Пряди о Боре Законнике

Торн махнул рукой и сказал, чтобы мы двигались следом за ним.

У Ползунов был небольшой домик. Большая его часть была завалена какими-то свитками, книгами и прочей тому подобной ерундой.

Почему «ерундой»? Да только лишь потому, что я не поклонник пыльных библиотек.

Ползуны выслушали и меня, и Торна. Мне показалось, что они были не очень довольны предстоящим соседством. Но меж тем эта гибберлингская семейка согласилась дать нам временный приют.

— Моя… моя… жена, — начал я говорить, вдруг запнувшись на том, какой статус имеет Стояна, — беременна. У нас был длинный переход, и потому могу ли я просить…

Ползуны поняли без дальнейших слов и проводили Стояну к лежанке. Затем они накрыли стол и предложили поесть.

Я вдруг понял, насколько за эти дни изголодался. Стояна, конечно, захватила в дорогу кое-каких припасов, но они кончились к вечеру второго дня нашего пути.

Горячая рыбная похлёбка приятно обожгла пищевод. Через некоторое время это же приятное тепло разошлось уже и по всему телу, а с ним хлынула и усталость.

Я зевнул, вытер замусоленным рукавом акетона рот и оперся спиной о стену. Здесь, в доме Ползунов, сильно пахло хвоей.

— Позвольте вопрос, — обратился я к Ползунам, едва только утолил голод. Вообще-то разговаривать было лень, но просто набить живот и завалится спать — думаю, что это дурной тон. — Торн говорил о «зимней ночи». Что он имел в виду?

Старший из «ростка» погладил куцую бородку и, хитровато улыбаясь, проговорил:

— Наступают двенадцать священных ночей.

Н-да, много объяснил. За что не люблю книгочеев, так это за их заумность.

— Это… праздник? — вновь подал я голос.

— Можно и так сказать.

Гибберлинг кивнул себе за спину. И тут я обратил внимание, на снопы из веток сосны, висевших на стене. Вот откуда этот хвойный запах.

Эти странные «венки» висели и возле входа, и недалеко от лежанки. Все они были перевязаны толстой бечёвкой, но столь искусно, даже можно сказать «с любовью».

— …пути Судьбы нашего народа, — послышался голос одного из Ползунов, начало речи которого, я пропусти мимо ушей, — приведут нас к лету, к жизни. Мы переживём тёмную зиму, и солнце вновь засияет на небосклоне.

Гибберлинг говорил нудным поучительным тоном, который так мне не нравился.

— А ветки тут причём? — спросила Стояна.

— Древо. Это его символ.

Я не стал больше ничего спрашивать, но Ползуны уже «разошлись» и стали сами рассказывать.

— На Исе было немало лесов. Но среди всех деревьев было одно такое, что не страшилось, ни холода, ни жары. Подобного ему не росло ни на одной из земель Сарнаута, — поясняли нам Ползуны. — Вышиной оно было до самого неба. Громадная крона…

Гибберлинги стали пытаться изобразить её руками.

— Оно имело очень толстую красно-коричневую кору…

Ползуны вдруг замолчали, пустившись в размышления.

Я знал, что никто из нынешних поколений, да и из предыдущих, в глаза не видывал Древа. Сохранились лишь его редкие описания в древних «прядях».

— Завтра из леса принесут самую высокую сосну, — продолжали рассказывать старший из «ростка». — Она, конечно, совсем не похожа на наше Великое Древо, но это как бы символ… Понимаете?

Я кивнул. Хотя уставший мозг уже ничего не хотел понимать. Мы переглянулись со Стояной. Было видно, что она тоже подустала. А ну считай: переход от Голубого озера до города неблизкий, снега навалило по пояс, да ещё интересное положение. Тут и здоровый мужик с ног будет валиться.

И всё же моя Стояна крепкая девчушка.

Мне вдруг вспомнилась та заминка со словом «жена». Стало стыдно, что я не смог его с первого раза выговорить.

Как думаешь, Бор, Стояна заметила ту ситуацию? А?

— Раньше, на Исе, мы приносили в эти двенадцать ночей жертвы, — гибберлинги неожиданно запнулись. Их переглядывание навело меня на мысль о том, что в качестве жертв использовали, наверное, соплеменников. — Сейчас же на ветках дерева развешивают просто украшения…

— А до этого? В древние времена? — лениво спрашивал я.

Ползуны вздохнули и уже отвечали не очень бодро:

— Внутренности. Наши предки развешивали внутренности своих жертв. Ствол и ветви обмазывались их кровью…

— Ничего себе!

Гибберлинги окончательно замолчали. Судя по всему, они уже перехотели делиться со мной рассказами о старых традициях.

Я пошёл спать и, не раздеваясь, свалился на широкую лежанку. Стояна присела рядом. Её холодная ладошка прошлась по моему лбу, отбрасывая в сторону пряди волос.

Веки становились тяжелее, мысли медленнее. Я даже не заметил, как провалился в глубокий сон…

Встал сам. Рядом спала Стояна. Я осторожно прикрыл её теплой шкурой и поднялся. В доме кроме нас с друидкой никого не было. Быстро натянув сапоги, я вышел наружу.

Сегодняшнее утреннее небо было чуть светлее обычного, но солнце по-прежнему не всходило. И, если верить гибберлингам, здесь, на Новой Земле, оно ещё долго не появится над горизонтом. Таковы тут зимние дни.

Вернувшись в дом, я порылся по сусекам, пытаясь найти чего поесть. В этот момент в дом вошли Ползуны. Глухо поздоровавшись, они сообщили, что Старейшина уже прибыл из Новограда.

— Он меня ждёт? — спросил я.

— Мы говорили с ним, — это всё, что ответили Ползуны.

Они устало присели за стол и как-то растеряно стали поглядывать по сторонам.

— Что произошло? — мой вопрос разбудил Стояну.

Она резко села на лежанке и огляделась.

— Много чего, — ответил средний брат. — Скоро сюда придёт Торн со своими вояками. Они проводят тебя к Фродди.

— Только лишь меня?

— Да. Твоя жена останется тут… Пока.

Я почувствовал что-то недоброе. Но Вороны на мой запрос ответили, что всё в порядке и волноваться не стоит.

— Ага! — буркнул я им. — Как с Голубем?

Клинки недовольно «зашипели» и вдруг стали сетовать на то, что давно «не ели».