Провокация (Солдаты удачи - 15)
Шрифт:
– Как?
– поразился Томас,
– А вот так!
– довольно захохотал Краб.
– Не знаешь, Фитиль, не знаешь! И я не знал. А теперь знаю.
– И что это значит?
– спросил Томас.
– А вот в это я еще не въехал, - признался Краб.
– Потому, блин, и учусь.
– Но зачем?
– Затем! Чтобы эти падлы в мэрии или в правительстве не определили по моему произношению моего социального происхождения. И знаешь как они прислушиваются? Будто шпиона вычисляют! Суки позорные. Вчера еще жопу русским лизали, а сегодня... Сказать, что там считается неприличным, как пернуть? Заговорить
Краб набуровил в фужер французского "Камю" и чокнулся с Томасом, который выбрал все-таки "Джонни Уокера":
– Будь здоров, Фитиль!
– Будь здоров, Краб!
– Ты меня Крабом, пожалуй, не называй, - попросил Краб, наливая по новой.
– Проехали Краба. Называй просто Стасом. Прозит, Фитиль!
– Прозит, Стас, - отозвался Томас.
– Но тебе вроде бы грех жаловаться на новые времена, - заметил он, закуривая и с удовольствием ощущая, как разливается по слегка похмельным мозгам хорошее виски.
– А я и не жалуюсь. Я просто высказываю свой плюрализм мнений.
Краб выбрал из сигарного ящика длинную "гавану", со знанием дела обмял, обнюхал, потом обрезал кончик золотой гильотинкой и прикурил от золотого "Ронсона". Развалясь на диване, словно бы испытующе взглянул на Томаса своими маленькими крабьими глазками:
– Хочешь спросить, как я поднялся? Вижу, хочешь. Валяй, спрашивай. Может, и отвечу.
– Не ответишь, - возразил Томас.
– И я не спросить хочу, а понять. А объяснять ты не станешь.
– Не дурак ты, Фитиль, но мозги у тебя дурацкие. Повернуты не туда, прокомментировал Краб.
– Верно, объяснять не буду. Скажу вообще. Помогли мне подняться. Умные люди. Советом. А остальное своим горбом добывал, потому как был - что? Стартовый капитал.
– Откуда?
– спросил Томас, прекрасно знавший, что в многодетной семье Краба с крепко закладывающим отцом, портовым грузчиком, никогда рубля лишнего не водилось.
– Оттуда!
– значительно объяснил Краб, окутываясь дымом "гаваны".
– Мы с тобой неплохо заколачивали, так?
– Бывало, что и неплохо.
– И куда ты бабки спускал? На блядей, на пьянки-шманки. Так? А я каждый бакс заначивал. Каждый, понял? Как знал - нужны будут для большого дела. И кто теперь ты, а кто я?
– Знаешь, Стас, ты если не хочешь, не говори, - попросил Томас.
– Чтобы поднять такое дело, как у тебя, нужны не тысячи баксов, а десятки тысяч. Если не сотни. Я к тебе не за проповедью пришел, а за советом. Не знаю, к какому делу приспособиться. Сможешь дать совет - скажу спасибо. Не сможешь значит, не сможешь. Но лапшу на уши мне вешать не надо.
– Не дурак, не дурак, - повторил Краб.
– Не обижайся, Фитиль. Сейчас мы что-нибудь для тебя придумаем. Политикой не хочешь заняться?
– Какой политикой?
– удивился Томас неожиданному вопросу.
– Большой! У нас в Эстонии все большое, потому как сама Эстония с комариный хер. Нам понадобится свой депутат в рийгикогу. Как ты на это?
– В парламенте?
– изумленно переспросил Томас.
– "Вам" - это кому?
– Нам - это
нам. Дойдет до дела, узнаешь.– И что я буду делать в рийгикогу?
– Да что и все. П...ть. А про что - это тебе будут говорить. Знаешь, что такое лоббирование? Вот им и будешь заниматься.
Томас задумался. Предложение было в высшей степени необычным. Депутат рийгикогу. Ничего себе. Томас никогда и думать не думал ни о какой политической карьере. С другой стороны, почему бы и нет? Среди старых козлов, которые сейчас заседают в парламенте, он выглядел бы, пожалуй, не худшим образом.
– Решайся, решайся, - поторопил Краб.
– Глядишь, со временем и президентом станешь.
– Даже не знаю, - проговорил наконец Томас.
– Ты уверен, что я подойду?
– А это мы сейчас узнаем, - пообещал Краб и нажал клавишу интеркома. Роза Марковна, зайдите, пожалуйста, в гостиную, - бросил он в микрофон и объяснил Томасу: - Роза Марковна Штейн. Мой главный менеджер. По кадрам и по всему. Сука страшная. Но дело знает. Переговоры ведет - я тащусь. Доктор социологии, между прочим. И знает шесть языков. Шесть! Зачем oднoмv человеку знать столько языков? Не понимаю.
Роза Марковна оказалась грузной седой еврейкой в бесформенной черной хламиде до пят. В молодости она была, вероятно, красавицей. Остатки былой красоты и сейчас сохранились на ее высокомерном патрицианском лице. Выражение "сука страшная" подходило к ней как нельзя лучше, потому что она была лишена главного, что делает женщину женщиной, - сентиментальности.
При ее появлении Томас встал, как и полагается воспитанному человеку при появлении дамы, и слегка поклонился. Сочтя свои светские обязанности на этом исполненными, он опустился в кресло, с любопытством ожидая, что будет дальше.
– Томас Ребане, - представил его Краб.
– Мой старый друг.
Роза Марковна внимательно посмотрела на Томаса. Очень внимательно. Гораздо внимательней, чем того требовали обстоятельства. Томас даже почувствовал себя неуютно под ее взглядом.
– Мечтает о политической карьере, - продолжал Краб.
– Как, по-вашему, есть у него шансы?
Она без приглашения подошла к бару, плеснула в бокал джина "Бефитер". Водрузив толстый зад на край журнального стола, сделала глоток, закурила коричневую сигарету "More" и только после этого, как бы приведя себя в рабочее состояние, кивнула Томасу:
– Встаньте, молодой человек. Повернитесь. Пройдите до окна и обратно. Еще раз - медленней. Спасибо, - сказала она, когда Томас исполнил ее приказы.
– А теперь скажите что-нибудь.
– Что?
– спросил Томас.
– Да любую глупость, потому что ничего умного вы не сможете сказать при всем желании. Томас разозлился.
– Мадам, - галантно обратился он к этой старой суке.
– Вам, вероятно, кажется, что у меня не много принципов. Но теми, что есть, я дорожу. И потому я не могу ответить вам так, как вы того заслуживаете.
Роза Марковна усмехнулась.
– Неплохо, - оценила она.
– Еще что-нибудь. Можно не обо мне.
– О политике, - подсказал Краб.
– Запузырь что-нибудь забойное.
– Стас Анвельт!
– неодобрительно произнесла Роза Марковна.
– Извиняюсь, - спохватился Краб.
– Я имел в виду: пусть скажет что-нибудь о политике.