Проводник

Головицин зашел на кухню, закрыл окно и вернулся в коридор. Опер уже был почти обут. Неужели, я так могла напугать человека, которому регулярно приходится иметь дело с трупами? Они, по-моему, намного страшнее меня!

– Фотографии то хорошие? Или одни пьяные морды? – усмехнулся опер, когда Головицин подошел к выходу.

– Фотографии отличные! Видимо с праздника какого-то. Смотри, какие наряженные. Жена, какая у него красивая была, - тяжело вздыхая, перебирал и просматривал свою находку участковый. Опер тоже нагнулся и стал смотреть.

– Дочка у него красавица – это точно! Жаль их, - грустно улыбнулся опер.

– Ладно, нюни распускать! Пошли уже. А то послезавтра похороны, а мы копаемся.

Мужчины быстро вышли из квартиры и опечатали дверь. А я так и осталась стоять в коридоре.

На меня вновь нахлынул целый калейдоскоп эмоций. С одной стороны мне было приятно их замечание по поводу нашей с мамой внешности, при жизни мне никогда не делали комплементы. Неужели, надо было умереть для того, чтобы услышать это? С другой стороны похороны… Правильно сказал Савва: пока шло дело, нас не хоронили. Теперь же все. Конец!

Ноги сами меня вернули в мою комнату, и я вновь плюхнулась на кровать. Я не могла заплакать, хотя очень хотелось. Если я правильно поняла, то теперь мне не свойственно ничего человеческого, что связано с телом: ни спать, ни есть, ни пить, ни плакать, ни потеть, ни умереть…

Наконец до меня дошло все, что случилось. Сильной резкой болью это осознание прошло по позвоночнику, долго и мучительно распространяясь по всему телу. Я взвыла, затыкая саму себя подушкой. Злость, боль и обида смешались воедино. Я бросила подушку назад и стала просто ее дубасить, насколько хватало сил. Через некоторое время силы кончались, как и желание продолжать это абсолютно бесполезное занятие. Я упала поперек кровати, теперь уже обнимая эту несчастную подушку. Пустота – все, что я испытывала в этот момент.

Я так бездумно лежала еще долго, но, в конце концов, мне это надоело. Я спокойно поднялась и вылетела в окно. Счет времени я совершенно потеряла. Оказалось, что на улице была глубокая ночь. Пустой тротуар был освещен редкими фонарями. Прохладный мартовский ветерок приятно обдувал лицо. Только сейчас я обратила внимание, что нахожусь в той же одежде, в которой умерла: старые узкие джинсы, тонкая темно-серая водолазка, черная ветровка из кожзаменителя и любимые кроссовки. Только теперь все цвета были тусклыми, сильно выбеленными. Джинсы смотрелись очень бледно-голубыми, кофта бледновато серой, ветровка серой, а кроссовки вообще белоснежными. И почему до этого мне и в голову не приходило осмотреть себя повнимательнее?

Мой внешний вид ничем меня не удивил и не огорчил, поэтому я спокойно стала подниматься над домами. Там вдали по правую руку от себя я заметила зависшую неподвижную душу. Я хотела, было полететь к ней, но вспомнила строгий наказ Саввы, и не сдвинулась с места. Чтобы сильно не искушать себя я отвернулась от нее. но вдруг мой взгляд попал на еще две души, повисшие где-то вдалеке от меня.. Но эти души не были неподвижными, а даже очень наоборот. Они интенсивно жестикулировали, ругались что ли? Я не знала кто они, но внутри проснулся инстинкт самосохранения. Я постепенно и плавно опустилась ровно на крышу своего дома. Мало ли кто это! Вдруг это тот… ох забыла…начальник Саввы, короче! Мне лучше сидеть тихо и не высовываться лишний раз.

Сидеть на одном месте и не знать, куда делись те двое, было очень тяжело для меня, но я выдержала. Спустя некоторое время я заметила подлетающую к моему дому душу, которая целенаправленно снижалась. Это был Савва, и бояться не было нужды. Я полетела ему навстречу, параллельно разглядывая. Я умудрилась за все время рассматривать только его лицо, абсолютно игнорируя одежду. Теперь я решила наверстать упущенное.

