Просто Иван
Шрифт:
Не теряя ни мгновения, Семён обернулся, и быстро разобравшись что произошло, протянул к упавшему товарищу свою слегу, тот за неё схватился обеими руками. Через пару секунд, оступившегося партизана вытягивали уже два человека: хохол Микола - уроженец винницы, без лишних слов пришёл на помощь. На это время все остальные остановились: так как знали, что проход по болоту узкий и если начать толпиться, то обязательно ещё кто-либо окажется в трясине. И всё-таки, Федю вытащили очень быстро. А смягчающим обстоятельством нарушения допущенного бойцом - было строго настрого запрещено кричать, являлось то, что он не утерял своего оружия. Правда, по выходу на твёрдую землю его первым делом необходимо вычистить, но это поправимо - по сравнению с его утерей в этой топи. Впрочем, как это
– Дядь Федя, - поучительно заговорил проводник когда отдышался, - я же сто раз объяснял, перед тем как поставить ногу, ощупайте это места слегой. А вы?...
Фёдор молчал, ни слова не отвечая подростку: его била мелкая дрожь и было не разобрать, толи из-за того что трясина была жутко холодною, толи от перенесённого стресса.
Впрочем, дальше - до островка добрались без происшествий. Быстро всполоснув, и отжав мокрую одежду, бойцы расположились на ночёвку. И уже по утру, Иван, проснувшись раньше зори, лежал и, наблюдая за местом где они вчера вечером вошли в болото, в пол уха слушал разговоры своих просыпающихся товарищей.
– ... Братцы ей богу, от те крест, каждую ночь снится. Я с тятькой тружусь на покосе. Сеструхи с мамкой у брички возятся: квашеное молочко на скатёрку выставляют, хлеб, и прочую снедь.
– Мечтательно прикрыв глаза, рассказывал рябоватый Корольков.
– Батя эдак размашисто вжик косой: а травка так и ложится под его ноги. А я, знать подле него - немного позади иду и под его взмах своей косой приноровляюсь. Ох и знатный косарь мой папаня... А запах у скошенной травы... аж голова кругом идёт...
– Эка невидаль, запах покоса.
– Осипший голос говорившего Иван не узнал.
– Мне бы сейчас бабу потискать, да вдохнуть кисло сладкий запах её горячего тела. ...
– От, в болоте жабы есть, поди их и потискай: они тоже бабьего роду племени... Кто о чём, а голый о бане... Не братцы, вот бы хорошим табачком разжиться . Да курнуть его... Эт точно: уже ухи от его отсутствия пухнут... А трофейное курево не то: оно тьфу - как трава... А я бы и такое дымнуть не отказался... А мамка, як видчувала що прыйде вийна...
– Тихие голоса беседующих действовали немного усыпляюще: поэтому, Ивану приходилось прилагать немалые усилия чтобы не позволить смежиться векам.
Тягучую, сонную негу как ветром сдуло; вот она была, и сразу же её не стало. И не мудрено, кто пожелает вздремнуть, когда увидит неподалёку от себя затаившегося врага. Нет, не так. Смотря через оптический прицел своей винтовки, заметит врага, осматривающего через бинокль болото. Фриц, выглядывал из-под куста, и пока что никого не заметил.
– Тише, все замерли и не высовываемся.
– Тихо, почти по слогам проговорил Непомнящий.
– У нас гости: персональный хвостик от вермахта. А ну назад, не маячить.
Последняя фраза была сказана как нельзя вовремя, почти всем захотелось посмотреть на своих преследователей. Но услышав предупреждение, люди замерли. А Иван продолжал отдавать приказы шёпотом:
– Федя, возьми у Василя, трофейный пулемёт. Вася со своим ДТ занимает правый фланг, а ты левый. И смотрите мне - на позиции выползайте незаметно, и стреляете только после моей команды, то есть моего выстрела: это всех касается.
Судя по серебристому, чистому погону: светлым прямоугольником выделяющимся на фоне тёмного кустарника, это был лейтенант. Так никого и не обнаружив, лейтенант неспешно полуобернулся, и судя по всему, стал отдавать приказы своим подчинённым.
– Ну вот, дёрнул нас чёрт устроить такой долгий привал на этом островке.
– Запоздало ругал себя Иван.
– Сейчас станут здесь лагерем, или оставят блокпост из пары пулемётов и нескольких стрелков. После этого всё: каюк котёнку - еды у нас до жути мало, воды тоже. Впрочем, от голода и жажды мы не помрём: вызовут 'Раму"; обнаружат нас загорающих на этом пяточке, и .... Лучше не думать, чтоб не накликать беду на свою голову.
