Противостояние
Шрифт:
Но ни дозвониться, ни застать брата дома Банга не мог.
Колю лихорадило. Паршивое состояние основательно расплющило его, вынуждая лежать под шинелью, обливаясь потом. Миша то отварчики какие-то в него вливал, то таблетки впихивал, что Света принесла, то пищу усиленно скармливал.
— Есть надо, быстрее поправитесь, товарищ майор. И вообще, в госпиталь вам надо.
— Отвали! — скрипел зубами мужчина.
— Тогда ешьте и спите!
— Отвали! — Николая заколотило мелкой противной дрожью. Он укутался шинелью и то ли заснул, то ли в дурман провалился.
— Товарищ
Лена дернулась, очнувшись, лицо потерла, сон гоня.
— Спасибо, — поблагодарила сержанта и за стол села, куда он кружку поставил. Тоже примечательно — за столом никого и ничего. Все демонстративно на полу сидели и грызли сушки, доставая из холщевого мешка. Рядом с Чаровым горкой сахар на тряпице лежал.
А на столе сиротливая кружка с кипятком.
Обидно, противно, но ладно. И это переживет.
Но вот сахар…
Лена, как не хотела строгой и неприступной быть, уставилась на него с не меньшим удивлением, чем на тот одуванчик, который ей сержант подарил. Сахар она два года не видела и казался он ей, чем-то нереальным, и заманчивым, как туфельки на каблучке или губная помада.
Мужчины брали и ели его, взглядами девушке давая понять — не для тебя. У Лены в желудке заурчало. Уткнулась в пустой кипяток в кружке, обняла ее руками: ерунда, выдержит.
Васнецов даже усмехнулся, братве подмигнул: получила девчонка! Не будет впредь командиршу изображать!
Ага. Выживем, пусть в другое отделение двигает! — поддержал его Чаров.
Во-во, — подмигнул Хворостин.
— А разрешите спросить, товарищ лейтенант, вы опыт-то боевой имеете? — с поддевкой поинтересовался Суслов.
— Два года.
— Это ж с какого года вы служите? — ехидно прищурился Кузнецов.
— С сорок первого, — покосилась на него и опять в кружку уставилась.
Сил не было что сушки, что сахар видеть. И вспомнилось, как они сухарями последними в отряде делились. Голодно, а чтобы сам съел, другой голодный остался — не было такого. Голод вообще дело жуткое, боялась она его, потому что дурела: желудок подводило, голова не на месте была. И в ней одни мысли: съесть бы что-нибудь. В первую зиму вон лебеду с мукой мешали и хлеб пекли, горечь, а вкусно казалось, спасу нет как. Или сосульку пососешь — ой, вкусно.
Гриша сушку достал: неохота, а все равно впихивать в себя буду — уставился на Лену демонстративно. Взгляд по лицу скользнул в сторону рук и, аппетит вовсе пропал. Смотрел на «кляксу» на тыльной стороне ладони и челюстью двигал, а сушку в руке держа. Странная рана, это как можно ее заработать было? Рученка-то махонькая у лейтенанта и такая вмятина посередине… Стоп, это как Санина два года уже служит? Ей сколько лет-то?
В голове защелкало, складывая возраст, внешность, шрам, и нехорошо как-то стало, неуютно. Вздохнул, сушки сгреб и хлопнул их на стол перед ней, сам напротив сел, на вторую руку уставился — а там точь в точь такой же шрам. Свежий. И мурашки по спине побежали от подозрения, откуда они могут быть, эти «близнецы».
— Угощайтесь, — бросил глухо, кивнув на сушки, взгляд пытливый и чуть виноватый стал.
Лена подумала ослышалась, уставилась недоверчиво.
Хворостин у виска покрутил, намекая, что
Гришка все планы ломает, но тот лишь отмахнулся и рожицу ему скорчил, пока лейтенант за сушкой тянулась.— Спасибо.
— А? Не за что. Вам лет сколько?
— Восемнадцать, — улыбнулась, млея: вкусная сушка.
— Ееее!… - растянулся у стены Славка Палий.
Выходило мало им бабу командиром поставили, еще и соплячку! Здорово! — скривился: это ж как их, разведчиков, командование уважает?!
Чарова и Хворостина перекосило, оба тихо в унисон выругались.
Васнецов же спиной в стену уперся, искоса на девушку поглядывая: складывал. Выходило, что только так, как он думал, она шрамы на руках получить и могла, и спросил, чтобы подтвердить свою догадку или опровергнуть:
— Как же вы два года служите, если вам только восемнадцать?
— А фриц не спрашивал, сколько мне лет. Да и всем нам за эти два года далеко не восемнадцать и не двадцать стало — век, минимум.
И опять за сушкой. Мела она их с завидной скоростью. Тоже примечательно.
Лена взгляд его заметила, опомнилась. Руку от мешка отдернула — хватит уже. Совесть надо иметь. Мужчинам сильнее женщин всегда есть хочется, они больше и организм больше требует.
В блиндаж мужчина заглянул:
— Братва!!
И тон сбавил, лейтенанта увидев:
— Здравствуйте еще раз, товарищ лейтенант! — заверил бодро. Лена глянула — тот сержант, что ей одуванчик подарил:
— Здравствуйте, Сергей.
— Ерофеев! Бродяга! Вернулся! — поднимались бойцы, к нему двинулись и вынесли всем составом.
— Ну, я тоже… покурить, — кивнул Замятин и бочком из блиндажа. Васнецов и Санина только остались.
Гриша папиросы достал трофейные, мял одну, взгляда изучающего с девушки не спуская.
— Что-то не так? — уставилась на него.
— Да нет, все так, — протянул. Дунул в папиросу, взгляд на сахар упал. Подошел, взял, перед Леной положил. — Угощайтесь.
— Это не мое, — она даже отпрянула от такой щедрости.
— А здесь все наше — общее. Закурю?
Девушка неуверенно кивнула — сахар смущал. Подумала и решила:
— Один кусочек возьму.
Васнецов усмехнулся, отворачиваясь: дитя просто, и взгляд дитячий, и сама цыпленок. Разведка, блин!
Закурил и услышал, как братва не таясь Сереге Ерофееву жалится:
— Не, ну представляешь?! Бабу к нам начальством!…
— Да нормальная она, хорошая девчонка. Мы с ней вместе из госпиталя возвращались…
— Не, ты сюда слушай — мы разведка, да? А нам ясельную группу, как нянькам. А мы няньки? У Васильича вона пять «языков» на счету, у меня восемь, у Гришки двенадцать! А нам, как зелени, как первогодкам каким-то! Умыли! А за что?!
Васнецов на девушку покосился — та усиленно чай пила, делая вид, что не слышит громкий разговор возмущенных разведчиков. Лицо замкнутое, только пятнами шло.
Выдержка есть — хорошо.
Ночью Лена долго заснуть не могла — неудобно на голом, неровном полу и холодно жуть, шинель не больно спасает, если на ней лежишь, ею и укрываешься. Да и шепот за «занавеской» мешал. Гудели мужики, решали, как Лену выжить.
— Чего вы, не пойму? — влез Абрек. — Красивая девушка, гордится надо, командир такой, цветы носить.