Прячтесь! Будет ограбление!

Глава 4

Чтобы никто не сумел дотянуться до будильника и вырубить его, он по традиции располагался в центре комнаты на полу. В это утро он был заведен на восемь часов, но после ночных похождений единственным, кто проснулся от звонка, был Сергей.

Зевая, Глебов, спавший на раскладушке, откинул одеяло в сторону и некоторое время просто лежал, уставившись в потолок и пытаясь окончательно проснуться. Сделав над собой усилие, он сел и толкнул ногой раскладушку с храпевшим рядом Покровским.

— Подъем! — крикнул Сергей Антону, спавшему на кровати в другом конце комнаты. От его крика открыл глаза Гоша, однако Шутов лишь промычал что-то невнятное и, перевернувшись на другой бок, продолжил спать. Из-под одеяла торчала лишь его голова в ночном колпаке.

— Надо так, — сказал Покровский, взял свою подушку и запульнул ее в Антона.

Попадание оказалось точным — всхрапнув, Шутов мгновенно сел, откинув одеяло. Спал он в пижаме, украшенной розовыми слониками.

Поставив ноги на пол, он с закрытыми глазами быстро и громко сказал:

— Летите на Юг, сиськи! Теперь вы свободны! — Открыл глаза, осмотрелся и зевнул. — А, что? Уже пора вставать?

— Боже, мне даже страшно представить, что творится у тебя в голове, — признался Покровский.

— А в чем дело? Ладно, неважно. — Преисполнившись возбуждения, Шутов стянул с головы колпак. — Парни, я всё понял! Он мне всё рассказал!

— Кто? — одеваясь, спросил Глебов.

— Иисус! Иисус посоветовал мне, как снять наш фильм!

— Эй-эй, притормози, — забеспокоился Сергей. — У тебя что, опять припадок?

— Да, что с ним такое? — Гоша встревоженно посмотрел на друга. — Опять гиперактивность? Или неврастения?

— Заткнитесь и слушайте! — раздраженно рявкнул Шутов.

— Повышенная раздражительность. Похоже, неврастения, — констатировал Глебов.

— Сами вы больные. Со мной — полный порядок. Просто у меня есть такая идея. Такая идея… — Антон принялся потирать ладони, хитро ухмыляясь. — Смотрите, парни. Мы можем пытаться снять что угодно, но на фильм нам по-любому нужны деньги. Много денег. Чем больше, тем лучше. Столько, сколько нам никогда не заработать. Можно, конечно, продать Гошину почку, но он вряд ли согласится. И нам всё равно может не хватить. Поэтому гораздо проще взять их там, где их много.

— Кредит, что ли? — уточнил Глебов. — Брось. Я бы давно оформил на себя кредит, если бы мог. Но мы как бы приезжие, нам никто его не даст.

Шутов презрительно фыркнул.

— Какой нафиг кредит? Всё гораздо проще — нам нужно пойти на ограбление.

С самодовольным выражением лица он уставился на друзей, ожидая слов благодарности и восхищения. Но те, замерев было, переглянулись и продолжили одеваться.

— Эй, парни, да вы чего? Вы слышите, что я вам говорю?

Глебов заглянул под раскладушку.

— Гоша, ты не видел мои носки?

— Да вон они — висят на подоконнике.

— А, точно, спасибо. Только как они здесь оказались? Я их вешал на стул.

Гоша пожал плечами.

— Да я откуда знаю? Может, наш лунатик опять ходил по ночам и перевесил их.

Шутов принялся расстегивать пижаму.

— Я не лунатик. Я не стану ходить во сне. Особенно, чтобы перевесить чьи-то грязные носки.

— Точно? — усмехнулся Глебов. — А как же пару лет назад? — Он вытянул перед собой руки и, подражая неуклюжей походке зомби, принялся расхаживать по комнате. — Земля, прием. Земля, передает Аполлон двенадцать. Погода на Луне — просто шикарная, но моросит мелкий дождик.

Покраснев, Шутов пробормотал:

— Ничего подобного. Я просто тогда немного перепил и заснул в туалете.

— Перепил? — переспросил Глебов, перестав дурачиться. — Чувак, пока мы тебя заталкивали в туалет, ты внятно и четко кричал, что на тебя нападают инопланетяне, а потом ты два часа пел оперы на итальянском языке. Без акцента! И пел профессионально! Мы тут с Гошей чуть не обделались от страха. Даже соседи приходили в три ночи, спрашивали, что у нас здесь за Пласидо Доминго разорался. И да, они даже попросили твой автограф.

— Да не было такого! — вспылил Шутов. — Меня не учили петь. Я только на баяне играю. И я не знаю иностранных языков!

— Ты просто не помнишь, — заявил Гоша.

* * *

Сидя на кухне за столом, троица, позавтракав, пила чай.

— Не, я серьезно, — вещал Шутов. — Вы подумайте. У нас появятся деньги на наш фильм. И мы приобретем бесценный криминальный опыт. Он нам обязательно пригодится для нашего фильма. Покорим зрителей реализмом.

Глотнув чая, Глебов признался:

— Знаешь, Антоша, меня несколько напрягает бонус с виде тюремного опыта.

— Всё будет хорошо, доверься мне и моему плану.

— Тебе? Нет, никогда!

Насупившись, рыжий обвел друзей взглядом.

— Парни, мы обязаны сделать это. Докажите, что вы по настоящему преданы кино и нашей мечте.

В ответ — никакой реакции.

— Решайся, — продолжил нседать Шутов. — С нами будешь ты и Гоша. Вон, посмотри, какой он здоровый. Если что-нибудь пойдет не так, он всегда может применить силу. Он вырубит кого угодно. Спортсмен ведь.

Вздернув подбородок и выпятив грудь, Покровский сказал:

— Да, я спортсмен.

— Угу, спортсмен, — промычал Глебов. — Антоша, очнись. Он занимался бальными танцами, он не способен ударить человека. Он только ногами прикольно машет, и всё. Как он кого-нибудь вырубит? Станцует перед ним Лебединое озеро и рассмешит до упаду?

— Я изучал приемы из единоборств для нашего фильма, — обиделся Покровский. — А форму я набрал на танцах. По телосложению я ничем не отличаюсь от мастера боевых искусств.

— Что ты несешь, придурок? Если бы ты набрал свою форму занимаясь карате — это одно, а ты ходил на танцы. Черт, даже не на какие-нибудь хип-хоп танцы, а на бальные! Бальные! Бальные!!! Ты понимаешь разницу между бальными танцами и карате, брутальный ты наш?

— Я бы с радостью записался на карате, — проворчал Покровский. — Просто мой препод по актерскому мастерству сказал, что я должен заниматься танцами, чтобы стать пластичным. Но примы-то я всё равно знаю.

— Только применять их не умеешь. И боишься.