Прости, но я люблю тебя
Шрифт:
Почти месяц спустя.
Родители Ники останавливаются на светофоре. В машине. И оба открывают рты. Оба замолкают от потрясения. На площади – серия гигантских рекламных плакатов. И на всех появляется Ники. Ники, спящая лицом вниз. Ники, спящая с поднятым задом, с рукой на полу, и, наконец, Ники только что проснулась, её волосы немного убраны назад, а в руке коробочка карамели. Она улыбается. «Хочешь помечтать? Возьми ЛаЛуна».
Всё ещё в шоке, Роберто поворачивается к Симоне.
— Когда это Ники успела сняться в рекламе карамели?
Симона пытается
— Да-да, она мне что-то говорила... но я не думала, что это что-то такое серьёзное!
Отец Ники вновь заводит машину, но не кажется убеждённым.
— Ладно, но фотографии странные... то есть, будто не в студии снимали, больше похоже... будто их украли. Именно так. Будто их сделали у кого-то дома. Но они неплохо научили её. Кажется, будто она спит на самом деле, понимаешь? А тут она будто только что проснулась. Как бы тебе сказать... Именно это лицо я вижу уже восемнадцать лет каждое воскресное утро...
Симона вздыхает.
— Ага. Отличные снимки.
Затем Роберто смотрит на неё немного более убеждённый и счастливый.
— Как думаешь, Ники хорошо заплатили за эту рекламу?
— Да, думаю, да.
— Как это – ты думаешь? Вы не говорили на эту тему?
— Дорогой, ну не нужно давить на неё. Если так сделать, она ничего больше не будет мне рассказывать.
— Ах, ну да... Ты права...
А когда они подъезжают к своему дому, их ждёт ещё больший сюрприз. Там Алессандро. Он ждёт их. Симона узнаёт его и пытается как-то подготовить мужа.
— Милый...
— Что случилось, дорогая, мы забыли молоко?
— Нет. Видишь того парня? — показывает она на Алессандро.
— Да. А что?
— Это фальшивый агент по вкладам, о котором я тебе говорила. Но главное, что сейчас он – самый важный человек для Ники.
— Этот?! — Роберто паркуется.
— Да, ты можешь не восхищаться им, но он довольно привлекательный...
— Ну, он отлично скрывает свою привлекательность.
— Очень смешно. Давай я с ним поговорю, всё-таки мы уже знакомы. Подожди меня наверху.
Роберто жмет на ручной тормоз, глушит мотор.
— Конечно. Но это ведь не закончится как в «Выпускнике», правда?
— Дурак!
Симона шлёпает его и выпихивает их машины. Роберто выходит, идёт за Симоной, и вместе они подходят к Алессандро. Роберто игнорирует его, обходит и заходит в дом. Симона, в свою очередь, останавливается перед ним.
— Я уже поняла. Вы хорошенько всё обдумали и хотите, чтобы я сделала какой-нибудь другой странный вклад...
Алессандро улыбается.
— Нет. Я хочу попросить Вас кое о чём. Я знаю, что Ники возвращается завтра. Вы не могли бы отдать ей это?
Алессандро протягивает ей конверт. Симона берёт его, рассматривает и на какое-то мгновение замирает в задумчивости.
— Ей будет больно?
Алессандро хранит молчание. Потом улыбается.
— Надеюсь, что нет. Мне бы хотелось, чтобы это заставило её улыбнуться.
— Мне тоже. И ещё как. И ещё больше этого хотелось
бы моему мужу, — с этим она уходит, не попрощавшись.Алессандро садится обратно в свой Мерседес и уезжает.
Симона заходит в дом. Роберто тут же подходит к ней.
— Ну и, чего он хотел?
— Он дал мне это, — она кладёт закрытый конверт на стол.
Роберто берёт его. Старается разглядеть что-то на просвет.
— Ничего не читается, — затем он поворачивается к жене. — Я открою его.
— Ни в коем случае, Роберто.
— Давай, поставь чайник.
Симона удивлённо смотрит на него.
— Ты уже проголодался? Хочешь поужинать?.. Сейчас только полвосьмого.
— Нет, я хочу открыть конверт над паром.
— Где ты такое прочитал?
— В «Дьяволике», как всегда.
— Ага, вот бы знать, сколько моих писем ты так открыл.
— Может, одно, но мы не были женаты.
— Ненавижу тебя! И от кого оно было?
— Да ни от кого. Это был счёт.
— Надеюсь, ты его хотя бы оплатил!
— Нет, это был счёт за подарок для меня...
— Вдвойне тебя ненавижу!
Роберто снова смотрит на конверт. Вертит его в руках.
— Слушай, я открываю его.
— Ни за что! Твоя дочь никогда тебя не простит. И никогда больше не станет доверять тебе.
— Да, но зато будет доверять тебе, потому что ты мне запретила это сделать. Я скажу ей, что ты не хотела открывать, что мы долго спорили... и ты заработаешь у неё ещё больше очков! Мы можем сделать, как американские полицейские на допросах, ты – хороший полицейский, а я – плохой полицейский. И так мы узнаем, что же этот должен был сказать ей...
Симона забирает конверт из рук Роберто.
— Нет, твоей дочери уже восемнадцать, она совершеннолетняя. Она вышла в эту дверь и сможет вернуться сюда всякий раз, когда захочет. Но это её жизнь. С её улыбками. Её болью. Её мечтами. Её иллюзиями. Её слезами. И её счастливыми моментами.
— Я это знаю, мне просто хотелось бы знать, есть ли в этом письме что-то, что может причинить ей боль...
Симона берёт конверт и убирает его в ящик.
— Его откроет она, когда вернётся, и будет рада, что мы уважали её. И наверняка то, что она прочитает, порадует её. По крайней мере, я на это надеюсь. А сейчас я иду готовить ужин... — Симона уходит на кухню.
Роберто садится на диван. Включает телевизор.
— Я уже знаю, — кричит он ей из гостиной. — Именно это твоё «я на это надеюсь» меня и беспокоит.
122
— Эй, что ты такое делаешь?
— Я приехал кое-что забрать. Есть кое-какие документы, которые я не хочу оставлять в офисе.
Леонардо опирается на стол и улыбается ему.
— Слушай, Алекс, я никогда себя не чувствовал таким счастливым... В Японии подтвердили заказ на всю линию. Ты знал, что у нас теперь есть заказы на рекламу из Франции и Германии?
— Даже так?
Алессандро всё достаёт и достаёт бумаги из ящиков. Пробегается по ним глазами. Они уже не нужны. Он выбрасывает их в мусорку.