Прямо за углом
Шрифт:
Но я точно знаю, что если меня перебрасывает в новое место, то я могу погибнуть. Мироздание не искало для меня райские кущи. Скорее, оно действовало наугад, как плохо обученная нейросеть, просто тыкаясь во все стороны и пытаясь оптимизировать переброски.
Или даже и не пытаясь. Просто швыряя меня в неизвестность.
Собственная гибель в новом мире редко бывает безболезненной. Поэтому я радовался, что после прыжка приходил в себя не сразу, а только через какое-то время. Может — десятки секунд, может, минуты, но не сразу. Я это чувствовал. Возможно, это и был защитный механизм, позволяющий мне не воспринимать
Так что сейчас я радовался тому, что меня манил знакомый мне мир.
Там я хотя бы мог дышать.
Холодный камень, на котором я лежал, очень резко контрастировал с теплым и мягким кожаным сиденьем автомобиля. Хорошо еще, что между камнем и мной находилась оставленная при последнем исчезновении одежда. Да и температура в этих местах всегда вполне приемлемая.
Но лучше было все-таки подняться.
Я присел, не открывая глаза, лишь инстинктивно выставив руку вперед.
Я знал, где должен оказаться. Точно там же, в том же месте, из которого и покинул этот мир в последний раз. В уютной крохотной пещерке на уровне средних туманов. В месте, которое вряд ли кто сумеет обнаружить случайно, но которого несложно достичь, если знаешь дорогу.
Таких пещер на склонах холма было множество. Я занял лишь одну из них.
Ненавижу темноту и пещеры.
В этом мире, дополнительно, бонусом, я ненавижу еще и туман.
I. Интерлюдия. Червоточина во мраке
Я живу в четырех мирах, но это не означает, что я бывал только в них.
Это лишь значит, что в этих мирах я сумел выжить.
Есть некая пауза между исчезновением в одном месте и появлением в другом. Небольшая, но достаточно существенная, чтобы я ее чувствовал. Не знаю как, но я ощущаю такие вещи.
Поначалу я принимал эту паузу как время, которое вселенная транжирит на мое перемещение. Но это было тогда, когда я еще верил, что вселенная ко мне добра, и я появляюсь только там, где можно жить. В милых уютных мирах, населенных людьми.
Ни то ни другое не было верным.
С каждым новым прыжком все становилось запутанней.
В том мире я очнулся в полной темноте. В чем-то, что можно было назвать пещерой, хотя скорее это напоминало овальный тоннель. Постоянно изгибающийся, то поднимающийся — но никогда достаточно высоко, чтобы достичь поверхности, то уходящий вниз.
Я так и не узнал, есть ли в этом месте поверхность вообще. Первые часы я просто шел вперед, надеясь, что скоро тоннель-пещера меня куда-нибудь выведет. Даже не шел — карабкался, иногда опускаясь на четвереньки. Света не было совсем, даже намека на него. В любой момент можно было уткнуться во что-то.
Больше всего я боялся выбить себе глаз. Смешно, правда? В мире, где не видно не зги, беречь глаза. Но я боялся удариться о что-то впереди, поэтому вытягивал руки вперед, шаря в темноте. Иногда опускался на четвереньки. Ничего не помогало. Темнота была полная, и любые попытки хоть что-то разглядеть оказывались бесплодными.
Волей-неволей через пару часов мне пришлось остановиться и начать думать. Я все время ощупывал стены своего тоннеля, словно сканируя его руками. Это был тоннель, с достаточно гладкими стенами, расширяющийся
на уровне моей макушки до максимума и, я мог лишь предполагать, смыкающийся надо мной метрах в четырех, может чуть меньше.Допрыгнуть до центра потолка я не мог. В темноте все что бы я ни решал о своем окружении — было лишь предположением. Сверху не дуло, вообще ниоткуда не сквозило, хотя воздух был пригоден для дыхания, и какая-то вентиляция в этой пещере была, но совсем незаметная. Волей-неволей приходилось предполагать, что это тоннель, полностью замкнутый по окружности на условном срезе.
Больше всего все это походило на работу какого-то гигантского червя, вырабатывающего породу и пробивающего себе путь куда-то к своей цели. Сначала это предположение пугало.
Достаточно скоро я уже мечтал встретиться с хозяином этих пещер, даже если это и был червь.
В любой новый мир я приходил голым. И вот эта картина — голый человек, в темноте, в какой-то пещере, выхода из которой он не знает, без оружия, без еды, без воды.
Скоро жажда перешла на первое место моих проблем, отодвинув темноту на второе. И тут мне повезло, наверное, единственный раз в этом мире. Температура в тоннеле колебалась, с каким-то весьма коротким циклом буквально в часы. Колебалась недостаточно сильно, чтобы я загнулся от жары или от холода, но достаточно, чтобы в очередной раз, когда воздух начал нагреваться, мелкие капли начала оседать на остывшем камне и даже скатываться вниз. До ручья на дне пещеры не дошло, но утолить жажду я смог.
Для этого пришлось лишь ползти с высунутым языком по дну, собирая всю воду, что была внизу. И я полз, пытаясь отодвинуть жажду, полз до тех пор, пока губы и язык не начали скоблить сухой уже камень.
Так повторялось каждые несколько часов. Счет времени, и даже его ритм я давно потерял. Невозможно было следить за временем в полной темноте.
Голод пришел позже. До этого я успел понять, что тоннель не имеет ответвлений, или они маловероятны — в полной темноте я мог что-то и пропустить. Я перестал спешить вперед, шел медленно и размеренно, в определенном ритме падая на пол и собирая несколько глотков воды каждый цикл.
Голова работала плохо, но, в отсутствие других развлечений, мозг постоянно генерировал новые идеи для побега. Я исследовал стены, пол, пытался допрыгнуть до потолка. Часто-часто моргал, пробуя уловить хоть искру света. Останавливался и прислушивался, стараясь уловить хоть какие-то звуки.
Не было ничего, практически полная сенсорная депривация. Спасали лишь тактильные ощущения. Голые ступни шлепали по камню почти беззвучно. Эха не было. Иногда я стучал кулаком по стене, и та откликалась глухо, доказывая мне, что я еще не оглох.
Мир без звуков и света.
Сначала голод еще больше мешал думать, путал мысли. Затем, наоборот, голова прояснилась. Держась определенного ритма, идя вперед, все время в одну сторону, периодически утоляя жажду, рано поздно я мог куда-то прийти.
Или, мне надо было лишь пройти полчаса в другом направлении от точки, где я проявился в этом мире, и там меня бы ждал выход? Эту мысль я отгонял дальше всех остальных.
Наверное, я продержался бы с неделю, прежде чем ослабеть настолько, что не смог бы больше двигаться. Сидеть на месте или метаться из стороны в сторону точно бы не было вариантом.