, пока она не выяснит кто, это вряд ли прекратится.

Талли долго искала в своей «инструментальной» сумке листок бумаги с телефоном, потом снова вернулась к кухонному столу и едва не разрыдалась вновь, увидев на нем папку с фотографиями Ханта и Анджелы, которая так и лежала здесь со вчерашнего вечера.

В конце концов она все-таки взяла себя в руки и набрала номер специального агента ФБР Джима Кингстона, но ей никто не ответил. Тогда Талли оставила ему голосовое сообщение, назвав свое имя, номер телефона, по которому с ней можно связаться, а также фамилию Маргерит Симпсон. По какому делу она звонит, Талли объяснять не стала — всего она рассказать все равно не могла, а в общих чертах Кингстон уже знал о ее проблеме от Мег.

Потом она поднялась в спальню и снова забралась в постель. Никаких дел у нее все равно не было, да она, наверное, и не смогла бы ими заниматься. Талли казалось, что ее жизнь подошла к концу и теперь ей остается только оплакивать то, что у нее когда-то было, или, точнее, не было.

* * *

Бейсбольный матч между командами средних школ «Гамильтон» и «Фэрфакс» был в самом разгаре. На позиции отбивающего стоял высокий темноволосый десятиклассник. Он внимательно следил за питчером, ожидая броска. Полевые базы были заполнены, счет был три — два в пользу «Фэрфакса». Момент был напряженный, и зрители на трибунах затихли. Дальнейший ход игры во многом зависел от умения и везения отбивающего.

И вот — бросок! Бита звонко ударила по мячу, который взвился высоко вверх и вылетел за пределы поля, благодаря чему все игроки на базах успели забежать в «дом». Шел последний иннинг, и родители школьников из «Гамильтона» вскочили, криками подбадривая свою команду.

Рослый привлекательный мужчина в бейсбольной шапочке, широко улыбаясь, быстро спустился к скамье запасных Гамильтонской школы и крепко обнял юношу, который только что покинул место отбивающего.

— Молодец, сынок! У тебя получилось! — воскликнул он радостно.

Юноша скромно потупился.

— Мы бы все равно победили. У них паршивые питчеры, — сказал он.

— Это не так, и ты прекрасно это знаешь, — возразил отец. — В общем, поздравляю. Ты сегодня настоящий герой, Бобби, — шутливо добавил он.