Просто вместе
Шрифт:
Он побрился.
— Где ты пропадал? — спросил Филибер.
— Да так… Надо было кое-что обдумать…
— Ладно… И удачи тебе.
Франк поморщился.
Кожу щипало от одеколона.
Он опоздал на десять минут, все уже собрались.
— А, вот и наш красавчик… — объявил шеф.
Он улыбнулся и занял свое место.
Он сильно обжегся — так случалось всякий раз, когда он слишком выматывался. Помощник хотел обработать рану, и он сдался, молча протянув руку. У него не было сил ни на жалобы, ни на боль. Мотор закипел. Он выпал в осадок,
Он вернулся домой, покачиваясь, завел будильник, понимая, что иначе проспит до утра, разулся, не развязывая шнурков, и рухнул на кровать, сложив руки крестом на груди. Ладонь так сильно дергало, что он застонал от боли, прежде чем погрузиться в сон.
Он спал уже час, когда Камилла — так легко могла ступать только она — пришла к нему во сне…
Ну надо же, какая несправедливость — он не успел разглядеть, была ли на ней одежда… Она лежала на нем, прижимаясь бедрами, животом, плечами.
— Лестафье, сейчас я тебя изнасилую, — шептала она ему в самое ухо.
Он улыбался во сне. Во-первых, сон ему нравился, и потом, ему было щекотно.
— Да… Покончим с этим раз и навсегда… Я изнасилую тебя, по крайней мере, у меня будет прекрасный повод тебя обнять… Главное — не шевелись… Будешь отбиваться — и я тебя придушу, мальчик мой…
Он хотел сжаться в комочек и закопаться в простыню, чтобы, не дай бог, не проснуться, но кто-то удерживал его за запястья.
Боль была реальной, и он осознал, что это не сон: раз больно, значит, и счастье настоящее.
Уперевшись ладонями в его ладони, Камилла почувствовала, что рука перевязана.
— Больно?
— Да.
— Тем лучше.
Она начала двигаться.
Он тоже.
— Тихо, тихо, тихо, — рассердилась она, — я сама все сделаю…
Она разорвала зубами пакетик, надела на Франка резинку, обняла за шею, оседлала и положила его руки себе на талию.
Сделав несколько движений, она вцепилась ему в плечи, выгнула спину и задохнулась в беззвучном оргазме.
— Уже? — немного разочарованно спросил он.
— Да…
— О-о-о…
— Я была слишком голодна…
Франк обнял ее за спину.
— Прости… — добавила она.
— Извинения не принимаются, мадемуазель… Я подам жалобу.
— Буду очень рада…
— Но не сейчас… Сейчас мне очень хорошо… Не шевелись, умоляю… О, черт…
— Что?
— Я всю тебя перепачкал биафином… [62]
— Ну и ладно, — улыбнулась она. — Авось пригодится…
Франк закрыл глаза. Он сорвал банк. Заполучил нежную умную девушку, у которой к тому же есть чувство юмора. Благодарю тебя, Господи, спасибо… Это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
62
Мазь от ожогов.
Они заснули, натянув на скользко-липкие тела простыню, пропитавшуюся ароматом любви и заживления ран.
Вставая среди ночи к Полетте, Камилла наступила
на будильник и отключила его. Никто не осмелился разбудить Франка. Ни его рассеянные домочадцы, ни шеф, который, не говоря ни слова, заступил на его место.Как же он, наверно, страдал, бедняга…
В два часа ночи он постучал в дверь ее комнаты.
Опустился на колени рядом с матрасом.
Она читала.
— Гм… Гм…
Она опустила газету, подняла голову и изобразила удивление:
— Что-то случилось?
— Э-э… господин инспектор, я… я пришел по поводу взлома…
— У вас что-то украли?
Эге-ге, неплохо для начала! Та-ак, успокоимся! Он не испортит все дело сладкими слюнями, не ответит ей «Да, мое сердце…».
— Понимаете… Ко мне вчера влезли…
— Что вы говорите…
— Да.
— Но вы были дома?
— Я спал…
— Вы что-нибудь видели?
— Нет.
— Как это неприятно… Но вы хотя бы застрахованы?
— Нет… — произнес он, изображая уныние.
Она вздохнула.
— Более чем путаные показания… Я понимаю, как все это неприятно, но… Знаете… Правильнее всего сейчас восстановить ход событий…
— Вы полагаете?
— Уверена…
Он в мгновение ока запрыгнул на нее. Она закричала.
— Я тоже подыхаю с голоду! Ничего не ел со вчерашнего вечера, и расплачиваться за это придется тебе, Мэри Поппинс. Вот же черт, все время в животе урчит… Я буду стесняться…
Он обцеловал ее с головы до кончиков пальцев на ногах.
Склевывал веснушки со щек, покусывал, грыз, лизал, сглатывал, лениво пощипывал, гладил, щупал, только что не обглодал до скелета. Это доставило ей удовольствие, и она отплатила ему тем же.
Они молчали, не решаясь взглянуть друг на друга. Камилла вскрикнула, изображая досаду.
— Что такое? — вскинулся он.
— Ах, мсье… Знаю, это ужасно глупо, но мне необходим второй экземпляр протокола для архива, а я забыла подложить копирку… Придется все повторить с самого начала…
— Сейчас?
— Нет. Но и затягивать не стоит… Вдруг вы забудете некоторые подробности…
— Хорошо… А вы… Как вы думаете, мне возместят убытки?
— Вряд ли…
— Тяжелый случай…
Камилла лежала на животе, положив подбородок на руки.
— Ты красивая.
— Перестань… — смутилась она, закрываясь от него руками.
— Ладно, ладно… Дело не в красоте… Не знаю, как объяснить… Ты — живая. В тебе все живое: волосы, глаза, уши, твой маленький носик и твой большой рот, руки и чудная попка, длинные ноги, выражение лица, голос, нежность, то, как ты молчишь, твой… твоя… твои…
— Мой организм?
— Ага…
— Значит, я не красотка, но организм у меня живой. Твое признание — это нечто! Суперпризнание! Мне никто никогда ничего подобного не говорил…
— Не придирайся к словам, — нахмурился он, — это ты умеешь… Ох…
— Что?
— Я еще голоднее, чем был… Нет, мне и правда нужно что-нибудь закинуть в топку…
— Ладно, пока…
Он запаниковал.
— Ты… Не хочешь, чтобы я принес тебе что-нибудь поесть?
— А что ты можешь мне предложить? — поинтересовалась она, потягиваясь.