Простое море

— М-да, река... — повторил Лавр Семенович.

Он опять покинул мягкий диван и теперь рассматривал то карту, то проплывающие мимо берега. Правый берег реки был все так же великолепно однообразен. Кое-где его рассекали ущелья, по которым неслись в Лену горные ручьи и мелкие речки. Изредка на фоне ясного неба появлялся черный могильный крест, неизвестно кем поставленный — может, Дежневым, может, атаманом Елисеем-бузой... Лоцманская карта мало что говорила морскому капитану. Она была очень не похожа на привычные морские карты. Только зная заранее, где идешь, можно было что-то сообразить. «Неудобно как-то...» — смущенно подумал Лавр Семенович и стал тренироваться узнавать на карте берега и объекты. Получалось плохо.

20

Ночь прошла спокойно. Утром, поднявшись на мостик, Лавр Семенович с уважением посмотрел на похудевшее, с четко обозначившимися морщинами лицо речного капитана. Ефим Васильевич радушно протянул ему руку.

— Ну и где мы оказались? — спросил Лагунов.

Утро было ясное, слегка морозное. Воздух был прозрачен и чист так, что все предметы были четко видны до самого горизонта. Очень легко дышалось на таком воздухе.

— Остров Митрофана проходим, — Кунин показал рукой на поросший тальником узкий и длинный остров. Лавр Семенович быстро нашел остров Митрофана на лоцманской карте. Он с удовлетворением похлопал себя по бедром.

— Хорошо махнули за ночь! Если так дальше побежим, суточек через восемь-девять будем в Якутске, а?

— Может, будем, — согласился Ефим Васильевич. — В Жиганске нам воз брать...

— А зачем нам его брать? — спросил Лавр Семенович. Он знал, что баржи брать надо. Он сам бы взял их в таком положении, но все-таки воз брать не хотелось. Неприятно терять два-три километра хода...

— Нельзя не брать, — сказал Ефим Васильевич. — У нас так не делается.

— Вы идите отдохните, — предложил Лавр Семенович.

— Сейчас Михаил придет — пойду. Тут ход хороший. Всего два переката. Он их знает.

— А этой ночью пойдем? — как и в прошлый раз поинтересовался Лавр Семенович. Его немного покоробило оттого, что Кунин ему не доверяет. Но потом он заставил себя согласиться, что это правильно, что море и река — разные вещи и, каким бы ты золотым капитаном на море ни был, на реке ты — почти пассажир.

— Как видимость. Может, пойдем, — сказал невозмутимо Кунин в ответ на его вопрос.

Видимость оказалась прекрасной. Следующим утром Ефим Васильевич отправился отдыхать, сдав вахту первому помощнику и попросив разбудить на подходе к Жиганску. Лицо речного капитана еще больше похудело, но вид у него был довольный. Он улыбался. Подойти к Жиганску рассчитывали к часу дня. Приближался Полярный круг, и по берегам кое-где попадались чахлые желтые елочки. Хорошо грело солнце. Таял настывший за ночь на палубе лед, пуская темные ручейки. Двери рубки Михаил открыл настежь.

Лавр Семенович подошел к карте, прикинув, где они находятся, спросил:

— Мы этим фарватером сейчас идем?

— Каким вы говорите? — Михаил посмотрел, куда упирается палец Лагунова.

— Нет, что вы! Этот ход в августе на сто метров влево отошел. Наносы. По старому ходу никак не пройти.

— А ты все помнишь, куда где фарватер отходит?

— Все не упомнить мне, — просто сказал Михаил. — Однако, Ефима Васильевича позову, если какое сомнение будет.

— Река... — улыбнулся Игорь.

— Река... — покачал головой Лавр Семенович.

В Жиганске к «Вавилову» подцепили две старинные, громоздкие баржи, зашвартованные бортами одна к другой. Караван растянулся метров на двести. Скорость стала еще меньше.

— Пойдем сегодня в ночь? — спросил Лавр Семенович у Кунина.

Кунин долго смотрел на карту, листал записную книжку. Потом он покачал головой, сказал:

— Пески здесь за Оленьим островом нехорошие. Пьяные пески. Они гуляют. Тяжело будет пройти. Тем более такой воз за нами.

— Сколько мы с этим возом в скорости теряем!.. — вздохнул Лавр Семенович. — Хоть бы на чем-нибудь сэкономить.

— Сядем, — больше потеряем.

— А может, пройдем? Я в вас как-то верю... — признался Лагунов.

— Ну что вы, — смутился Ефим Васильевич. — Ладно, я посмотрю, — сказал он и отошел.

Видно было, что он не собирается идти ночью. Он остался на мостике и отослал Михаила отдыхать. Игорь, скучая на вахте, смотрел назад, где тащились аляповатые деревянные баржи. На одной из них было развешано разноцветное белье. На другой тощий козленок, приподнявшись на задние ноги и смешно вывернув голову, старался отгрызть кусок борта. На носу каждой баржи стояли люди в шапках и в валенках. Они что-то ели и переговаривались.

— Семьями плавают, — сказал Кунин, заметив, как Игорь рассматривает баржи. — Муж шкипер, жена повар, два сына — два матроса. Как раз штат команды... Смешно было, когда нам погоны велели носить. Приходит к тебе такая фигура в валенках с галошами, бородища двухнедельная, уши на шапке развязаны, китель драный, засаленный, а на плечах золотые погоны, со звездой. Прямо карикатура являлась. Хорошо, что отменили погоны.

— А ночь-то сегодня ясная обещает быть, — сказал Лавр Семенович.

— Ночь хорошая будет, — согласился Кунин.

Темнело. Где-то за холмами пропало солнце. Сразу похолодало. Воздух стал еще прозрачнее, чем днем. Около восьми часов в рубку пришли Михаил и Сергей Огурцов. Игорь записал в журнале стандартное: «Река Лена, идем под проводкой...», сдал вахту Сергею и пошел в каюту составлять ведомость.

— Идем, значит? — спросил Сергей.

— Пока идем, — ответил не оборачиваясь Ефим Васильевич.

— И долго еще пройдем?

— Может, долго... — отозвался Кунин. — Как сумеем.

Белые и красные огоньки бакенов были хорошо видны в ясном, морозном воздухе ночи. Когда речная дорога крутилась около многочисленных островков и мелей, огоньки казались в беспорядке рассыпанными по всей реке. Ефим Васильевич сбавил ход до среднего, но продолжал упорно вести судно вперед. В полночь Лавр Семенович сказал речному капитану:

— Я вижу, Ефим Васильевич, что я вам не помощник. Пойду посплю. Если что случится — будите, не стесняйтесь.

— Если что случится — сами проснетесь, — с улыбкой сказал Ефим Васильевич. Лагунов тоже улыбнулся и пошел к себе.

… Лавр Семенович проснулся от толчка. По привычке он выскочил на палубу, даже не накинув пальто. «Сахалин» не двигался. «Вавилов» стоял к нему несколько ближе, чем полагалось. Расположение ходовых огней «Вавилова» показывало, что его развернуло влево. Огни одной из барж светились далеко справа. На мостике был только Ефим Васильевич.