Обдумывая как быть, Непомнящий посмотрел на своих товарищей: они осторожно готовились к бою.
– Братцы, у кого есть кикиморы, облачайтесь в них. Остальные, что
хотите делайте, но вы должны замаскироваться.– Впрочем, взглянув в сторону противника, Иван дал новый приказ.
– Отставить. Всем замереть.
Что-либо делать было тоже поздно. На небольшой пустырь, приютившийся между лесом и топью: как раз там, где отряд устраивал привал перед тем как вступить в болото, стали выходить разномастно одетые мужички, вооружённые карабинами и у всех на рукаве красовалась повязка с надписью 'Полицай". Всего их было двадцать человек. Все они сразу стали осматривать окрестности; затем, найдя следы пребывания партизан, засуетились ещё сильнее, замахали руками. Что они говорили, было не разобрать, но видимо убедившись что никакой опасности нет, из зарослей вышел немецкий офицер, в сопровождении двух фельдфебелей и одного связиста. Они вальяжно, как истинные хозяева этого мира, проследовали к середине пустыря и остановились. К ним сразу кинулись трое полицаев и спешно сняв головные уборы, вытянулись перед немцами по стойке смирно - или изобразили что-то вроде этого: смотрелись они как истенные лизоблюдки. Поначалу они стали говорить одновременно, однако, немцы быстро и жёстко навели порядок. Поэтому каждый из троицы по очереди рассказывал, что он увидел, и каждый предатель указал на островок, на котором притаилась группа Непомнящего. Впрочем, судя по маске лёгкой брезгливости, немецкий офицер явно был не высокого мнения о своих подчинённых и слушал унтерменш стоя в пол-оборота к ним, так как больше всего прислушивался к своему переводчику - фельдфебелю, стоявшему по правую руку от него.
Когда доклад был окончен, лейтенант небрежно ткнул пальцем в двоих стоявших перед ним полицаев и что-то сказав, кивнул в сторону островка с партизанами. Выслушав перевод приказа, избранные на его исполнение 'счастливчики" замялись. Но после короткого окрика немецкого офицера, отбежали от него и подозвали к себе ещё пятерых своих подчинённых. Было хорошо видно, что и они были не в восторге от полученного ими задания, впрочем, косо поглядывая на немцев, они послушно кинулись в лес.
Озадаченные пока что непонятным партизанам заданием полицаи отсутствовали недолго, и вскоре вернулись, неся с собой свежесрубленные жерди. И перекрестившись, один за другим, 'счастливчики" полезли в болото.
– От суки, хотят убедиться что здесь никого нет... О курви маты...
– Послышался озлобленный шёпот партизан.
– Тихо. Передать по цепи. Как только я выстрелю, пулемёты работают по тем, кто остался на берегу. Остальные по идущим к нам иудушкам.
Время замерло, то есть неимоверно замедлило свой ход. Полицаи, прощупывая слегами путь, уже отошли от твёрдой земли на приличное расстояние, другие, выстроенные немцами в шеренгу, держали на прицеле островок. Ивану это зрелище напоминало игру недорослей в солдатики. Всё-таки, полицаи это не послушный и исполнительный немец, так что в скором времени карабины в руках этих холуёв стали дрожать, а у некоторых откровенно целили в болото. Окрики фельдфебелей наводили порядок, но ненадолго. Иван даже удивился. Насколько эти олухи должны были достать своих хозяев, раз они так решили тех наказать? Ведь гораздо логичнее было целить опасный участок в позиции лёжа. Однако немецкий лейтенант - откровенно скучающий немного в стороне от своих подчинённых, так не считал.
– Ну что, пора.
– Подумал Иван, и плавно нажал на спуск: целя в живот офицера.
Винтовочный выстрел, сменился пулемётной трескотней, которая заглушала собой всё остальное. Лейтенант схватился за живот и упав скрутился калачиком. Первым, раненного командира заметил радист, но склонившись над ним, свалился с пробитой головой. Непомнящий видел, как полицаи открыли беспорядочную стрельбу.
– Фьють - вжик - вжик ...
– Пролетали выстреливаемые ими пули в опасной близости от его головы. Но он, пока занимался только немцами. Унтер-офицеры вскоре заметили ранение командира и тоже кинулись к нему. Первый пал также как и связист, другой был сражён, когда пытался оттащить раненного в относительно безопасную зону. Следующий выстрел, был избавлением раненого фашиста от лишних мучений.