Проституция в Петербурге: 40-е гг. XIX в. - 40-е гг. XX в.
Шрифт:
Немаловажную роль в обработке общественного мнения должно было сыграть кино. В 1931 г. на киноэкраны вышел фильм режиссера В. Брауна «Наши девушки», снятый на «Ленфильме». Кинокартина рассказывала о бригаде девушек, объявивших войну администрации, не допускавшей их на тяжелые работы [376] . Надо сказать, что фильм этот был вполне правдив. На многих ударных стройках пятилеток для ликвидации прорыва объявлялась мобилизация так называемых «внутренних человеческих ресурсов» — женщин, которые приехали вместе с мужьями на строительство.
376
См.: «Смена», 1931, № 15, с. 19.
Тяжелые условия труда женской молодежи отнюдь не способствовали нормальному течению семейной жизни, но размышления на эту тему считались крамольными. А. В. Косарев, выступая в октябре 1934 г. на Всесоюзном совещании редакторов комсомольских газет, указывал, что в фашистской Германии женщин специально выбрасывают из производства, так как, согласно изуверской
Здравый смысл должен был подсказать, что выход из подобного положения — улучшение бытовых условий и повышение авторитета семьи. Однако это был долгий путь. Значительно проще казалось укрепить моральное здоровье общества с помощью административных мер. Комсомольцев, которые задумали развестись, ЦК ВЛКСМ рекомендовал «выводить на чистую воду, гнать из комсомола поганой метлой, а если нужно, то и привлекать к уголовной ответственности» [377] . В то же время попытки сосредоточить внимание женщин на выполнении их естественных функций — хранительницы очага и матери — провозглашались контрреволюционными, троцкистскими. Один из исследователей брачно-семейных отношений, С. Я. Вольфсон, писал: «Характерно, что белогвардейский бандит и агент гестапо Троцкий оправдывал типично буржуазное поведение мужчин. Это целиком гармонировало со всеми взглядами Троцкого на брак. Подобно гитлеровским покровителям, их наемник, как известно, считал и считает, что общественно-производительный труд женщины совершенно несовместим с ее семейными функциями» [378] .
377
«Комсомольская правда», 10 июня 1935 г.
378
Вольфсон С. Я. Семья и брак в их историческом развитии. М., 1937, с. 400.
1 сентября 1939 г. был принят закон о всеобщей воинской повинности. Это, естественно, привело к значительному сокращению мужского контингента, особенно лиц молодого возраста, в среде рабочих и резкому росту числа женщин в промышленности. В 1940 г. они составляли почти 60% от числа всех фабрично-заводских рабочих Ленинграда. Вполне объяснимой в данной ситуации была пропагандистская кампания за овладение девушками мужскими профессиями. Женщин призывали трудиться во всех сферах производства вплоть до выплавки металла и добычи угля. Безусловно, находились и обоснования для этого: обострение международной обстановки, сокращение трудовых ресурсов, стремление к достижению равенства полов. Приводилось и немало примеров положительных результатов, в частности замещение мужчин, мобилизованных в армию во время Великой Отечественной войны, но вряд ли все это способно было компенсировать потери, которые понесли как семья в целом, так и женщины-матери в генетическом смысле, и те последствия, которые ощущали и до сих пор ощущают последующие поколения.
Действительно, характеризуя попытки Советского государства создать некий образец пролетарской семьи и результаты этих мероприятий, нельзя оставить без внимания вопрос о взаимоотношениях детей и родителей. Важна также и проблема воспроизводства потомства, что в определенной степени демонстрирует прочность семьи.
Многие ленинградцы, чья юность совпала с первым десятилетием Советской власти, в результате империалистической и гражданской войн были лишены нормальных полноценных семей. Это коснулось и рабочих. По данным 1923 г., 20% юношей и девушек из пролетарских слоев не имели одного из родителей [379] . Подобная ситуация сама по себе не способствовала воспитанию устойчивых представлений о взаимоотношениях в семье. Помимо этого, юношам и девушкам в 20—30-х гг., даже имевших родителей, пришлось пережить мучительную ломку традиционно сложившихся взглядов на семейную жизнь, что нашло выражение в политизации родственных отношений в семье. Индивидуальный семейный быт противопоставлялся общественному, и среди молодежи активно пропагандировалась никчемность прочных связей внутри семьи, между ее поколениями. Значительной критике подверглась христианская заповедь «Чти отца своего». Небезызвестный А. Б. Залкинд утверждал: «Пролетариат рекомендует почитать лишь такого отца, который стоит на классово-пролетарской точке зрения… коллективизированного, дисциплинированного, классово-сознательного и революционно-смелого отца. Других же отцов надо перевоспитывать, а если они не перевоспитываются, дети этически вправе покинуть таких отцов, так как интересы революционного класса выше блага отца» [380] .
379
См.: ЦГА СПб., ф. 4301, оп. 1, д. 2112, л. 1.
380
Залкинд А. Б. Революция и молодежь, с. 54—55.
