Прозрение. Том 1

— Правда.

— Ты видел?

— Нет, к счастью. Но это не шутки пропаганды. Обычное блюдо в меню. Как у нас — жаркое. Они же не своих младенцев едят, наших.

— А ты и в самом деле одет гораздо проще, чем наш капитан, — сказал, разглядывая меня, Лес. — Мне нравится. Я скучаю по имперским нравам. И по трущобам скучаю. Сделали из меня невесть кого, — он дёрнул кружевной манжет и рассмеялся.

Вот такие же манжеты, с тусклой золотой нитью, были у Эберхарда. Видно, мода пришла в Содружество на кружево с тёмным золотом. Странно, что алайцы наследника не раздели. Хотя зачем им наши тряпки? Не по фигурам…

— Имперская простота порой хуже воровства, — отшутился я. — Не нужно вам равняться на нас, но и нам на вас — тоже не нужно. Нужно брать лучшее от тех и других. Так что старайся, учись. Пойдём, прогуляемся? Я бы ещё Домато хотел увидеть. И Элиера.

Лес весело кивнул.

— Чего мне на кого-то равняться? Я полукровка.

— Не обижают тебя эти «соплеменники»?

— Куда им, — улыбнулся Лес так, что я понял — слабо эрцогским выкидышам обидеть трущобную крыску. — Только тоскливо бывает. И накатывает почти всегда вдруг, неожиданно. Ещё утром было вроде бы ничего, а к ночи — хоть волком вой. Домато говорит, что это нехватка гормонов в организме. Но колоть их нельзя, нужно ждать, чтобы само. Он говорит, что я сильно недоедал в детстве. И выровняется у меня всё, но позднее, чем у других. Зато у меня психика — просто непомерно пластичная, так он сказал. Эти все, выродки благородные, нервные очень. Заводятся по любому пустяку. А я, — он фыркнул, — кремень! Мне с ними легко и просто. Настрой ведь перегорает, если психуешь. Тут есть и посильнее меня, но выдержкой я их легко делаю. Психи они недобитые. Как-то Домато их назвал, комок нервов, что ли? Или комок противоречий? А во мне никаких противоречий нет, я — крыса. Просто этой крысе чуть-чуть повезло в жизни. Не очень, конечно, я больше мечтал бы иметь семью, чем статус воспитанника дома Сиби, но пусть хоть что-то. Сумею добром отплатить — отплачу, я бы сдох, если бы не выходили здесь. Я — крыса добрая.

Я смотрел на Леса и понимал, что ему просто бешено то везло, то не везло в его короткой жизни. На эмку мои бойцы притащили его едва живого, оглушённого близким светочастотным ударом, когда не только камни плавятся от излучения, но и мозг кипит, как в микроволновке.

Думали, не выживет — выжил. И после истории с Душкой — выжил. Вот как, спрашивается? Он был практически мёртв, когда я привёз его на «Леденящий».

— А каникулы у вас бывают? — спросил я.

«Старички», что воевали тогда со мной на Аннхелле, тоже хотели посмотреть на подросшего Леса.

— Не знаю пока, мож и бывают. Этим уродам — тоже домой хочется. Может, отпустят когда. Я прилечу, можно?

— Если что — наберёшь меня, пришлю за тобой ребят. Хочешь, есть одно место, где легко устроить тебе каникулы?

— Да я бы просто на корабле. Я и по Келли соскучился.

— Мало он тебя порол?

— Мало, — рассмеялся Лес. — Он же не со зла. Он и показывал мне потом, как что устроено. У тебя на меня времени не хватало. А мы с ним профилактику делали, навигационную машину тестировали. Он никогда не ругал зазря. Да и порол раза три всего. А ты — здорово ругался. Отругаешь, и опять куда-нибудь свалишь, до нового аврала. Лучше бы порол, чесслово. Я же хотел, чтобы меня тоже брали на операции. Я ж не понимал, что нельзя. И ты брал же один раз, да? Ты помнишь? Только меня там тоже все дёргали — чтобы тихо сидел. А чё сидеть? В ваших доспехах — мне вообще никакого риска. Ты бы босой полазил с моё по помойкам. И голодный. Жизнь кидает, блин, как лодочку, с волны на волну…

Лес потихонечку переходил с рафинированного стиля на жаргон. Лес — мальчишка, и Эберхард — тоже мальчишка. Как-нибудь и с ним всё утрясётся.

