Противоречивая степь

– Ну а теперь поговорим, аксакалы, как живете, что вас тревожит, что слышно о власти в ваших краях.

Обычно приезжие важные гости только приказывают и поучают, а тут предлагают говорить на равных, чем сразу расположили к себе людей. Под одобрительный шум пастухи расселись вокруг костра.

– Что мы знаем о власти, агай! – начал пожилой кряжистый пастух. – В мире много перемен разных. Не стало царя. – Тулеген одобрительно кивнул. – Казахи создают свою власть, свое ханство Алаш-Орда. Появилась было еще одна власть народная, но от одного стана к другому передают печальные вести, что новая власть, которая так нравилась пастухам, умерла.

– Ну а вы как думаете? И как вы теперь собираетесь жить? – задал вопрос Тулеген.

– Не знаем, агай. Мы живем в степи, редко людей видим. Пока до нас дойдут одни новости, уже появились другие.

– Ну хорошо, давайте порассуждаем вместе. Вы говорите, казахи свою власть создают – Алаш-Орда – и уже выбрали хана?

– Точно так, батыр!

– Эти алаш-ордынцы уверяют, что степи едины, что нет расслоения среди населения, то есть все равны. Разве это правда? Вы ведь знаете не хуже меня, что в степи казахи не все живут одинаково: одни богатые, другие бедные.

– Верно говоришь, агай!

– Они говорят, что все казахи – одна семья. А как такое может быть, чтобы в одной семье жили одни бедно, другие богато? Выходит, простому человеку везде плохо. Плохо было при царе и при своих также будет не лучше.

– Все верно говоришь, агай! Мудрые слова, – закивали аксакалы.

– А вот народная власть, – продолжил Тулеген, – которую хотят создать большевики, будет справедливая, потому как большевики сами в основном из простого народа.

– Иман-мулла говорит, что большевики бывают только русские, а им нельзя верить, они все неверные, – высказался безусый аксакал.

– Мы казахи, нам с урусами не по пути, – отозвался рядом с ним сидящий.

Тулеген слушал их и думал: «Трудно будет переломить веками устоявшийся уклад жизни в степи».

– Ну почему только русские? Я тоже большевик и, как видите, казах. – Тулеген посмотрел на их лица, на которых было так и написано: «Нельзя верить человеку, который продался урусам». – Вы чему удивляетесь? Более того, я сын бая!

– Вай-вай! Как такое могло случиться?.. – запричитали аксакалы.

– Большевики ставят задачу дать народу возможность развиваться самим. Те люди, о которых вы говорили, которые хотят свое ханство создать, сколотили блок из недавно враждовавших между собой группировок – буржуазных националистов-богатеев. В степи часть родовой знати, верхушки баев, действует в согласии с бывшей русской колониальной администрацией и царским офицерством. Вот этим людям действительно нельзя верить – а большевикам, которые хотят в степи народную власть создать, Советами называется, всем казахам объявили: «Берите в руки оружие и сами защищайте себя. Устанавливайте свою народную справедливую власть». Я поверил большевикам и сам стал большевиком, потому как считаю, что мой народ достоин лучшей жизни. Народу нужно просвещение, чтобы ваши дети и внуки учились, а не только байские сынки, чтобы кто-то стал учителем, а кто-то лекарем-врачом, а другие освоили разную там технику: машины, паровозы, корабли и прочее, чтобы, в конце концов, жили без нужды, в достатке. Разве вы этого не хотите? – Он посмотрел на непонимающие лица сидящих.

Тулеген все подбирал слова попроще: «Ну, пойди объясни им про Советы, если для них паровоз – это большая железная арба. Не говорить же с ними про развитие капитализма в России, приведшее к революции!»

– Ваши обычаи и обряды, – продолжал он, – что от отцов и дедов идут, никто не запрещает. Человек свободный должен быть самим собой и уважительно относиться ко всему, что накопил наш народ за столетия. Каждый в новой жизни будет выбирать для себя нужное и полезное для людей дело.

