Шрифт:
Амир Гаджи (Анатолий Бариевич Мухамеджанов) родился в 1949 году в Алма-Ате. После получения высшего юридического образования в Омске служил в уголовном розыске. Работал в комсомоле и различных государственных органах Казахстана. Ходил первым помощником капитана на судах загранплавания (порт приписки – Владивосток). Жил и работал в Китае. Со времён перестройки и до пенсии – частный предприниматель. Более тридцати лет изучал различные эзотерические техники. Практиковал с шаманами Западной Сибири, Тывы, Бурятии, Непала, Мексики, Гавайских островов, Аляски и Седоны (США), Перу, Боливии, Рапануи (остров Пасхи). Посетил около ста стран мира и Антарктику. В 2018 году стал лауреатом литературной премии имени святых Бориса и Глеба и награждён медалью «За оригинальное мышление и духовное воспитание современного русского народа». В 2019 году – лауреат международного конкурса «Новый сказ» памяти П. П. Бажова.
Посвящается моей маме Тамаре Францевне
и сестрёнке Люсе
Всякий, совершающий грех, есть раб греха.
Андрей Борисович Муравин, выпускник факультета журналистики МГУ, последние годы работал шеф-редактором санкт-петербургского отделения московского глянцевого журнала «Развлечения в России». Неделю назад он прибыл в Петрозаводск, чтобы собрать материал для серии статей о двадцати главных достопримечательностях Республики Карелии. Этот чарующий уголок России ему понравился, и собранного материала было вполне достаточно, чтобы будущие публикации удовлетворили вечно недовольное начальство в Москве. Несмотря на свою креативную профессию, нередко рождающую демагогов и потенциальных нарушителей всяческих правил, Андрей был начитан, хорошо организован и целеустремлён, что позволило ему снискать среди своих коллег репутацию широко эрудированного педанта. Обычно он никогда никуда не опаздывал, но сейчас Андрей не успевал на поезд № 160А Петрозаводск – Москва, которым намеревался вернуться домой, в Санкт-Петербург. Виной тому была двадцать первая достопримечательность Карельской земли – администратор гостиницы «Калевала» в Петрозаводске, белокурая, белокожая пухленькая северная нимфа по имени Альбина, от которой исходил головокружительный аромат молодого женского тела. В первый же вечер пребывания в гостинице Андрей, заглядывая в распахнутые голубые очи Альбины, покорил невинную девушку своим непревзойдённым красноречием – даром, что ли, выпускник МГУ. Она, в свою очередь, завораживая журналиста неповторимым шармом архангельского говора, согревала его пушистой карельской нежностью, от чего Алексей потерял связь с реальностью. Он смог прийти в себя только в последний день командировки, за час до отправления поезда. Наспех одевшись и схватив свой чемоданчик, он помчался на вокзал, мысленно коря Альбину: «Вот кулёма, не разбудила меня пораньше. А ведь так хотелось пешочком, в удовольствие. Несись теперь сломя голову, как угорелый». Перед его глазами мелькали городские здания, лица прохожих и светофоры, но в голове по-прежнему стоял образ роскошного тела гостеприимной снегурочки Альбины. Поезд уже тронулся, когда он прыгнул на ступеньку своего вагона. Едва отдышавшись, но ещё не уняв возбуждения, он открыл дверь своего купе и буквально натолкнулся на попутчика – старика с военной выправкой, благородной проседью в шевелюре до плеч и в седой ухоженной бороде, одетого в подрясник православного монаха. В лицо Андрею пахнула непривычная атмосфера возвышенной умиротворённости, присущая, скорее, келье отшельника, чем пассажирскому купе. «Боже мой, – подумал атеист Андрей, – я и так перенервничал, а тут придётся всю дорогу тащиться с этим святошей. Ума не приложу, о чём с ним говорить. Хорошо, что я захватил с собой новую книгу Антонио Менегетти, будет время прочесть в подлиннике его трактат о женщинах».
Андрей, нарушая правила вежливости, вместо обычного «здравствуйте» спросил попутчика:
– Полагаю, вы монах с Валаама?
