Провокация (Солдаты удачи - 15)

– О политике?
– переспросил Томас.
– Ноу проблем. Господа депутаты! Я убежден и хочу убедить в этом всех вас, что любые намерения правительства сделать что-либо для блага народа должны пресекаться в самом зародыше и Даже рассматриваться как государственное преступление. Ибо все, что правительство делает для блага народа, оборачивается бедами для народа. И чем энергичней действия правительства, тем больше они приносят бедствий. Таков опыт нашей новейшей истории, таков опыт наших прибалтийских соседей, таков опыт России. Правительство национального бездействия - вот каким я вижу наш высший орган исполнительной власти.

Роза Марковна засмеялась:

– Очень неплохо. Даже не ожидала. А по психофизике - классический эстонский тип: судак снулый. Оказывается, если ему задницу подскипидарить, можно что-то и выжать. Но нельзя же скипидарить все время.

– Почему нельзя?
– возразил Краб.
– Все можно, если нужно.

– Нет, Анвельт. Для политического деятеля главное - воля к власти. А у вашего друга воля только выпить и затащить в постель какую-нибудь шлюху. Я могу, конечно, с ним поработать, но результата не гарантирую.

– Поработайте, - кивнул Краб.
– Считайте, что это моя личная просьба.

– Цель?

– Парламент.

– Серьезное дело, - заметила Роза Марковна и обратилась к Томасу: Судимости? Отсидки? Только не врите.

– Была одна, - ответил за Томаса Краб.
– По сто сорок седьмой, полгода.

Роза Марковна допила джин и безнадежно махнула рукой.

– С этого надо было начинать! Парламент! Какой парламент? Со статьей о мошенничестве? Он проиграет выборы последнему дебилу!

– Можно представить это как преследование КГБ, - предложил Краб.
– За все эти дела: права человека и все такое.

– Пустой номер. Диссидентам давали семидесятую. И они все друг друга знают. В России это могло бы пройти, у нас - нет. Так что политическая карьера вашего друга закончилась, не начавшись. Но он, как мне кажется, не очень этим расстроен. Не так ли, Томас?

– А с чего мне расстраиваться?
– ответил Томас.
– Расстраиваются, когда что-то теряют. А у меня и не было ничего. Так что ничего я и не потерял, заключил он и махнул еще "Джонни Уокера", проявив тем самым верно подмеченную Розой Марковной волю к этому делу.

– Да и правильно, - одобрил Краб.
– Ну их в баню с их парламентом. Только штаны просиживать. Мы тебе другое дело найдем. К чему бы нам его приспособить, Роза Марковна?

– Право, не знаю.

– Не знаете?
– удивился Краб.
– Да вы только на него посмотрите! Красивый эстонский парень! Национальный кадр! И для такого кадра у нас не найдется дела?

– Во-первых, давно уже не парень, - ответила Роза Марковна.
– Насчет красивый - тоже большой вопрос. Я бы сказала так: импозантный эстонский мужчина. Не первой свежести, но еще ничего. Собственно, в этом качестве мы и можем его использовать. Через месяц приезжает эта старая выдра из Гамбурга. Томас, пожалуй, сможет произвести на нее впечатление. Это облегчит наши переговоры.

– Класс!
– восхитился Краб.
– Что для этого надо?

Роза Марковна критически оглядела Томаса:

– Не так уж и много. Приодеть. Прическу у хорошего мастера. Немного загара в солярии. И поработать над имиджем. Я бы сделала его художником-абстракционистом. Просвещенные западные дамы любят искусство. Во всяком случае, делают вид, что любят.

– Я - художник?
– поразился Томас.
– Да я зайца нарисовать не смогу! Уши смогу, а остальное - нет.

– Ты не расслышал, - объяснил Краб.
– Тебе сказано: художником-абстракционистом. Неужели не сможешь наляпать такой вот херни? кивнул он на картины в простенках.

– Стас Анвельт, это же Кандинский, - укоризненно заметила Роза Марковна. Краб отмахнулся:

– Это вы знаете, что Кандинский. И я знаю, потому как платил. А кто не знает, тому это просто мазня. Вот и наляпаешь такой же мазни.

– Лучше пойти в Академию художеств и купить у студентов их работы, посоветовала Роза Марковна.
– Не думаю, что они будут заламывать цены.

– Тоже верно, - одобрил Краб.

– И я, значит, должен буду охмурить эту даму из Гамбурга, чтобы облегчить вам переговоры?
– уточнил Томас.

– Вник, - подтвердил Краб.

Моральные принципы, которыми в своей жизни руководствовался Томас, были достаточно эластичными и легко трансформировались под влиянием обстоятельств. Поэтому предложение Краба не вызвало в его душе протеста. Но он почувствовал, что если сейчас ответит согласием, то невозвратимо уронит себя в глазах не только этой старой падлы, но и самого Краба. Поэтому он ответил холодно и с достоинством:

– Ты предлагаешь мне то, что я умею делать и без твоих советов.

– Другие бабки, - заметил Краб.

– Не имеет значения. Это не дело. Это удовольствие. Или необходимость. А я пришел к тебе за советом о деле.

– Значит, нет?
– спросил Краб.

– Нет, - подтвердил Томас.

– Роза Марковна, спасибо. Извиняйте, что побеспокоил зазря.

– "Извиняйте зазря", - брезгливо повторила Роза Марковна.
– Вы бы еще добавили "бляха-муха".

– Прошу извинить, - поспешно поправился Краб и даже сделал такое движение, будто собирался привстать с дивана.
– Благодарю вас за консультацию. Не смею более задерживать.

– Так-то лучше, - кивнула Роза Марковна, сползла со стола и направилась к выходу. С полдороги обернулась и вновь, как при знакомстве, как-то особенно внимательно посмотрела на Томаса.

– А вы мне понравились, молодой человек. И даже не совсем понимаю чем. Если смогу быть вам полезна - не стесняйтесь. Скажите, Альфонс Ребане знакомо вам это имя?

– Альфонс Ребане?
– переспросил Томас.
– Нет.

– Может быть, это ваш дядя, дед или какой-нибудь родственник?

– Нет, - повторил Томас.
– Никогда о нем не слышал. А кто он такой?

– Вы не знаете?

– Нет.

– Тогда и не нужно вам этого знать, - сказала Роза Марковна и вышла.

– Знаешь, сколько я ей плачу?
– спросил Краб.
– По четыре штуки баксов в месяц. Я ее переманил из Академии наук, когда там все накрылось. Ее блатовали в одну очень серьезную фирму, предлагали три штуки. Но я перебил. И она стоит этих бабок. Надо же, понравился ты ей. Ей мало кто нравится. Даже со мной разговаривает через губу. Ладно. Чего же тебе, блин, присоветовать? Ничего даже в башку не приходит.