– Вы, конечно, правы, агай, потому что человек ученый, – ответил один из безбородых пастухов. – Но у нас в степи говорят: худо само не уйдет, а добро не придет.

– Чтобы худо ушло, как вы говорите, – перебил его Тулеген, – надо садиться на своих лошадей, брать в руки винтовки и воевать за добро, свою власть.

– Правду батыр говорит, знает нашу жизнь не понаслышке, хоть и служит у урусов. Мы тоже так думаем, – наконец заговорил все время молчавший самый старый аксакал.

– Передавайте наш разговор всем аксакалам, кто б ни завернул к вашему очагу, – почувствовав наконец в их душах понимание сказанного, с повеселевшими глазами закончил разговор Тулеген.

«Националисты казахские богачи утверждают, что большевизм никогда не найдет себе союзников в степи в силу уклада жизни казахского народа. Ошибаетесь, господа крестники», – подумал про себя Тулеген и успокоился, глядя на аксакалов, зная, как быстро распространяются новости в степи.

– Пора отдыхать, утром рано в дорогу, надо спешить, – вставая с места, обратился к своим спутникам Тулеген.

Все встали.

– Если спешите, то нельзя терять время, вы подкрепились, лошадей мы дадим других, снарядим в дорогу. По степи рыскает множество разных банд – сами понимаете, какое сейчас время. Вам лучше пробираться в сумерках, – глядя на Тулегена, обеспокоенно сказал старый аксакал.

– Вы, наверное, правы, отец. Что же, раз так, то спасибо-рахмат, будем трогаться в путь. – Тулеген пожал руку старику.

Оседлали других лошадей. Пастухи дали хурджум-сумку с лепешками и бурдюк с водой. Отряд покинул пастуший стан. Степь лежала в сумерках, и кусты ракит таинственно темнели в серебристом свете луны. У пастушьего костра Тулеген не стал говорить, что он сам из этих мест и, может, даже это были пастухи его отца.

«Свое прошлое надо забыть, – думал он про себя, – чтобы не навредить всему большому делу. Благо, что из-за моего долгого отсутствия в этих местах не все меня узнают и знают».

5

Когда забрезжил рассвет, отряд все еще находился в пути. Тулеген все торопил и торопил своего подуставшего коня, потому как больно волнующе щемило сердце в ожидании встречи с родными местами. Бойцы спешили за своим командиром. Он, ехавший впереди, по еле различимым признакам, нанесенным на карту, которую просматривал накануне, находил верный путь. Основной месяц лета, июль, шел на убыль вместе со временем. Тишина окружала со всех сторон.

«Жуткая тишина, аж немножко тревожно», – подумал Тулеген.

Сильно потянуло сыростью в и без того перенасыщенном ночной прохладой воздухе. Над горизонтом в стоящей темной мгле стали вырисовываться очертания камыша – это озеро Конур. В заливных прибрежных лугах стояла высокая и сочная трава, над которой местами, словно бородавки, возвышались кочки.

«Аул совсем уже близко», – с трогательной улыбкой на лице подумал Тулеген.

В камышовой чаще глухо прокричала выпь. А где-то в глубине озера, встречая рассвет, подняли гомон гуси…

Перед самым рассветом отряд напоролся на засаду. Притаившиеся за высокими кустами ракиты на подступах к аулу аульчане открыли беспорядочную стрельбу по всадникам.

– Назад! – закричал Тулеген по-русски и круто повернул коня.

Но бойцы были убиты сразу наповал. Отстреливаясь, он поскакал, чтобы укрыться в прибрежных камышах озера.

– Ах-х! – вскрикнул Тулеген…

Пуля попала в спину. Повернув руку, схватился за рану, но в глазах все поплыло, закружилась голова, и он вывалился из седла.

Подъехавший к упавшему джигит вскрикнул:

– О Аллах! – Он соскочил с коня и склонился к умирающему, приложив руки к груди, повторяя слова молитвы.