Савва был одет необычно, хотя я даже не знаю, когда он умер. Вдруг я поняла, что ничего о нем не знаю, а очень хочу. До этого момента я занималась только собственными проблемами. Савва был одет в старомодные кеды, которые постепенно снова начинают носить, полосатые укороченные брюки, рубашку с мелкими редкими штрихами и закатанными рукавами. Но самое интересное было в его одежде – кепка. Она не была современной бейсболкой. Это была настоящая клетчатая кепка из толстой ткани с маленьким козырьком. Такие кепки носили приблизительно в 70-80 годы в СССР. Я как-то видела такой наряд на старых фотографиях мамы еще со школьных лет. Если я правильно вычислила его возраст, то он мог бы быть моим дядей или даже дедом. Я сама усмехнулась такой мысли.

Савва тоже заулыбался, но прищурив глаза. Такое выражение лица меня еще больше рассмешило. Но не из-за того, что он был смешным, а потому что он был еще милее. Теперь я полностью его разглядела и воспринимала его от и до. В своей этой кепочке он был неотразим.

Мы очень медленно приближались друг к другу, улыбаясь. Сейчас у меня внутри осталось только тепло и нежность. Почему так? Почему он вызывает у меня такие эмоции? Наверное, он просто единственный с кем я здесь общаюсь, и кто мне помогает, тем более его кепка…

– Как дела? Давно ждешь меня? – прищурившись, спросил он.

– Привет! Недавно, - слукавила я, предпочтя не говорить, что видела другие души, и они тоже могли меня видеть. Да и о фотографиях родителей говорить не стоит.

– Привет! Отдохнула? – с улыбкой спрашивал он. Его взгляд проникал прямо мне в душу.

– Да, немного. А ты чем занимался? – спрашивала я, посмотрев в сторону, где еще недавно видела неподвижную душу.

– Работой. Ты не забывай, я на работе. Собрал несколько душ. Так ничего интересного.

– Ничего интересного? Разве не интересно разговаривать с другими? – удивилась я, вернувшись к нему глазами.

– Все о чем я разговариваю обычно, - выделил он последнее слово, чуть опустив голову и пристально посмотрев мне в глаза, - так это объяснения, что они умерли и куда сейчас направляются. Больше ничего. Ты исключение.

– И куда ты сегодня их отправлял? – сопротивлялась я его обаянию.

– На суд, конечно! Может быть, спустимся или ты предпочитаешь здесь висеть? Я как-то по привычке люблю спускаться на землю.

– Ой, давай! – спохватилась я. Когда во мне просыпается любопытство, я забываю обо всем, даже где я. Хоть это во мне не изменилось после смерти.

– Куда направимся? Или снова к тебе домой? Можно погулять! – сгримасничал он. Видимо, ему не очень понравилась моя квартира, хотя я его понимаю. Обстановочка та еще.

– Давай, пожалуй, прогуляемся, - согласилась я. Я никогда раньше не гуляла с парнем наедине, не говоря уже о свиданиях. Хотя вряд ли это можно назвать свиданием. Да и мое время провождение – это часть его работы. Я вздохнула от своих мало приятных мыслей и последовала за ним вниз.

Мы плавно спустились на улицу. Он мне слегка улыбнулся, и я ответила ему тем же.

– Тебе не понравилось у меня дома, - нарушила я тишину, с которой мы медленно передвигались по улице. Мне лично было хорошо и спокойно рядом с ним, а вот каково ему? Может быть, его тяготит мое присутствие? Раньше же ему не попадались такие проблемные души.

– Нет. С чего ты взяла? – показалось, что он искреннее удивился.

– Просто ты не захотел сегодня ко мне заходить, - спокойно ответила я. Может быть, он ведет меня к начальнику, чтобы сплавить? Зачем ему лишние проблемы?