Прозрачные леса под Люксембургом (сборник)
Шрифт:
А наутро я видел, как он вышел во двор и, не обнаружив досок, долго беспомощно стоял, растерянно оглядываясь по сторонам…
Я-то думал, что украл у него только доски…
Раньше безумно злили светофоры – они останавливали меня в самую неподходящую минуту, заставляя нетерпеливо ожидать зеленого света.
И только теперь я стал относиться к ним с бесконечным уважением – потому что пока еще в их власти регулировать движение жизни на земле.
Но светофоры стоят не везде, да и там, где они есть, мы спешим побыстрее
В токарном цеху среди старых, изрядно поработавших станков возвышается один – новый, никелированный, усовершенствованный по последнему слову техники. Заботливо протертый ветошью, он стоит во всем своем величии и только сам не ощущает величия…
Так бы да среди людей.
Человек любил книги. Да что сказать, любил – жил ими.
И еще он думал, что когда в его доме случится пожар, то сначала он спасет все книги. Он даже отобрал те, которые будут спасены первыми.
И пожар действительно произошел, и он, не думая, схватил шкатулку, в которой хранились семейные реликвии, фотографии, письма близких.
А книги что? Книги так и сгорели, хотя многие из них были еще не прочитаны.
Удивительно разнообразна наша планета.
Она бывает серьезной, когда заключаются договоры о торговых отношениях или проходят конгрессы и симпозиумы физиков.
Потерянной и печальной, когда на ней сталкиваются с несправедливостью.
Счастливой и беззаботной во время карнавалов и праздников воды.
Взбаламученной, когда открыто и резко не согласна с чем-то.
Злой и жестокой на полях войны.
На сумасбродной и захмелевшей планете пьют, кричат и обнимают красивых женщин.
Но есть у нее еще одно, неведомое нам состояние: стоит подвергнуть планету нейтронной бомбардировке, и тогда кто-нибудь последний, задыхающийся увидит, что еще она бывает равнодушной…
Мне всегда жаль уходящей зимы. Зимой все укрыто снегом, и потому не знаешь, что хорошо, что плохо.
Весной иначе. Весной сходят снега, и крыши за моим окном обнаруживают свою железно-ржавую наготу.
Зимой проще. Постоишь с кем-нибудь белым на остановке, покуришь, и каждый уедет на своем трамвае. Так и не знаешь: с хорошим человеком поговорил или с плохим.
Сядешь в белый трамвай и поедешь по белому маршруту. Будешь ехать и думать: вечно бы она длилась – зима. Вдруг повернешь голову и увидишь: за окном-то уже март…
Что-то знакомое ощущается в звонке будильника.
Зазвенел во всю глотку, всех всполошил и еще долго звенит с повышенной требовательностью. Затем, лишь отдавая долг времени, все тише, тише и тише…
Во всем художественный беспорядок: разбросанные кисти, почерневшая джезва на залитой кофейной гущей плите, спутанная борода, пачка папирос, сохранившая отпечаток небрежного броска, безумный взгляд ваятеля…
За дверью ровная четкость линий, соответствующая правилам технического мастерства, –
безучастная живопись в густо позолоченном багете…По моей жизни бегают бездомные собаки.
Одни трутся у моих ног, другие, завидев, бегут прочь. Каждая категория собак воспринимает меня по-своему, и я ничего не могу с этим поделать.
Они навязывают мне подсознательное ощущение двойственности, и потому время от времени я пересматриваю свой характер.
Врезалось ощущение смерти: огромные комнаты несозвучно пусты, тусклый свет лампады, мозглая сырость в углах и срывающийся шепот: «Господи!..»
Приснился странный несвязный сон: мы большой компанией малознакомых людей сидим в сквере и как-то очень уж зло и неумно пытаемся обидеть девушек с противоположной скамейки. Но они почему-то не уходят, а встает и уходит девушка из нашего круга. И я прекрасно понимаю ее: она так же некрасива, как и те – напротив.
Я встаю и иду за ней следом – извиниться. Мы идем какой-то неестественной улицей, и по мере моего приближения девушка все дальше и дальше удаляется от меня. Я не знаю, что делать, останавливаюсь, беспомощно оглядываюсь по сторонам и вижу, что нигде нет мамы, совсем нет…
Мне вдруг становится страшно и хочется плакать…
По скоростному шоссе сумасшедший поток машин, поток мгновений… Пренебрегая ограничениями, они, не задумываясь, обгоняют время и вдруг останавливаются, замирают…
Лениво помахивая хвостом, пересекает дорогу корова, вековую мудрость земли неся на рогах. Остановила время! Все вышли из машин и пошли за коровой…
Проснулся и рассмеялся в подушку: как избавиться от детской наивности снов?
Маленький невзрачный человек идет пустынным городом.
Поздний вечер. Продувающий насквозь, порывистый ветер…
Человек есть на улице, человека нет на улице – он совершенно незаметен, впрочем, как и всю свою жизнь… Об этом он думает. Еще он думает о том, что никто и никогда не ощущал в нем необходимости.
Через некоторое время его находят убитым ножевым ударом. Кому и зачем понадобилось убивать этого беззащитного человека?
На месте убийства милиция, экспертиза, «скорая помощь». И люди. Необыкновенно много людей. И, конечно, искренние, полные негодования и сочувствия возгласы окружающих.
Еще никогда не уделяли ему столько внимания.
Гуси рождаются на свет и живут исключительно для того, чтобы быть убитыми.
Я не первый подумал об этом – просто однажды стало невыносимо смотреть, как добро и беспомощно глядят два глупых глаза-горошинки на покачивающийся топор в руке хозяина…
И все-таки октябрьский снег и дождь совершенно не похожи друг на друга.
Дождь – хлесткий и неминуемый – стремится вниз сплошным отвесным потоком. Он проносится мимо, разбивается о землю, и я тут же забываю про него.