Прячьтесь! Будет ограбление!

Проследив за полетом бесчувственного тела, Покровкий поднялся и задумчиво произнес:

– М-да... И зачем только кормили его таблетками? Нужно было сразу долбануть его по башке.

– Кажется, ты прав, – тяжело дыша, прохрипел Глебов.

– Позвать на помощь придурка?

– Забей. – Глебов дрожащей рукой рукавом свитера отер с лица пот. – Этот кабан слишком тяжелый. Сделаем другую сцену, не будем никуда его поднимать. Иначе таким темпом мы скоро замучаем его до смерти.

Покровский кивнул.

– Правильно. Мне уже тоже жалко этого мужика. Чего мы с ним только не творили. А ведь это еще начало.

– Тогда понесли его в ванную. Замутим сцену убийства в душевой.

Волоком дотащив тело Синявкина до ванной, парни, отодвинув дверцу душевой, запихали его в кабинку, оставив торчать ноги в спортивках наружу.

Критично оценив результат их трудов, Покровский констатировал:

– Немного неправдоподобно.

– Надо его раздеть.

– Совсем или до трусов?

– А ты видел людей, которые принимают душ в трусах? – удивился Глебов.

– Мне как-то не хочется видеть голых мужиков, – признался Покровский.

Глебов иронично покосился на друга.

– А... ну да... совсем забыл, что у тебя с этим проблема.

– Надоел, – надулся Покровский. Присев на корточки, он схватился за низ штанин Синявкина и одним рывком стянул их.

– А у тебя хорошо получается раздевать мужчин, – ухмыльнулся Глебов. – Сразу видно профессионала.

Отбросив спортивки, решив спустить колкость, Покровский распрямился.

– Так нормально. Теперь можно подумать, что мы налетели и прибили его, когда он еще не успел раздеться.

– Как-то не очень. – Сложив большие и указательные пальцы квадратиком, Глебов через них, прищурив один глаз, взглянул на тело банкира, оценив его положение с точки зрения режиссера. – Ну да, композиция не слишком удачная. Давай лучше сделаем так...

Вытащив Синявкина из кабинки, они перевернули его на бок, прислонив спиной к стенке кабинке. Голова банкира легла на его вытянутую руку, а для завершения образа трупа Глебов открыл ему рот и вытащил наружу язык.

Встав, он снова сквозь сложенный из пальцев квадрат оценил будущий кадр и с удовлетворением кивнул:

– Уже лучше.

– Ты прав, Серега. Смотрится удачней.

В Глебове окончательно проснулся режиссер, и, немного подумав, он заявил:

– Можно сделать еще лучше. Перекладываем его...

Закрыв дверцу душевой, они посадили Синявкина спиной к ней. Его голова тут же упала на грудь, а руки плетьми повисли вдоль тела. Раздвинув ноги банкира пошире, Глебов констатировал:

– Вот теперь он выглядит как самый настоящий трупак.

– Да, согласен.

– Но можно попробовать...

– Может, успокоишься уже, а? – взмолился Покровский. – Хватит играть в тетрис с его телом.

– Извини, увлекся, – нехотя подавил в себе творческие порывы Глебов. – Остановимся на этой композиции. Пошли делать кровь и раны.

Кровь пришлось делать из нашедшихся в холодильнике и ящиках кухни ингредиентов. Выжав из помидоров сок, процедив его сквозь сито, разбавив водой, налив в него сиропа и крахмалом доведя получившуюся в большой кастрюле жидкость до нужной костистенции, парни получили целых три литра вполне реалистичной, но немного бледноватой крови. Условившись придать ей нужный цвет с помощью фотошопа, они сбегали до машины, где в багажнике хранилось все необходимое для создания реалистичных ран и трупа – тюбик латексного клея и косметичка.

Размазав полоски клея по шее, груди и рукам Синявкина и дав ему подсохнуть, они прорезали их посередине и закатали края. Замазав клей тушью телесного цвета, они щедро покрыли прорезанные промежутки бутафорской кровью и в результате получили воспалившиеся резаные раны – одна, самая длинная, на горле, и несколько на груди, животе и руках. Используя косметичку, они придали лицу Аркадия подобающую мертвецу бледность, а губам – синюшность. Сделав подтеки крови из ран, они разлили вокруг «трупа» кровь и придирчиво оглядели свое творение.

Макнув палец в кастрюлю, которую он держал прижатой к груди, Гоша засунул его в рот и подытожил:

– А прикольно получилось. Прям настоящий покойник.

– Не зря же мы целый месяц снимали наш фильм, – кивнул Глебов. – Хотя бы научились делать нормальные раны и кровь. – Он протянул раскрытую ладонь. – Давай фотик. И хватит жрать кровь. Она еще может понадобиться.

Подняв взгляд к потолку, Покровский заметил:

– Кстати, придурок чего-то притих.

– Естественно, он уже полчаса долбит топором по стене. Он у нас ни разу не спортсмен. Выдохся, наверное.

Но стоило сказать это, как со второго этажа вновь донеслись звуки ударов.

– Упорный гад, – невольно восхитился Глебов.

– Не, просто жадный, – поправил друга Гоша.

– Надеюсь, он не надорвется. Ему еще помогать тащить до машины этого, – Глебов легонько пнул ногу Синявкина, – бегемота. Ладно, давай делать фотки. Попробуем убрать недостатки грима правильным светом. Неси сюда все лампы, какие найдешь в доме.

Отыскав пару настольных ламп и как следует оформив «место преступление» правильным светом – чтобы кровь казалась темнее и гуще, а «покойник», наоборот, бледнее – парни приступили к съемке. Гоняя Гошу туда-сюда, вооруженного оторванной от дверцы шкафчика зеркалом, и заставляя его получше освещать то одну, то другую часть тела Синявкина, Глебов нащелкал порядка сотни снимков, прежде чем решил, что этого будет достаточно и что с десяток фоток точно получились как надо.

Закончив сбор доказательств для Давыдова, они пожелали сделать несколько фоток на память о настолько нетривиальной ночи, и несколько следующих фотографий запечатлели: Гошу, с улыбкой сидящего обнимку с «трупом», Гошу с секирой, будто бы готовящегося отрубить Синявкину голову, Гошу, вооруженного мечом, который стоял рядом с «трупом», поставив ему на плечо ногу...