Проводник
Шрифт:
— Я не убивал Катю! — вырвалось у меня от возмущения.
— А вот заявитель считает эту версию главной. Говорит, ты раньше уже распускал руки? — оперуполномоченный, постепенно сжимая пружину прессинга, перешел на «ты».
— Я Катю никогда даже пальцем не тронул, — возмутился я.
— Да он моего Мишу чуть ли не до смерти избил! — истерично вмешалась в наш разговор мать Екатерины.
— Ну, вот, — удовлетворенно кивнул Малаш, — оснований для подозрений больше, чем достаточно!
— Следак приехал, — сказал старший лейтенант, глядя в окно.
Через минуту в квартиру без стука зашел
— Что случилось? — спросил он.
— Поступило заявление о без вести пропавшем, — сказал Малаш.
— Это я знаю, от кого?
— Вот заявительница, — ответил оперуполномоченный, показав рукой на Елену Дмитриевну, — гражданка Миронова. Мать пропавшей. Говорит, что ее дочь пропала 6 января. Должна была ей вечером позвонить, а на Рождество в гости зайти, но пропала.
— Так, сегодня третий день получается? — уточнил следователь.
— Да, — всхлипнула Елена Дмитриевна.
— Сколько лет пропавшей?
— Двадцать, — ответил Малаш, — жила вот с этим гражданином — Ильей Александровичем Соколовым. В этой самой квартире.
— Илья Александрович, — обратился следователь ко мне, — как давно вы видели Екатерину Миронову?
— Вечером 6 января, — ответил я.
— И где же она сейчас?
— Я не знаю, — в очередной раз честно признался я, — не могу это объяснить!
— Почему? — изобразил удивление следователь.
— Это звучит безумно!
— Она жива?
— Думаю да…
— Думаешь? — закричала мать Екатерины. — Она же любила тебя! А он думает!
— Олег… — кивнул следователь в сторону Елены Дмитриевны.
— Женя, — обратился Малаш к старшему лейтенанту, указывая на женщину.
Старший лейтенант аккуратно приобнял мать Кати, которая к этому времени разразилась рыданиями, и вывел ее из квартиры. В квартире кроме меня, оперуполномоченного и следователя остались еще старшина с автоматом и невысокий усатый мужчина в гражданской одежде с большим блестящим чемоданом. Малаш подошел к следователю и стал что-то шептать ему на ухо.
Я не слышал весь разговор, но частично фразы до меня доносились. Не потому что говорили громко. А потому что слух у меня был очень чуткий. Чуйка на опасности, которая в армейке мне здорово помогала, ведь не на пустом месте возникла. Тут и слух, и зрение, и обоняние. Ну и интуиция, конечно. Шестое чувство. Я привык и уже не замечал, что вижу очень далеко и четко различаю все мелкие детали, которые большинство не видит, что чутко слышу звуки и четко ощущаю запахи, которые другие не улавливают.
Когда я в армейку попал, первое время здорово мучался от этого. Лягу спать и слышу, о чем там дневальный по тумбочке с дежурным говорят. Каждое слово. Или как наряд на улице переговаривается. Ночью даже просыпался из-за этого первое время и уснуть долго не мог. А вот лай служебных собак не слышал. Точнее слышал, но внимания не обращал. Потому что в Судогде мы в частном доме жили, и у нас пес цепной был. Всё время гавкал. Вот я и привык. Так же у меня с мотоциклами, пьяными песнями и криками петухов. Сплю и не слышу. Потому что мимо нас все мое детство деревенские с дискотеки домой добирались. Кто на моцике, а кто
пешком. Идет в компании и песни горланит по пьяной лавочке. Чтоб веселее шагалось. Ну, а как все разойдутся, так и петухи вокруг начинают кукарекать. Правда, эти звуки в армейке, прямо скажем, в дефиците были.В общем, Малаш со следаком по поводу меня говорили. Опер говорил, мол, я опасный, что воевал, может контуженный, что поаккуратнее со мной себя вести надо. Поэтому конвой на всякий случай пригласили. После этой беседы кивнул и с интересом посмотрел на меня.
— То есть Вы не знаете, где находится Екатерина Миронова, и Вы ее не видели с 6 января? — уточнил он.
— Да, — кивнул в ответ я.
— Илья Александрович, позволите нам квартиру Вашу осмотреть?
— Пожалуйста, — равнодушно отозвался я.
— Олег, понятых пригласите.
Малаш кивнул и по рации велел старшему лейтенанту привести понятых. Следователь тем временем поднялся с места и стал совершать обход квартиры, а маленький мужичок с усами открыл, наконец, свой чемодан, вынул оттуда фотоаппарат, ультрафиолетовую лампу, какие-то баночки, кисточки, скотч, линейку и что-то там еще и поплелся за ним. Следователь осмотрел квартиру очень быстро.
— Ничего особенного, — пожал он плечами, усаживаясь обратно за стол и доставая из папки бланк протокола, — порядок не нарушен! Саша, пофотографируй вещи пропавшей общим планом. Ну и посвети там лампой! Ну, ты знаешь…
Привели понятых. Наших соседей по дому. Следователь к этому времени уже начал заполнять протокол. Понятым объявил, что осмотр проводится в связи с безвестным исчезновением моей сожительницы Екатерины Мироновой. Потом провел их по квартире, переговорил с экспертом, убедился, что ничего существенного тот не нашел, быстро дописал протокол, прочитал его и дал расписаться понятым, после чего выпроводил их восвояси. Изъяли Катину фотографию, а еще мой телефон.
Тут в квартиру пришел старлей и что-то тихо сказал Малашу. Малаш повернулся ко мне, хищно улыбнулся и прямо в лоб спросил:
— А зачем ты свою одежду сегодня на помойку выбросил?
— Э-э-э, — начал тупить я.
— Какую одежду? — всполошился следователь.
— Да вот участковый опрашивал соседей, и один из них видел, как этот утром вынес большой мусорный мешок на помойку. Женя посмотрел, а там одежда!
— Так, — вскочил со стула следователь, злобно глянув на меня, — побудь здесь, мне нужны понятые, пошли осматривать!
Следователь с экспертом Сашей и участковым, старшим лейтенантом Женей, вышли. В квартире остались Малаш и конвойный с автоматом.
— Ну что, будешь рассказывать, что с Екатериной Мироновой сделал? — сразу начал наседать на меня Малаш.
— Я с ней ничего не делал, — решительно ответил я.
— А где же она тогда?
— Не знаю!
— А кто знает? Ты нам голову не морочь! Просто так люди не пропадают, оставив все свои вещи дома! И одежду, между прочим, никто ни с того ни с сего не выкидывает.
— А я выкинул! Она старая была!
— Что-то не видно, что ты здесь ревизию старых вещей проводишь, — Малаш профессионально шел по пути развода, — тут на самом деле всего два варианта — или ты что-то сам сделал с Екатериной, или знаешь, где она. Ну, или что с ней случилось.