Пройдённый путь (Книга 1)

–  Вот какой ты, незаконный живешь, а еще ругаешься! - вставил Городовиков, укоризненно покачав головой.

Казаки Миронова в недоумении перешептывались и со страхом поглядывали на наши многочисленные станковые пулеметы на тачанках, направленные на них.

Я приказал командному составу корпуса Миронова включительно до командира сотни выйти из строя и сложить оружие. Когда приказание было исполнено, я выступил перед казаками и объяснил им, что Миронов объявлен вне закона за измену: он использовал доверие Советского правительства с целью собрать казаков и увести их к белогвардейцам. Поднялся шум - казаки кричали, что они ничего не знали об измене Миронова. С трудом восстановив тишину, я сказал:

–  Знали вы об измене Миронова или не знали, но оружие вам придется сдать, оно будет вам возвращено после расследования.

После этого я скомандовал казакам слезать с лошадей и положить перед собой оружие, а начальнику снабжения корпуса Сиденко поручил собрать оружие на повозки и увезти в обозы.

Комиссар, начальник политотдела и начальник Особого отдела корпуса немедленно занялись выяснением, в какой степени и кто причастен к этой измене.

Миронов, его начальник штаба Лебедев, комиссар Булаткин, начдивы Фомин и Золотухин были взяты под усиленную охрану. Остальных командиров и весь рядовой состав корпуса Миронова построили в колонну, и эта колонна на марше заняла место между нашими дивизиями.

К вечеру Конный корпус сосредоточился в Старо-Анненской. Со станции Филонове было передано по телеграфу донесение командующему Особой группой войск о захвате и разоружении корпуса Миронова и что на 14 сентября Конному корпусу назначена дневка в районе Анненской.

Дневка в Анненской была необходима не только Для отдыха - нужно было поговорить с казаками Миронова, разобраться, кого из них можно взять в корпус, а кроме того, нужно было подтянуть и привести в порядок наши тылы. Кстати о тылах.

Мы не имели достаточно налаженного централизованного снабжения, а довольствовались из местных средств и главным образом за счет противника. Самим приходилось и добывать и распоряжаться продовольствием, фуражом, боеприпасами, оружием. Это требовало особо четкой организации тыла, и надо отдать справедливость труженикам нашего тыла. Отлично работали они, с полным сознанием своей ответственности за обеспечение боевых операций корпуса.

У нас имелись свои мастерские по ремонту обмундирования и снаряжения, мастерские по ремонту стрелкового оружия, артмастерские, располагающие запасными частями. Вскоре стали появляться и железнодорожные летучки мастерские в вагонах, прицепленных к бронепоездам.

Организаторами этой огромной и крайне важной в наших условиях работы были Сиденко - начальник снабжения корпуса, Снежко - начальник артиллерии корпуса, ведавший артиллерийским снабжением и вооружением, и корпусной медицинский врач Петров.

4

На допросе Миронов не признавал себя виновным в том, что самовольно увел корпус из Саранска, и отрицал свою связь с белогвардейцами.

Он заявил, что его оклеветали и никакого преступления он за собой не ведает. Держался Миронов вызывающе.

–  Я максималист, - заявил он.

–  А что это мудреное слово обозначает? - опросил я его.

–  Да вам, Буденный, не понять этого. Проще говоря, я за Советскую власть без коммунистов.

–  Где уж тут мне разобраться! Вы, максималисты, видно, родные братья авантюристов. Я вот хорошо понимаю, что коммунисты - голова народной власти. Сняв эту голову с плеч народа, вы легко разделаетесь с ним.

Булаткин показал, что по прибытии из Конного корпуса в Москву его по ходатайству казачьей секции при ВЦИК РСФСР назначили комиссаром формируемого Мироновым корпуса; Миронов не посвящал его в свои преступные планы, а когда он узнал о том, что Миронов объявлен вне закона, то растерялся, проявил малодушие и не потребовал от него ясного ответа на предъявленные ему обвинения.

–  Удивляюсь вам, Булаткин, - сказал я. - Вы были в корпусе боевым командиром и уважаемым человеком. Как вы могли так быстро переродиться?

