Против часовой
Шрифт:
– А где же вы встречались?
– О, это было так нелегко. У меня в отеле было невозможно. И нельзя было снять гостиницу. Она принимала меня у себя… как это называется… в коммуналке… Но страсть приходилось сдерживать, хоть мы и заводили громкую музыку…
О, это все мы проходили, подумала Наташа, вспомнив давнего коммунального соседа своего мужа, тогдашнего лейтенанта, но вслух лишь восхитилась отваге своей тезки. Потом она вдруг на удивление явственно вспомнила Валерку и обрадовалась, что встретятся они совсем скоро… Виктор говорил и еще что-то о своей снежной королеве, но Наташа уже
Она проснулась в своем номере. Жалюзи были сомкнуты, и тихо журчал кондиционер – Наташа уже привыкла к этому постоянному мексиканскому звуку. Она нашла себя одетой на неразобранной постели. Ее дивное новое платье оказалось задрано и нещадно помято. И под ним ничего не было.
Ее охватил гнев. Конечно, вечер был на славу, но ведь чем дело кончилось: такой идальго, с горечью думала она, а изнасиловал женщину, которую сам же напоил до бесчувствия. Права была Женька, все мужики… Наташа не додумала эту свежую мысль, потому что в номер постучали. Она еще ничего не успела ответить, как вошел Виктор.
Она попыталась приподняться, но голова закружилась, номер чуть покачнулся, и ее едва не стошнило. Она опять откинулась на подушку, только сейчас осознав, до чего ей плохо.
– Вот, – сказал Виктор, – выпейте.
Сил на препирания у нее не было. Она с трудом приподняла голову и глотнула из длинного стакана что-то холодное и отдаленного знакомого вкуса. Струйка побежала по подбородку и капнула на шею.
– Я уезжаю сейчас же, – только и сказала Наташа и опять заснула.
Глава 26. Поехали
Наташа продремала и всю дорогу до материка – Виктор эвакуировал ее морем, – тем более что паром покачивало. У стоянки автомобилей в
Макдоналдсе Виктор пытался накормить ее хоть чисбургером, но она с отвращением отказалась, хоть и согласилась беспринципно выпить в соседнем баре ставшую непременной маргариту. Наташа презирала себя, но еще больше презирала его, лощеного придурка – а еще шпион. Поэтому за все это время они не перемолвились ни словом.
Потом Наташа опять закемарила.
Очнулась она только, когда машина замедлила плавный ход, преодолевая горный подъем, и завиляла по серпантину. Наташа повертела головой – шея затекла – и была поражена красотой, стоявшей вокруг. Дорога петляла между нависающими скалами, но иногда справа открывался вид на долину, где по склонам стояли золотого цвета сосны. Наташа хотела было спросить, где они находятся и куда едут, но вовремя спохватилась, что она с ним не разговаривает.
И тут заговорил он:
– Сеньора не хочет узнать, отчего на ней ночью… как это сказать по-русски… де-ли-кат-но… убыло нижнее белье?
Наташа покраснела и ответила:
– Не хочет. Говорите.
– Сеньора собиралась нырнуть в бассейн в холле отеля и решила переменить свой бальный костюм на купальный.
Он врет, решила Наташа, но все равно ей стало невероятно стыдно.
А что, если это действительно было так? И ей захотелось его убить. А это, говорила же Сольвейг, в Мексике стоит совсем недорого.
– Несколько молодых американцев там уже плавали, и сеньора, надо думать, хотела присоединиться…
Боже, я снимала трусы в холле? После этой мысли Наташа уже не сомневалась, что убить Виктора необходимо. Хоть у нее и мелькнула справедливая мысль, что в такой
ситуации спутнику женщины бывает за подобное ее поведение, мягко сказать, неловко. Ну и пусть, все равно, подумала Наташа. И захотела еще текилы. Ей не пришло в голову, что подсознательно она всегда мечтала повторить хоть один из восхитительных подвигов Витьки Шипицына, на что ее жизнь никогда не оставляла ей ни единого шанса…– И что вы хотите этим сказать?
– Я всего лишь подумал, что вам это будет интересно. И внести некоторую ясность… как это, избежать двусмысленность. Впрочем, я вас не виню, вы женщина, обычно пьющая мало…
Он бы еще меня винил – сам же и напоил до скотского состояния, скотина такая; убить – мало. Однако Наташа вслух ничего не сказала, не обратив, впрочем, внимания на тавтологию. И вдруг поняла, что мотор слышен тише и тише, а потом будто и вовсе выключился. Они ехали по краю какой-то цветущей долины у почти отвесных гор; внизу текла бурная горная речка, прыгающая, сверкая, по валунам, но и ее слышно не было. Наташа хотела сказать, что так быть не могло, у нее нет привычки купаться в фонтанах, тем более без трусов – и попыталась сделать это. Но не услышала своего голоса. Она погрузилась в полную тишину. Ну вот, я оглохла от их текилы, сказала себе Наташа, может быть, это еще пройдет… может быть, это временный симптом, с похмелья… и потом Валерка ведь врач… Она подумала об этом и поймала себя на том, что за время ее путешествия уже привыкла думать о Валерке так, будто он был рядом. И, быть может, был рядом всегда. Впрочем, хоть она и была очень огорчена, мысль о том, как гинеколог будет лечить ее уши, чуть развеселила ее.
И еще она подумала, что в такой тишине выстрела бы никто не услышал.
Впрочем, у нее ведь не было пистолета. Забыла дома, как наверняка сострил бы Валерка.
Долина расступалась, и звук мотора постепенно возвращался. Они еще немного поднялись вверх и свернули на вполне горизонтальную поверхность. Но было странное чувство, что она – в самолете: у нее заложило уши. Она поковыряла в них детским жестом, как после купания.
– Мексиканское нагорье, – сказал Виктор, – три тысячи метров над уровнем моря. Скоро мы выедем на трассу сто два.
– И что? – глупо поинтересовалась Наташа.
– Эта трасса ведет на север, – скупо ответил Виктор. – Прямо на
Лос-Мочис.
По трассе они ехали долго, пока не приехали в неприглядный городок.
Виктор свернул на эстакаду, проскочили мост, потом скользнули под другой и оказались на площади перед низким зданием, над которым развевался флаг. Не тот – с орлом и змеей, а другой, тоже трехцветный, но на среднем голубом поле – целая картина в прихотливой желтой рамке с красными загибами: тут тебе и горы, и головы, что ли, собак или быков, и какие-то зеленые растения, похожие на стручки, – хорошо было не разглядеть.
Виктор аккуратно поставил машину на разлинованное место для парковки, сказал:
– Подожди здесь.
И исчез. Он долго не возвращался, и Наташа соскучилась, потому что смотреть на площади после фиесты мексикано было ровным счетом не на что: то пройдет какой-то индеец в сомбреро, то ветер хлопнет флагом на флагштоке.
Наконец, Виктор вернулся.
– Здесь, на вокзале, есть туалет и бар, – сказал он. – Я купил твой билет до Чиуауа. – Кажется, он сегодня стал хуже говорить по-русски.