Прямо за углом

И теперь тяжелый валун врос в холм на окраине тропы, спрятался во мху, сделал вид, что был здесь всегда. Родился здесь. Не знал другого мира.

Мне бы его способность приспосабливаться.

Теперь не валун лежал у тропы, а тропа пролегала рядом с валуном.

* * *

Слепой наклонился, встал на одно колено у камня. Безжалостно содрал мох с макушки валуна, — меня аж передернуло оттого, как в мгновение оказалась уничтоженной работа мха за несколько лет. Ударил сталью о камень и прислушался.

Ударил еще и снова прислушался.

Я лично не слышал ничего. Даже шелеста листвы, не то, чтобы какого-то звона от камня. Понятно было, что Слепой пытается создать здесь миниатюрную версию колокола, но эффект был явно слабее.

Но, оказалось, Слепому хватило и этого.

— Тут есть пещера. Мне говорили, но надо было проверить. — Он указал на дуб. — Надо выворотить пару камней под корнем. Ее чувствовали и до меня, но никто не проверял, не было нужды. Вроде, ведет в ближней опоре моста. Там свежий обвал.

Пещера — это конечно Слепому напели. Когда мы оттащили камни, под корнем открылся крохотный лаз. Мне не хотелось засовывать туда даже голову, не то, чтобы залезать.

Слепой чувствовал нашу неуверенность:

— Вариантов нет. — Почему-то он повернулся назад, на тропу, по которой мы шли, прислушиваясь. — Мы не отсидимся здесь. Не туман, так что-нибудь другое.

Я впервые услышал неуверенность в голове слепца, когда он изучал тропу позади.

— Что — другое? — Даже гвардеец не понял земляка. Вслед за Слепым он посмотрел на тропу на гребне, но, насколько хватало взгляда — там ничего не было.

— Я не знаю, — Слепой указал на лаз. — Что-то чужое. Эта наш единственный путь, и время не ждет.

Мы как-то не планировали бродить в темноте, задача была добраться до моста засветло — или погибнуть пытаясь.

Как же я ненавижу темноту и пещеры. На этот раз все усугублялось теснотой.

Слепой продирался впереди, пробивал дорогу. Я залез вслед за ним, ужом ввинчиваясь в нору, то выдирая какие-то корни, которые висели со всех сторон, то — что случалось чаще — корни вырывали клочья моей одежды.

Уно позади замешкался, и лишь когда я забрался в лаз полностью, с ногами, крикнул нам вниз:

— Мне никак, не пролезу. — Уно действительно был здоровым, как и большинство гвардейцев города. Хлипким я себя не считал, но и в росте, и в габаритах уступал ему значительно.

— Прикрою. Проход слегка завалю обратно. Если туман позволит, свидимся.

Я его почти и не слышал, продираясь глубже вслед за слепцом. Если бы не его чуткий слух, я бы сказал, что мой ведущий гвардейца не мог услышать совсем.

Я вспомнил о полной темноте червоточины другого мира, когда Уно завалил проход. До этого какой-то остаточный свет еще доходил до моих глаз, теперь же темнота сомкнулась окончательно.

Слепой что-то сказал, но я услышал лишь его бормотание, не больше. Он пробирался вперед, и пока нигде не застрял — и этого мне было достаточно.

Это лаз не был полноценной пещерой. Насколько я мог судить, скорее это было ущелье, словно холм перед мостом попытался развалиться надвое, а затем передумал. Не просто передумал, а засыпал все обратно. Кое-где земля не засыпала все полностью, то ли из-за корней того самого дуба, то ли еще почему, и этой оставшейся щелью мы и пытались воспользоваться.

Эта дорога была в один конец. Первые несколько метров я вообще удивлялся, что удается двигаться, затем, когда мы забрались поглубже, стало чуть попросторней, но о том, чтобы здесь развернуться — не было и речи. Я наощупь выдирал какие-то корни перед собой, за некоторые наоборот — хватался, чтобы протащить себя вперед еще чуть-чуть. Сильно помогало то, что слепец впереди уже торил дорогу, я немного побольше него, и думаю, если бы пополз первым вообще бы застрял.

Очень скоро я потерял счет времени, и снова вспомнил червоточину, в которой время для меня вообще перестало существовать. Наверное, впервые задумался, не лучше ли было оказаться сейчас там, чем здесь.

Там хотя бы было пространство вокруг, и я не был зажат со всех сторон.

Я наткнулся рукой на ногу слепца. Судя по его движениям, он пытался раскопать проход перед собой. Странно, мне казалось, что лаз слегка даже расширяется. Скорее всего, Слепой наткнулся на препятствие.

Как только мы остановились, сразу стало казаться, что воздуха не хватает, душно, и на меня накатил страх удушья. Заняться все равно было нечем, и я, изображая крупного червяка, начал чистить стенки вокруг себя, сдирая с них все, что можно было содрать и неуклюже выталкивая землю, редкие теперь корни, и камешки назад.

Слепой опять что-то сказал, но я снова не услышал, но счел правильным одобряюще похлопать его по пятке. Пятка слегка дернулась, словно Слепой был раздражен.

— Что может расстроить человека в таком чудесном месте? — вслух сказал я. Воздух действительно становился все более спертым.

Как ни странно, мой ответ Слепого удовлетворил, не знаю уж, услышал ли он его, или просто успокоился от звука моего голоса. Он продолжил копаться впереди. И дал мне возможность навести уют у меня. За недолгое время я обкопал себя вокруг настолько, что мог бы, при желании, даже покрутиться вокруг своей оси. Не то, чтобы это желание у меня возникало.

Правда, красоту моей темной берлоги портило то, что напарник периодически, также как и я, выталкивал грунт ногами — только этот грунт собирался вокруг моей головы. Я отгребал его, сначала под себя, потом животом, руками, боками, бедрами назад, а в конце выталкивал еще дальше ногами.

Пришлось остановиться после того, как пару раз на меня осыпалась земля сверху. Несильно, но кто предупрежден — тот вооружен. Не хотелось обрушить на себя весь холм.

Как раз в это время Слепой вновь пополз вперед. Мне показалось даже, что воздух посвежел, хотя скорее это было лишь самообманом.

Пробравшись на корпус вперед, я понял, что был прав — Слепой уперся в камень. Я ощупал валун. Сначала ведущий пытался обойти его сверху, потом снизу, и лишь затем обошел его с одного из боков, который оказался ближе. Этот валун сильно нас задержал, но все же мы были живы.

Лаз начал мне нравиться. Компенсируя возможную клаустрофобию, мозг переработал ее в образ уютной колыбели, и некий аналог младенца, которого туго перепеленали. Тут можно было в любой момент остановиться, отдохнуть, и для этого не надо были ни вставать, ни ложиться — все под рукой, тепло, защита из пеленок-земли вокруг.