–  Да поймите меня, Семен Михайлович. Я же в корпусе Миронова человек новый, меня казаки не знают, а Миронову верят. Скажи я казакам, что Миронов - предатель, меня стерли бы в порошок.

–  Тем хуже для вас, Булаткин, если вы, коммунист, спасовали перед предателем, - ответил я.

Под конец Булаткин полностью признал свою вину и, заявив, что готов понести самое суровое наказание, попросил учесть его прошлую честную службу в Особой кавалерийской дивизии и дать возможность искупить вину.

Оказалось, что начальник штаба корпуса Миронова Лебедев тоже слыхал, что Миронов объявлен вне закона, но он будто бы не верил этому.

Начальники дивизий Фомин и Золотухин сказали, что они ничего не знали о предательских намерениях Миронова и не слышали о том, что он объявлен вне закона.

Я допросил и арестованного Мироновым комиссара одного стрелкового батальона Шульгу. Он сообщил, что Миронов по пути движения корпуса разоружал части и подразделения, а также новые формирования Красной Армии. Так был разоружен и распущен по домам батальон, в котором он, Шульга, был комиссаром. Миронов окружил батальон и велел отобрать у бойцов оружие под тем предлогом, что его корпус идет на фронт, а оружия у него мало. А когда Шульга стал протестовать, Миронов его арестовал и приказал расстрелять. Шульга избежал расстрела только благодаря заступничеству Булаткина. Но Миронов не оставил своего намерения расстрелять Шульгу - для этого он взял его с собой.

В тот же день поздно вечером я созвал на совещание комиссара корпуса Кивгела, начальника политотдела корпуса Суглицкого, начальника штаба Погребова и начдивов Городовикова и Батурина.

На совещании был одобрен и утвержден следующий приказ по Конному корпусу: "Командир казачьего корпуса Миронов изменил революции и объявлен Советским правительством вне закона. Преступление Миронова заключается в том, что он, потеряв веру в прочность Советской власти, обманным путем, под предлогом помощи фронту, увел из Саранска формируемый им казачий корпус с тем, чтобы перейти на сторону белых. Кроме того, осуществляя свое преступное намерение, изменник Миронов незаконно разоружал и распускал по домам формируемые части и подразделения Красной Армии и тем самым наносил ущерб Советской республике. Об измене Миронова знали комиссар корпуса Булаткин и начальник штаба корпуса Лебедев. Однако они не приняли решительных мер по пресечению преступных действий и намерений Миронова и фактически сами стали на путь измены. Миронова, объявленного Советским правительством вне закона, расстрелять. Булаткина, Лебедева и других лиц, активно пособничавших преступнику Миронову, предать суду военного трибунала. Командиров и бойцов бывшего корпуса Миронова, преданность которых Советской республике не вызывает сомнений, распределить по частям Конного корпуса из расчета 3-4 человека в каждый взвод. Комиссару корпуса, комиссарам дивизий и полков провести среди бойцов и командиров соответствующую разъяснительную работу".

На совещании было решено, что приказ будет объявлен в десять часов утра 15 сентября перед строем Конного корпуса и строем бойцов и командиров бывшего корпуса Миронова.

О принятом решении было составлено донесение командующему Особой группой войск Шорину и главкому С. С. Каменеву. Начальник штаба корпуса Погребов послал с этим донесением на станцию Филоново одного командира из оперативного отдела штаба, приказав передать по телеграфу донесение в Саратов и Москву. Но в девять часов утра посланный командир вернулся и доложил, что донесение он не послал, так как на станцию Филоново прибыл председатель Реввоенсовета республики Троцкий и приказал по отношению к Миронову ничего не предпринимать. Троцкий вернул нашего командира обратно, сказав, что он к десяти часам приедет в корпус и лично во всем разберется.

Я послал встретить Троцкого кавалерийский эскадрон, и построил корпус в ожидании его приезда.

В десять часов Троцкий в сопровождении командующего 9-й армией Степина въехал на автомашине в Анненскую. Я подал корпусу команду "смирно" и подъехал к Троцкому с докладом. Выслушав меня, он не поздоровался ни со мной, ни с бойцами.

–  Доложите, что думаете дальше делать, - сердито сказал он.

Я спешился, подошел к Троцкому и пригласил его зайти в помещение штаба корпуса.