Да и чего я психую? Все целы, в конце концов. Если бы он кого-то убил, было бы гораздо хуже. Может, это и вывело из себя Дерена. Я же парня на него оставил.

Элиер вывернул на нас из-за угла, и я его не заметил, задумавшись.

И шутливый оклик: «Стоять, бояться», — едва не застал меня врасплох.

А расплох у меня один — схватился за оружие. На «Леденящий» меня уже пускали как есть, набитого, чем положено.

На полдороги сообразил, куда деть дёрнувшуюся руку, достал из кармана скоммунизденные у Энрека квазикристаллы (у него целая россыпь была на столе) и протянул по обломку породы с дорогущими вкраплениями Элиеру и Лесу.

Элиер рассмеялся. Он понял, что я вывернулся.

— Тебя ждёт господин эрцог, — предупредил он. — И господин главный доктор у него.

— С комиссией?

— Нет, комиссия будет отдельно.

Я потрепал Леса по разросшейся шевелюре:

— Если на «Персефону» прилетишь — заставлю стричься!

Лес меня успокоил. Ничего не случится с наследником: да, псих, да, нервная система у него, может, и тонкая. Но если бы Дерен сделал что-то не то, и результат был бы соответственный. А так — парень даже успокоился вроде.

Мне почему-то совсем не хотелось, чтобы дом Аметиста приобрёл такого же чокнутого идиота с покореженной головой, каким был Имэ.

В конце концов, я же спас когда-то Анжелина Энека? Вот и этого «наследника», похоже, тоже спас. И дому Аметиста пора платить мне зарплату.

История семнадцатая. «Монета с медвежьей мордой»

Расположение эскадры Содружества, «Леденящий»

Видно, я здорово «развлёк» Локьё всей этой историей на Асконе. Когда меня проводили в капитанскую «Леденящего», рожа у эрцога дома Сиби была ехидная-приехидная.

— Абэ, провокатор! — обрадовался он, вставая мне навстречу.

Я даже испугался, что Локьё до меня дотронется, как до родственника или друга — так близко к моему виску мелькнула его рука.

Но эрцог всего лишь указал на белые кресла вокруг подковообразного стола в центре огромной каюты.

В одном из кресел уже сидел Домато. Больше в капитанской не было никого.

Дремали, перемигиваясь, контрольные панели, тихонько «звенел» открытый канал связи. Есть у него такой едва уловимый специфический звук, сообщающий, что канал работает. Может, Локьё ждал звонка? Ну, не прослушивал же его кто-то? Не идиот же он, в самом деле.

Капитанская на «Леденящем» была даже больше чем на «Гойе». Здоровенный стол намекал, что тут регулярно проводятся совещания, но в отличие от епархии Абэлиса, где бродили толпы народа, в логове эрцога было как-то даже пустынно. Единственный дежурный завёл меня и сразу ретировался в смежную с капитанской каюту.

Я знал, что Локьё не выносит ни стоящих за спиной, ни сопящих над приборами. Знал, что вызовы он всегда принимает сам, если, конечно, хочет принять. Но я никогда не задумывался, почему у него такие порядки.

А ведь в этом уединении действительно было что-то звериное. Ледяная белизна стен, датчики на пульте, мигающие, как далёкие звезды, и затаившийся в снегах хищник.

Я видел уже внутренним зрением этот образ, когда в первый раз прибыл на «Леденящий». Но тогда он показался мне просто забавной ассоциацией.

К тому же и Дьюп не выносил посторонних. И я привык, что есть вот такая модель поведения, когда командующий предпочитает уединение и лучше к нему лишний раз не лезть.

Но сегодня меня позвали, и я был в своём праве вести себя как умею.

— Абэ-абэ, — сказал я, усаживаясь и раскручиваясь в кресле. Хотелось повалять дурака, но столкнулся с пронизывающим до костей взглядом доктора, и в висках заломило.

Не то чтобы он зла мне пожелал, нет, но это был очень глубокий ментальный контакт, а я за эти сутки опять поспал минут сорок.