Размежевание поколений в рабочих семьях в этот период происходило в основном на почве борьбы с религией. Несмотря на довольно сильное распространение накануне революции стихийного атеизма, в пролетарской среде строго соблюдали обычаи церковных праздников, устои религиозной морали. И естественно, что конфликт поколений возникал прежде всего из-за отказа венчаться или крестить ребенка,
а иногда и просто посещать церковь в дни отмечаемых в народе Рождества и Пасхи. Споры между детьми и родителями возникали на почве уничтожения икон, которые были обычным атрибутом жилищ рабочих. Нередко в антирелигиозном порыве, систематически провоцируемом комсомольскими организациями, юноши и девушки попросту без согласия родителей сжигали иконы, вызывая законное недовольство старших. Подстрекателями в этой ситуации часто выступали партийные активисты. На областной Ленинградской конференции С. М. Киров в 1929 г. призвал молодежь поскорее расстаться с изображениями Бога. «Могут сказать: неловко обижать родителей, — заявлял секретарь обкома ВКП(6), — все это чепуха!» [381]381
Цит. по: О комсомоле и молодежи. М., 1970, с. 183.
И все же в 20-е гг. конфликт отцов и детей в ленинградских рабочих семьях не выходил за рамки традиционного различия во взглядах между поколениями, связанного с появлением новых форм культуры и быта. Воспроизводство рабочего класса происходило на его собственной основе путем естественного пополнения, поэтому юноши и девушки, трудившиеся на фабриках и заводах, имели целый ряд социальных преимуществ, связанных с происхождением их родителей: первоочередность в получении работы, отправке на рабфак, предоставлении жилья и материальных благ. Ситуация резко изменилась на рубеже 30-х гг., когда ряды рабочего класса начинают пополняться представителями крестьянства, служащих, интеллигенции. Трагедия размежевания семей по социально-политическим мотивам стала актуальной и для рабочего класса.
На почве явного несоответствия социального положения родителей суровым требованиям политической конъюнктуры происходит распад семей. Для того чтобы быть в рядах комсомола, нередко приходилось отказываться от собственных родителей. Весной 1933 г. по заводам Ленинграда прокатилась волна комсомольских собраний, на которых дети публично отрекались от своих матерей и отцов. Систематически устраиваются проверки социального происхождения комсомольцев. Одна из таких проверок была, в частности, проведена комиссией ЦК ВЛКСМ на ленинградском заводе «Большевик», в результате которой из рядов ВЛКСМ исключили всех «социально неблагонадежных», несмотря на то, что предварительно они уже публично отреклись от родителей в надежде сохранить с таким трудом обретенный политический статус [382] .
382
См.: «Комсомольская правда», 21 марта 1933 г.
Массовый психоз борьбы с классовым врагом нарастал, и фабрично-заводским комсомольским организациям приходилось все чаше рассматривать вопросы об исключении из рядов ВЛКСМ лиц «чуждого» социального происхождения. Такое решение в октябре 1935 г. вынес комитет ВЛКСМ Балтийского завода по персональному делу двух рабочих корпусного цеха: Тенглера — сына лесопромышленника, и Потемкина — сына торговца. Всего в Ленинграде за 1933—1936 гг., как докладывала на конференции комсомольской организации «Красного треугольника» секретарь горкома ВЛКСМ В. Пикина, сама впоследствии ставшая жертвой репрессий, было исключено из комсомола более 3 тыс. человек за связь с «чуждыми элементами», и чаще всего с родителями «непролетарского происхождения» [383] .
383
ЦГА ИПД ф. К-157, оп. 1, д. 7, л. 9; ф. К-156, оп. 1, д. 1, л. 32.
В комсомольской печати этого периода нередко появлялись заметки о геройских поступках юношей и девушек, разоблачивших собственных родителей и отказавшихся от них. Свой Павлик Морозов нашелся и в Ленинграде. В редакционной статье «Сыновний долг», напечатанной на страницах «Комсомольской правды» в сентябре 1935 г., рассказывалось о комсомольце Н. Максимове, рабочем ленинградского торгового порта, разоблачившем «шайку рвачей», в которой состоял и его отец. «Николай Максимов, — писала газета, — поступил вопреки неписаным законам старой морали. Он разоблачил отца, вредившего новому обществу, исполнив этим самым свой комсомольский долг. Ясно, что этим он вооружил против себя людей, которым враждебна или непонятна еще новая коммунистическая мораль» [384] .
384
«Комсомольская правда», 18 сентября 1935 г.
Боязнь лишиться комсомольского билета, что в конечном итоге могло повлечь за собой увольнение с работы, отказ в приеме на рабфак и т. д., порождала не только желание отмежеваться от родных и близких, но даже чувство ненависти к ним. Дважды Герой социалистического труда ленинградский рабочий В. С. Чичеров вспоминал: «Было время, когда я ненавидел отца. Тот очень громко выражал свое отношение к власти, а было это в 1937 г. По ночам его не раз арестовывали. Об этом знали все, и я считался сыном врага народа. Отсюда и ненависть к родному отцу» [385] . Практически вся молодость поколения 30-х г. прошла под страхом кары за социальное происхождение и политические взгляды своих родителей. Только весной 1939 г. VIII Пленум ЦК ВЛКСМ постановил: «Считать неправильным исключение комсомольцев по признаку родства с социально чуждыми элементами» [386] .
385
«Комсомольская правда», 13 июня 1987 г.
386
«Комсомольская правда», 21 апреля 1939 г.