– Здравствуйте. Я не монах, я послушник Спасо-Преображенского монастыря, следую в Москву, – проявляя мудрость, приобретённую монастырской жизнью, ответил тот.
Андрей, пытаясь загладить свою бестактность, первым протянул старику руку и полным голосом представился:
– Андрей Борисович Муравин.
Старик крепко пожал руку и направил ему в глаза долгий внимательный взгляд, как будто рассматривал что-то за ними. Потом мягко, с тёплой доверительной интонацией сказал:
– Степан. – Он сделал краткую паузу. – Степан Дмитриевич Касатский. Приятно с вами познакомиться, Андрей. Мы будем соседями до Москвы, это значит, семнадцать часов и одиннадцать минут.
– Я еду до Питера, – буркнул Андрей и подумал: «Ну вот, началось занудство».
– Надеюсь, мы успеем с вами подружиться, – улыбнулся старик.
В его умных глазах заплясали озорные зайчики, какие бывают у людей, умеющих читать чужие мысли. Андрею стало стыдно за свои скороспелые суждения, легко считаные служителем божьим, и он, стремясь исправить возникшую неловкую ситуацию, с абсолютной искренностью ответил:
– Совершенно в этом уверен. Однако, простите, ваше имя мне кажется знакомым. Мы не встречались с вами раньше?
– Нет, мы с вами раньше не встречались, а моё имя – лишь случайное совпадение с именем знакомого вам человека.
Россия – великая железнодорожная держава. С её западных рубежей до Владивостока поезд идёт днём и ночью целую неделю. Большие расстояния породили у нашего населения особую культуру взаимоотношений между людьми, оказавшимися вместе в одном купе. Первые полчаса пассажиры, как правило, немногословны, подчёркнуто вежливы и предупредительны друг к другу. Вам не задают лишних вопросов, а на ваши дают односложные ответы, не распыляясь в подробностях. Уже через час пути, когда проводница примет от пассажиров заказы на чай, дополнительные тарелки, вилки и стаканы, все достают приготовленные в дорогу буханку хлеба, запечённую курочку, отварные яйца и картошку, соленья в наборе и сезонные свежие овощи. Мусульмане выложат вяленую конину православные солёное сало с чесночком, а безбожники то и другое. Вот ваш новый сосед глазами поймал два стакана и достал бутылочку водки, иногда самогона, –
всё готово. После первого «будем здоровы» на вашу несчастную голову свалится такое количество рассказов о банальных приключениях и происшествиях, примитивных суждений о мироустройстве и неуместных подробностей личной жизни попутчика, что воспоминания об этом бездарно потерянном времени будут донимать вас до конца дней.Забегая вперёд, можно сказать, что дорожный разговор Андрея с Касатским не был тривиальной дружеской болтовнёй попутчиков. Рассказ Степана Дмитриевича был более похож на исповедь, а исповедь, как известно, это таинство, обнажение своей совести, признание совершённых грехов и покаяние. Не каждый человек способен на подобное испытание. Тем более что Андрей Муравин, его слушатель, не был священником и не мог от имени Господа Бога гарантировать старику отпущение грехов. Скорее всего, этот старик, разговаривая с Андреем, на самом деле разговаривал с Богом, который везде вокруг нас и в нас самих. Он не нуждался в том, чтобы его поняли и тем более простили.
В этот раз Андрей не был снабжён дорожной снедью и рассчитывал лишь на горячий обед в вагоне-ресторане. Касатский догадался об этом, глядя на его скромный чемоданчик, в который могу войти лишь зубная щётка, пижама, сменное бельё и пара книг.
– Давайте завтракать. Денег на ресторан у меня нет, но я буду рад, если вы разделите со мной скромную трапезу, – сказал старик, доставая с верхней полки свою котомку, обвязанную длинной и широкой, в три пальца, тесьмой.
– Это ваша праща? – улыбнулся Андрей, предлагая попутчику дружеский тон общения, заодно проверив его эрудицию. Старик понял тонкий намёк молодого человека на его старомодный как мир вещмешок с биографией.
