Провинциальная история

– Точно.

– И ты провел?

– Провел, – Ежи поморщился, поскольку от той проверки голова третий день болела, что с похмелья. И лучше бы, если бы и вправду с похмелья, но… пить в Канопене тоже не получалось, то ли из лени, то ли от понимания, что даже пьянка ничего-то не изменит.

Тот же Куркулев, оказавшийся мужчинкою махоньким и бледным, каким—то испуганным, причем не понятно было – боится он последствий собственного загула и перспективы пойти под суд по политической статье либо же своей супруги, дамы во всех отношениях выдающейся, пил по собственному признанию от безысходности.

– Понимаете, ваше бродие, – сказал он шепотом. – Оно ж тут… душа хочет! А тут все… одно… кажный день одно… отошнело!

Вот и Ежи отошнело, правда, в отличие от Куркулева, который уже сделал подарки нужным людям, а потому дело грозило уйти в архив, пусть и не Гильдийный, но какая разница, понимал, что спиртное лишь усугубит ситуацию.

– Это другое, – Анатоль дотянулся и бумагу вытащил, пробежался взглядом, хмыкнул, явно на тех местах, где говорилось, как несчастный Куркулев, утративши остатки ясного сознания, пытался оседлать козу, или иных подвигов, случившихся той злополучной ночью. – На сей раз ведьма настоящая.

Ежи приподнял бровь.

Он в Канопене отделением Гильдии девятый год руководит. Вот как прислали после университета «опыту поднабраться», так и сидит… набирается.

Чтоб их всех.

– Клянусь!

– Силой? – уточнил Ежи, но Анатоль покачал головой. Похоже, не настолько он был уверен в настоящести упомянутой ведьмы.

Ежи вздохнул.

– Мне кухарка рассказала, – теперь Анатоль смутился, явно осознав, что источник информации не то чтобы ненадежный, скорее уж обыкновенный для Канопеня, а потому вызывающий некоторые, вполне оправданные сомнения.

– Она сама на рынке встретилась. И описала… хорошо так описала.

– Как?

Не то чтобы Ежи было интересно, но… одни доносы были обработаны, вторых еще не собралось достаточной количество, чтобы за них браться. Даже растреклятый квартальный отчет готов был к отправке, а с ним прошение о переводе, очередное, которое явно останется без должного внимания, ибо других дураков ехать в Канопень нет.

Может, инвентаризацию затеять? Той же лаборатории. Пробирки там пересчитать, стеклышки. Хоть какое-то развлечение.

– Да… обыкновенно. Худая… – Анатоль загнул палец.

– Страшное преступление.

– Волосы короткие, стриженые.

– Просто болела?

– Черные. И одета не по-нашему…

Это уже было интересно.

– …в брюки.

Ежи приподнял бровь. Если он мог представить себе тощую девицу, которой из-за болезни остригли косы, то уж девицу в брюках.

– Глаз темный, а при ней зверь невиданный.

– Так уж и невиданный?

– Ну… не знаю. Я по описанию не понял, кто. Здоровый, лохматый и с хвостом.

– Очень подробно.

– Ежи!

– Что?

– А вдруг и вправду ведьма?

Ежи почесал подбородок, на котором пробивалась щетина, что в столице было совсем уж неприличным, но то в столице, куда ему вряд ли позволят вернуться, и сказал:

– Тогда будем считать, что нам повезло. Только… из Ковена не предупреждали, что пошлют кого-то. Да и не отпускают они обычно молодых без присмотра.

Ежи потянулся.

– Но написать напишу. На всякий случай.

Анатоль кивнул, соглашаясь, что это будет вполне разумным поступком. Конечно, может статься, что ведьма не из Ковена, однако… о диких ведьмах только слухи ходили и, Ежи давно полагал, что были эти слухи исключительно плодом буйной человеческой фантазии.

– А ты все-таки порасспроси кухарку, – неожиданно для себя сказал он. – Что ведьма делала, где остановилась…

…если получится узнать, то Ежи просто наведается к ней с визитом, там и станет понятно, ведьма это или очередная несчастная, которой не повезло уродиться непохожею на местных.

Если так, то тяжко ей придется.

Ведьме уже было тяжко.

Она попыталась было поднять корзину с рыбьими головами и требухой, но та оказалась, мало того, что вонюча до крайности, так еще и тяжела невероятно.

Бес заворчал.

И поглядел на человека, который держался рядышком, но попыток помочь не делал.

– Послушайте, уважаемый, – Стася понятия не имела, как здесь обращаются к людям. И, наверное, ошиблась, если человек дернулся и стиснул шапку, выставивши ее перед собой. – Вы не могли бы оказать любезность и отнести все это на кухню…

Сперва она хотела попросить занести все в дом, но… корзины и вправду тяжелые, самой ей не дотянуть. А мужичок выглядел пусть тощим, но крепким.

Он уставился на Стасю.

Моргнул.

И она моргнула.

– Туда, – она указала на парадную дверь, слегка покосившуюся, что было вполне нормально для дома, который не один десяток лет пребывал в запустении, но вполне роскошную. – А потом на кухню. Это недалеко.

И она решилась привести еще один аргумент:

– Я заплачу!

Мужичок горестно вздохнул и корзину подхватил, притом умудрившись взвалить на плечи мешок с мукой. На Стасю он старался не смотреть, но и не ворчал, не жаловался, как оно бывает, на тяжесть бытия. И корзины с мешками перетаскал весьма споро.

А вот денег не взял.

Странный.

Или это она… скорее она странная для этого мира. Может, поэтому ее и принимают за ведьму-то?

– Вот и что мне делать, а? – жалобно спросила она и смахнула пот с лица.

Огляделась.

Местная кухня поражала размерами, а еще явным несоответствием тому, к чему Стася вообще привыкла. Нет, в бабушкином доме, конечно, печь имелась, но не такая огромная! И остальное тоже… ладно, кастрюли со сковородками, это понятно.

А вот эта штуковина с крюком для чего?

Мысли, которые приходили в голову при взгляде на нее, Стасе категорически не нравились. Или вот огромный тесак, который у нее поднять-то с трудом выходит. А еще топор.

Какой-то вытянутый кувшин с семью носиками.

И еще одна штуковина с крюком, правда, на сей раз свисающая с потолка в углу, аккурат над вмурованной в пол бадьей. Нет, может статься, что применение у нее мирное и даже обыкновенное, но… Стася поежилась.

Огляделась.

Вздохнула, осознавая, что вновь осталась одна.