Прованс навсегда

Во дворе ресторана под большим полотняным зонтом собралось восемнадцать человек, меня представили государственному чиновнику из Авиньона, виноградарю из Карпантра, двум служащим Рикара, энтузиастам из Кабриера. Один из присутствующих даже оказался при галстуке, от которого тут же избавился, навесив его на ручку официантской тележки. Никаких более признаков формальности в ходе общения не наблюдалось.

Большинство собравшихся разделяло страсть Мишеля к игре в boules, один из виноградарей привез несколько коробок своего вина с этикетками, отображавшими момент игры. Пока охлаждалось розовое и откупоривалось красное, происходил активный разлив спортивного напитка, источника энергии и усилителя меткости глаза, истинного марсельского пастиса, le pastis Ricard.

Поль Рикар родился в 1909 году, но, если верить присутствовавшим у Мишеля сотрудникам Рикара, все еще искал приключений на свою, скажем, голову. Классический пример неутомимого предпринимательского духа. Отец будущего алкогольного магната торговал вином, и юный Поль с малолетства посещал бары и бистро Марселя. В те времена законы и правила не были столь жесткими, как в наши дни, и многие бары производили свой собственный пастис. Рикар тоже решил попробовать, добавил некий отсутствующий у других ингредиент, имевший успех. «Истинно марсельский пастис» не слишком отличался от остальных, но оказался весьма неплох, к тому же Рикар благодаря своему развитому вкусу несколько улучшил его, а главное — умело рекламировал. И вскоре напиток стал самым популярным, по крайней мере в Марселе.

Рикар стремился расшириться и выбрал для этого верный путь. Конкуренция в регионе Марселя не давала развернуться. Пастис пили повсюду, к тому же марсельцы среди соседей пользуются не лучшей репутацией. Даже в наши дни их воспринимают как blagueur, врунов и хвастунов, выдающих кильку за кита.

Далее к северу, однако, пастис воспринимался как нечто экзотичное, к тому же расстояние смягчало репутацию Марселя как города хвастунов. Реклама напирала на привлекающий северян шарм юга, южное солнце, пальмы и прочий антураж, особенно притягательный под серым северным небом. И Рикар обратился лицом к северу. Сначала Лион, затем Париж. Тактика принесла успех, и в наши дни вряд ли найдешь во Франции бар без бутылки «истинно марсельского пастиса».

Рассказавший мне это служащий Рикара, казалось, относился к своему боссу с искренней симпатией. Мсье Поль, по его словам, каждый день искал в жизни препятствия, чтобы их преодолеть. Я спросил, не занимается ли его босс политикой, как многие крупные бизнесмены, и собеседник фыркнул:

— Политика? Его тошнит от политиков.

К такому отношению я не мог не испытывать симпатии, хотя, с другой стороны, можно было пожалеть, что король пастиса не выставит свою кандидатуру на пост президента Франции. Стаканчик «Рикара» неплохо смотрелся бы на предвыборных плакатах.

Рикар, однако, пастис не изобрел. Как и Перно, он производил, рекламировал и продавал то, что существовало и до него. Но откуда пастис взялся? Кто первым использовал анис, лакрицу, замешал их с сахаром на спирту? Обошлось ли без какого-нибудь безвестного монаха? Монахи оставили яркие вехи в истории питейного дела — от шампанского до бенедиктина.

Никто из присутствующих не смог сообщить мне, когда и при каких обстоятельствах первый стакан пастиса появился в этом жаждущем мире, но недостаток информации не мешает провансальцу относиться к своему мнению как к факту или принимать легенду за историю. Не слишком правдоподобная, а следовательно, самая популярная гипотеза приписывает изобретение пастиса отшельнику — конечно же, отшельник по части аперитивов мало чем уступает монаху.

Этот отшельник подвижничал в лесной хижине на склонах Люберона, собирал травы, варил их в громадном котле, в традиционном жутко булькающем котле ведьм, колдунов, алхимиков. Отвары отличались замечательными свойствами, они не только утоляли жажду, но и спасли отшельника от чумы, налетевшей на Люберон и скосившей значительную часть его населения. Отшельник щедро делился отварами и настоями со страдальцами, которые тут же выздоравливали к вящей его славе. Отличаясь той же деловой жилкой, что и впоследствии Поль Рикар, отшельник совершил то, чего требовал от него ход истории, — переехал в Марсель и открыл бар.

Менее живописная, но более правдоподобная причина возникновения пастиса в Провансе в том, что ингредиенты для него тут под рукой. Травы не то что дешевы, их можно собрать даром. Большинство крестьян испокон веков делало собственное вино, гнало собственные убойные ликеры, и до недавнего времени право дистилляции передавалось от отца к сыну. Права такого рода поужали, однако некоторые distillateurs [132] продолжают на полном законном основании производить то, что пьют, понятие pastis maison [133] не исчезло.

132

Винокуры (фр.).

133

Домашний пастис (фр.).

Мадам Боек, жена Мишеля, родилась под Карпантра и помнит, что дедушка ее производил «двойной» пастис, девяностоградусный, способный свалить статую командора. Однажды к нему с официальным визитом на казенном мотоцикле прибыл местный жандарм в полном обмундировании. Не слишком благоприятное предзнаменование. Деду мадам Боск удалось, однако, соблазнить жандарма стаканчиком своей продукции… затем еще одним… и третьим так же точно. О цели официального визита как-то забыли, и деду пришлось совершить на своем фургончике два рейса в жандармерию, доставив туда сначала спавшего сном младенца полицейского, а затем обнаруженные под столом его сапоги и pistolet.

Счастливые были денечки. Возможно, счет им где-то в Провансе еще не завершен.

Flic [134]

Однажды, в очередной период активности дорожной полиции Кавайона, мне не повезло с мелочью для счетчика стоянки. Силы правопорядка проявились в виде пары полностью укомплектованных и оснащенных полицейских, медленно продвигающихся вдоль припаркованных автомобилей, старающихся выглядеть грозно и выискивающих возможные contraventions. [135]

134

Флик — прозвище полицейских во Франции (фр.).

135

Нарушения (фр.).

Я нашел свободный счетчик и заскочил в ближайшее кафе разменять деньги. Вернувшись, обнаружил рядом с машиной плотную фигуру в синем, сощурившуюся на счетчик. Полицейский нацелил на меня свои темные очки и постучал рукой по циферблату автомата.

— Не оплачено.

Я разъяснил ситуацию, но натолкнулся на полное непонимание.

— Tant pis pour vous. C'est une contravention. [136]

Оглядевшись, я заметил, что на улице с полдюжины машин стояли вторым рядом, что грузовик каменщика, грязный, груженный строительным мусором, запер въезд в боковую улицу. Фургон на противоположной стороне оседлал пешеходную «зебру». В сравнении с этими вопиющими нарушениями мое казалось совершенно незначительным, и я, по глупости, не утаил своего мнения.

136

Тем хуже для вас. Это нарушение (фр.).

Тут же превратился в невидимку. Полицейский раздраженно фыркнул и направился списывать номер моего авто. Он вытащил блокнот и глянул на часы.

Перечень моих преступлений уже потек на бумагу, когда из кафе, в котором я менял деньги, раздался трубный глас:

— Eh, toi! Georges! [137]

Мы с Жоржем обернулись и увидели, что к нам меж столиками, выставленными на мостовую, пробирается плотный господин, покачивая указательным пальцем из стороны в сторону, что в Провансе выражает категорическое неприятие чего-либо.

137

Эй, ты! Жорж! (фр.)