Прячьтесь! Будет ограбление!
Шрифт:
– Какая нафиг ловушка для воров?
– Ну, типа волчьей ямы.
– Слушай, Антоша, почему из всех возможных объяснений, ты всегда выбираешь самое безумное?
– Это признак настоящего сценариста. Любой творец обязан мыслить нестандартно.
– Но ты мыслишь как-то подозрительно нестандартно. Может, ты инопланетянин?
– Не смешно, – кинул Шутов.
– Разве? Гоша вот четыре года скрывал свою ориентацию. Вдруг и у тебя есть какая-нибудь тайна? Невротик, боишься вида крови, а сам при этом работаешь в морге. Как так?
– Я ничего не скрывал, – обиделся Покровский,
– Нормальные парни не занимаются балетом и не позируют для журналов в стрингах и с розой в зубах, – парировал Глебов и продолжил с Шутовым: – Так что, Антоша, чего я о тебе не знаю? Может, ты сбежал из дурки?
Голубые глаза за стеклами очков, торчавшими из вырезов маски, забегали по газону.
– Ну... э-э-э...
– Так-так-так, – ухмыльнулся Глебов. – Сегодня прям ночь откровений.
– Да, я лежал в психушке. Всего несколько дней, – нехотя признался Шутов. – Но я оттуда не сбегал. Меня положили в нее по ошибке. Просто в школе все сдавали дурацкий психологический тест, просили нарисовать какую-нибудь хрень... и я нарисовал милого монстрика из хентая, нашу классную, нескольких быдланов-одноклассников и Дед Мороза, которых этот монстр... ну, вы понимаете. Получилось прикольно, только психолог не оценила, и за мной приехали санитары. Эта дура решила, что я маньяк-социопат.
– О как же она была права, – язвительно заметил Глебов.
– Только один вопрос, – произнес Покровский. – Дед Мороз-то тебя чем обидел?
– Да козел он, – буркнул Антон. – Обещал подогнать РПГ и обманул.
Посмеявшись над, как им казалось, шуткой, парни продолжили путь к коттеджу. Достигнув его, они, согнувшись, пробрались вдоль стены, завернули за угол и оказались перед гранитным постаментом крыльца.
Чуть приподнявшись, Глебов заглянул в окно и, никого не увидев в абсолютно темной прихожей, вогнал конец фомки под стеклопакет, готовясь отжать его.
– Серега! – прошипел Покровский. Он стоял приоткрыв входную дверь, из замочной скважины которой торчал ключ. – Здесь открыто!
– Прикольно, – усмехнулся Шутов. – Это дядька что, вообще никого не боится?
Вытерев о коврик ноги, войдя в прихожую и осторожно прикрыв за собой дверь, троица очутилась в абсолютной тьме. Не было видно ни зги.
– У кого фонарик? – шепотом спросил Глебов.
– У тебя, – донесся голос Шутова. – Или у Гоши.
– У меня нету.
– У меня тоже.
– Придурки, я же просил захватить фонарик. Кто влезает в чужой дом без фонаря?
– Вот сам бы и взял его, – кинул из тьмы Шутов.
– Тише вы, не ругайтесь, – попросил Покровский. – У меня есть зажигалка.
Чиркнуло колесико зажигалки, вспыхнул слабый огонек, выхватив из тьмы четыре смотрящих друг на друга лица – три в лыжных масках и четвертое, скрытое под забралом рыцарского шлема с красным плюмажем.
Появление нового действующего лица было столь неожиданным, что парни тихо вскрикнули, а огонек зажигалки погас. Во тьме послышались звуки возни, раздался металлический звон. Спустя секунду снова чиркнула зажигалка, однако голова в шлеме куда-то исчезла.
Дрожащим голосом Глебов спросил:
–
Ч-что э-это было?– Ложная тревога. – Шутов поднял перед собой пустой шлем от стоящего при входе рыцарского доспеха.
– Черт, я чуть не обделался, – выдохнул от облегчения Глебов.
Поползав по меню своего сотового, Покровский зажег встроенный в него фонарик и в ответ на вопросительные взгляды друзей смущенно пожал плечами.
– Я забыл, что у меня телефон с фонарем.
– Ну Гоша, ну соберись, – простонал Глебов.
– Постараюсь, – вяло пообещал тот и, поведя телефоном, осветил прихожую, на стенах которой висели мечи, секиры, булавы и щиты. Из прихожей вверх убегала лестница красного дерево в форме буквы Г, дверной проем вправо вел к застеленной веранде, а в помещении слева располагалась просторная кухня с несколькими приоткрытыми дверьми – в душевую, туалет и сауну.
Водрузив на голову шлем, Шутов поднял забрало и с восхищением заметил:
– Классно. Чтоб я так жил.
– М-да, – завистливо протянул Покровский. – Мне теперь даже захотелось прирезать этого мужика.
– У него кухня, больше чем вся наша хата, – заметил Глебов. – Вот жлоб.
– И эти железяки на стенах... – поддакнул Шутов. – Лучше бы отдал их нам. Мы бы им нашли применение.
Схватив со стены меч, Глебов повесил фомку на крючок для оружия и спросил:
– Где его искать?
– В таких домах спальни обычно наверху, – кивнул на лестницу Шутов и тоже протянул руку к висящей на стене обоюдоострой секире.
– А мне хватит этого, – решил Покровский, схватившись за рукоять гусарской сабли.
За пятьдесят три года, прожитые им на свете, Аркадий Синявкин не раз сталкивался со смертью. В него стреляли из пистолета и автомата, пару раз пыряли ножиком, пытались взорвать гранатой и проломить череп битой, однако он всегда выходил из всех передряг если не целым и невредимым, то отделавшись малой кровью. Но этой ночью он находился к смерти ближе, чем когда-либо еще. И явилась она к нему в довольно странном и, даже можно так выразиться, эксцентричном виде.
Три вполне безобидных и интеллигентных студента в один ряд стояли у изножья его кровати и нервно сжимали в руках меч, секиру и саблю. Двое из них еще как-то могли сойти за безжалостных убийц, ибо были в лыжных масках, но на голове третьего покоился рыцарский шлем, из-под поднятого забрала которого сверкали стекла очков.
Знал бы Аркадий Синявкин, кто именно собирался отправить его на тот свет, он бы никогда и ни за что не поверил, что такое возможно, однако он ничего не знал – раскинув руки, громко храпя, он крепко спал. На прикроватной тумбочке стоял пузырек со снотворным, стакан воды и освещающий спальню мягким светом ночник. Одеяло на широкой двухместной кровати – единственном предмете мебели в комнате – было откинуто в сторону, позволяя троице разглядеть массивное туловище Аркадия, выдающийся вперед, округлый, но не обвислый живот и бугры слегка заплывших жиром мускулов на плечах и руках. Тело мужчины было покрыто множеством синюшных тюремных татуировок, под ними можно было разглядеть несколько шрамов от пулевых и ножевых ранений.