Провокация (Солдаты удачи - 15)

Мюйр молча поднялся из кресла и перенес с подоконника на журнальный столик серый кейс, открыл и развернул, как бы предлагая полюбоваться его содержимым. В кейсе лежали три пухлые пачки бумаг, крест-накрест перевязанные шпагатом. На верхних листах - герб Эстонии: три силуэта львов, один над другим, в дубовом венке. Зеленоватый фон, типографский шрифт. В тех местах, где типовой текст прерывался, - выцветшие чернильные надписи от руки. И типографский текст, и надписи были на эстонском.

– Что это?
– спросил Томас.

– Купчие.

– Настоящие?

Об этом можно было не спрашивать. У старых бумаг есть свой запах: запах теплушек, санпропускников, тлена. Запах времени.

– Можете посмотреть, - разрешил Мюйр.
– Все семьдесят шесть купчих. С описью. Альфонс Ребане был очень педантичным в делах.

Томас даже забыл выпить. Но тут же вспомнил. Потом отставил бокал, развернул ветхий лист описи и начал внимательно читать.

– Господи милосердный! Тридцать восемь гектаров в Пирита! А это? Еще двадцать два. Ну дедуля! Он умудрился скупить полпобережья!

Томас развязал одну из пачек и стал осторожно перебирать купчие, стараясь не повредить старую гербовую бумагу. Рита Лоо молча просматривала опись. Только я оставался без дела, так как из всего написанного понимал лишь одно слово: "Eesti" - "Эстония".

– Я понял! Теперь я все понял!
– вдруг радостно известил Томас, как бы выныривая из прошлого.
– Знаете, почему мой дедуля был таким отважным воином? Он воевал не за фашистов. Нет! Он воевал не против коммунистов! Срать ему было на тех и других! Он воевал за свое добро! За свою собственность! Он не верил, что советская власть в Эстонии навсегда. И ведь оказался прав, старый козел! Но немножечко ошибся в сроках. Всего на каких-то шестьдесят лет.

– Он не был старым козлом, - поправил Мюйр.
– В тридцать девятом году ему был тридцать один год. На два года меньше, чем сейчас вам.

– Да? В самом деле. Тогда понятно, почему он ошибся. Молодости свойственно торопить будущее. Но все равно я начинаю его уважать.

Томас вновь занырнул в историю и тут же вынырнул как ошпаренный.

– Вы только посмотрите!
– завопил он, размахивая одной из купчих.
– Это же Вяйке-Ыйсмяэ!

– Совершенно верно, -кивнул Мюйр.
– Таллинские "Черемушки". Они построены на вашей земле.

– Нет, они построены при советской власти, - со вздохом напомнил Томас.
– Как телецентр, как санатории на побережье. И как все остальное. В том числе и дом президента.

– Но земля принадлежит вам. Вы вправе потребовать выкупить ее. Или назначить арендную плату.

Томас бережно собрал купчие, перевязал их шпагатом, свернул опись и аккуратно уложил в кейс.

– Это бесценные бумаги, господин Мюйр. Отнесите их в исторический музей, - посоветовал он.
– Их место там, в Большой Гильдии. Под стеклом на стендах.

– Да, до недавнего времени эти бумаги имели только историческую ценность, - подтвердил Мюйр.
– Но после того как был принят закон о реституции, они обрели вполне реальную цену. Сейчас они стоят от тридцати до пятидесяти миллионов долларов. Но не исключено, что и сто. Это зависит от конъюнктуры. Вас это по-прежнему не колышет?

Внук национального героя Эстонии взъерошил волосы, поскреб в затылке и впал в ступор. Благоприобретенная осторожность боролась в нем с верой в удачу, в счастливую свою звезду. Но звезда была слишком яркой, а удача слишком большой. Так не бывает. Или бывает? Или не бывает? Или все же бывает?

Рита Лоо была права: его не обували, его уже давно обули. Но гораздо раньше, чем он согласился встретиться е Матти Мюйром. Он думал, что у него есть выбор. А я почему-то был уверен, что никакого выбора у него нет.

Старый паук, он же король пик и он же отставной генерал-майор КГБ господин Матти Мюйр сидел в слишком глубоком для него кресле, положив на кожаные подлокотники маленькие сухие руки, наигрывал пальцами на коже какой-то одному ему слышный марш и с интересом наблюдал, как вяло дергается в его паутине муха по имени Томас Ребане. Он не спешил. Куда ему было спешить? Он знал, что добыча от него не уйдет.

– Сколько?
– спросила Рита, прерывая затянувшееся молчание.

– Это уже деловой разговор, - одобрил Мюйр.
– За купчие - ну, скажем, пятьдесят тысяч долларов. Для начала, на первом этапе.

– Для начала? Это подразумевает какое-то продолжение. А на втором этапе?

– Пятьдесят процентов, госпожа Лоо.

– От чего?

– От всего. От стоимости недвижимости. От аренды за землю. От всего.

– Пятьдесят процентов?!
– изумился Томас, выведенный из ступора такой наглостью.
– Это же пятнадцать миллионов от тридцати! Двадцать пять от пятидесяти!

– Или пятьдесят от ста, - подтвердил Мюйр.

– Вы считаете это справедливым?
– загорячился Томас.
– Мой дедуля за эти бабки ночами не спал! Думал о солдатиках, которые едят гнилое мясо, и плакал! Мучился угрызениями совести! Он за них кровь проливал на фронтах Великой Отечественной войны! Хоть и с другой стороны. Вы грабите национального героя Эстонии! Это непатриотично, господин Мюйр!

– Во всем нужна мера, дорогой Томас. Чрезмерный патриотизм - это национализм.

Рита Лоо вернула разговор в деловое русло:

– Если мы заплатим вам пятьдесят тысяч долларов за купчие, с какой стати нам отдавать что-то еще?

– Да! Целую половину!
– горячо поддержал Томас.

– Очень хороший вопрос, - похвалил Мюйр.
– Ответ такой: потому что без меня вы не получите ничего. Чтобы у вас на этот счет не оставалось сомнений...

Он вынул из бокового кармана кейса какую-то бумагу и подал Томасу, как бы приглашая его занять более активную жизненную позицию:

– Ознакомьтесь с этим документом.

Томас пробежал глазами текст и молча передал бумагу Рите. Она тоже прочитала и бросила ее на стол. Поскольку я был уже посвящен во все эти дела, то счел для себя возможным тоже ознакомиться с документом. Он играл, как я понял, роль козырного туза. Туза пик.

Это и был туз пик.

Это была ксерокопия завещания. Бумага не гербовая, самая обычная, очень старая, с обветшавшими углами, отчетливо видными на оттиске. Прыгающий машинописный текст. Текст русский. Место и время составления завещания тщательно затушеваны черным фломастером. Сначала с завещания сняли ксерокопию, а потом затушевали текст.