– Ну да, конечно, у каждого свой Голиаф и свои камни для победы, – улыбнулся в ответ Касатский и через секунду, уже без улыбки, добавил: – И своя Голгофа.
Потом старик постелил на стол белоснежную пелену, расшитую по краям полевыми цветами, и выставил на стол кирпичик бородинского хлеба, явно монастырской выпечки, несколько кусочков форели холодного копчения, два солёных огурца, два варёных яйца, две запечённые в углях картофелины и одну большую луковицу которую тут же разрезал пополам. Достал деревянную миску и налил в неё немного постного масла. В купе приятно запахло кедровым лесом. Все движения старика были рациональны и несуетны. Хлебосольный сосед жестом пригласил Андрея к трапезе. Всё выглядело очень аппетитно, и Андрей, конечно, принял предложение послушника.
Они завтракали молча, макая хлеб, картошку и даже яйца в масло, закусывая солёным огурчиком и луковицей. Андрей впервые в жизни прикоснулся к монашеской пище, и ему она очень понравилась. Настал черёд десерта, и Андрей заказал у проводницы два чая с пряниками, а его сосед достал небольшую баночку гречишного мёда. В этот момент Андрею показалось, что попутчику не терпится начать разговор. Так обычно бывает с людьми, которые долгое время держат в себе важный кусок жизни и ищут повод беспрепятственно выплеснуть наболевшее наружу. Андрей всем своим видом показал, что полностью открыт для общения. Касатский ещё раз внимательно посмотрел в глаза Андрея и неспешно начал своё повествование.
– Эту историю большой любви я буду рассказывать вам в излишних подробностях, но это только на первый взгляд. Позже вы поймёте, что так было необходимо. Итак, внешне судьбы Раисы и Георгия были схожи. Оба они родились 30 сентября с разницей в семь лет, Георгий был старше. Раиса по национальности украинка, но считала себя русской. Её предки рождались и жили на Украине, она же родилась в Москве в семье врачей. Её дедушка – известный бионик, поклонник нового направления в биологии, черпающего творческое вдохновение в мире живой природы. Бабушка – специалист по мифологии Древнего мира. В августе девятнадцатого года, спасаясь от Петлюры, они бежали из Киева в Москву. Они хотели ненадолго, а оказалось навсегда. Здесь у них родился сын, который впоследствии привёл в дом свою жену, коренную москвичку. У них родилась девочка, назвали её Раиса. Если верить умным книгам, это имя арабского происхождения и означает «предводитель» или «начальник». В их семье думали и говорили только по-русски, боготворили русских классиков, пели русские песни, почитали русские обычаи. Это была дружная семья, в которой место маленькой Раечки было главным. Особенно она любила ненастные вечера, когда никто не хотел выходить на улицу и вся семья собиралась в гостиной. Дед открывал очередную книгу десятитомного издания 1896 года «Жизнь животных» Альфреда Брема и рассказывал о невероятной жизни невероятных животных из далёких стран и показывал слушателям цветные иллюстрации. Бабушка дополняла его повествование древними легендами и мифами об этих животных. Романтика таких вечеров сыграла существенную роль в формировании мировоззрения девочки. Родители Раисы считали себя православными, однако обряд воцерковления так и не прошли.
Георгий был потомком мегрельского княжеского рода Додиани, представители которого когда-то приняли российское подданство и переехали на постоянное жительство в столицу Российской империи. Он родился в Ленинграде в семье военных кораблестроителей. Его семья по неизвестной мне причине долгое время не поддерживала связей с родственниками из Абхазии и полностью обрусела. Георгий своим родным языком считал русский, хотя в семье все свободно владели и французским. Он был приучен православными родителями соблюдать религиозные обряды. Для жизни в атеистической стране это было сопряжено с определённым риском, поэтому Додиани не афишировали свою религиозность. Так случилось, что Раиса и Георгий осиротели в одном возрасте, когда каждому из них едва исполнилось по восемнадцать. Раиса унаследовала от трагически погибших родителей просторную трёхкомнатную квартиру с окнами, выходящими на Чистопрудный бульвар, и маленький загородный домик с большим участком земли в Подмосковье, на берегу Истры, на окраине деревни Бабкино.